Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

Германию. По этим причинам предприниматели видели в соглашениях о сверхурочной посменной работе в горной промышленности, которые они заключили с профсоюзами в феврале 1920 г. и в августе 1922 г., только первый шаг на пути всеобщего возвращения к более продолжительному рабочему дню.

Гуго Штиннес, использовавший инфляцию для создания настоящей индустриальной империи, наглядно продемонстрировал осенью 1922 г. как при решении репарационного вопроса, так и вопроса о продолжительности рабочего дня, насколько с момента революции снова выросли самосознание и политический вес лагеря промышленников. В начале сентября он заключил с французским промышленником, бароном Жаном де Люберзаком соглашение о материальных поставках, которое значительно выходило за рамки достигнутых годом ранее в Висбадене соглашений между Ратенау и Лушером. Новый договор был для концерна Штиннеса прибыльной сделкой. Но он имел преимущества и для рейха, поскольку осуществленные поставки засчитывались в счет выплаты репараций. Но и Штиннес со своей «частной» внешней политикой не мог добиться принципиального изменения французской позиции: Франция продолжала настаивать на том, чтобы при необходимости военной силой вынудить Германию к выполнению ее репарационных обязательств{181}. Свои представления об экономической стабилизации Штиннес изложил сначала в конце октября американскому послу Хоутону, а потом, как нарочно, 9 ноября 1922 г., в четвертую годовщину революции, развил перед Имперским экономическим советом. К ключевым пунктам относилось требование, согласно которому рабочие должны были в течение 10–15 лет ежедневно работать на два часа дольше, и при этом не рассчитывать на какое-либо особое увеличение заработной платы. Забастовки на «жизненно важных» предприятиях должны были быть запрещены нас срок не менее пяти лет и преследоваться как уголовно наказуемые деяния. Таким образом, для Гуго Штиннеса стабилизация означала прежде всего сверхурочную работу и приучение рабочего класса к дисциплине. Ни имперское правительство, ни собственная партия Штиннеса — ДФП, ни Имперский союз немецкой промышленности не могли отождествлять себя с этой программой. Однако уже в конце 1922 г. горнопромышленники, согласовав свои действия с имперским министерством труда, начали снижать зарплаты горняков. Так, экономическая катастрофа, начавшаяся с гиперинфляции, стала акушеркой того варианта стабилизации, о котором уже долгое время мечтали прежде всего промышленники: принципиальная ревизия всех тех уступок рабочему классу, на которые революция 1918–1919 гг. вынудила пойти предпринимателей{182}.

У профсоюзов, социал-демократов и коммунистов предложения Штиннеса вызвали бурю возмущения. Поскольку Штиннес являлся обладателем мандата депутата рейхстага от Немецкой народной партии, его высказывания могли быть расценены как признак того, что крыло ДФП, представлявшее интересы тяжелой индустрии, будет сопротивляться образованию Большой коалиции, переговоры о создании которой снова начались в конце октября 1922 г. по предложению Вирта. Центр и ДДП были заинтересованы в таком расширении правящего союза уже потому, что коалиция после объединения СДПГ и НСДПГ существенно «полевела». Со своей стороны ДФП уже выполнила одно из важных предварительных условий для вхождения в состав правительства: по настоянию Штреземана 24 октября Народная партия позаботилась о том, чтобы рейхстаг требуемым большинством в две трети голосов принял решение о продлении легислатуры рейхспрезидента Фридриха Эберта (формально все еще временного главы государства) до 30 июня 1925 г. Тем самым отпала необходимость процедуры прямых выборов президента, намеченных на начало декабря 1922 г., чего обе либеральные партии хотели избежать ради сохранения внутреннего мира. 26 октября Вирту в ходе консультаций с участием лидеров правящих партий и ДФП удалось добиться создания комиссии, которая должна была выработать совместную платформу для принятия предстоящих хозяйственно-политических решений, в первую очередь по репарационному вопросу. От ДФП в эту комиссию вошел один из создателей ЦАГ в ноябре 1918 г., представитель электропромышленности Ганс фон Роймер, а от СДПГ — Рудольф Гильфердинг, приобретший с момента публикации в 1910 г. своей книги «Финансовый капитал» всемирную славу одного из ведущих марксистских теоретиков. Еще до сентября 1922 г. он был членом НСДПГ.

Для работы комиссии большое значение имело то обстоятельство, что в начале ноября в Берлине находилась международная группа экспертов, приглашенная имперским правительством, задачей которой было консультирование по репарационному вопросу. В эту группу также входил английский экономист Джон Мейнард Кейнс, который с момента публикации в 1922 г. своего труда о последствиях Версальского договора стал известен как критик системы репараций. Кейнс и другие эксперты, разделявшие его образ мыслей, как, например, шведский специалист по финансам Густав Кассель, расценивали новое урегулирование репарационного вопроса как неизбежное, однако подчеркивали, что рейхсбанк, ввиду того, что он все еще располагает большими золотыми резервами, в состоянии эффективно участвовать в комплексе мер по укреплению марки. В этом пункте Кейнс и Кассель пришли к выводу, который был диаметрально противоположен линии рейхсбанка и тяжелой промышленности, зато полностью совпадал со взглядами социал-демократов.

Имперское правительство, тем временем убежденное в том, что ему больше не удастся избежать вынесения конкретных предложений по разрешению репарационного вопроса, в своей ноте союзнической репарационной комиссии от 4 ноября присоединилось к экспертному мнению Кейнса и его коллег, хотя сначала в очень общей форме и без какого-либо указания на то, что рейхсбанк должен принять участие в мероприятиях по поддержанию марки. Зато межфракционная комиссия пошла гораздо дальше. Она выработала соглашение о необходимости ряда экономических и финансово-политических мер, которое послужило имперскому правительству основой для его очередной репарационной ноты от 13 ноября 1922 г. Среди прочего комиссия внесла предложение о сокращении государственных расходов и повышении доходов, что должно было привести к выравниванию бюджета, а также выступила с рядом инициатив в интересах повышения производительности труда, среди которых, что и было собственно сенсацией, называлось новое урегулирование законодательства о рабочем времени «при определении 8-часового дня как нормального рабочего дня с допущением исключений, ограниченных законом официальным путем или путем тарифных соглашений». Таким образом, хотя комиссия и не списала полностью в резерв одно из важнейших социальных достижений ноября 1918 г., однако рекомендовала по меньшей мере для некоторых сфер экономики, временное введение сверхурочных работ, чтобы таким образом сделать возможным санацию финансов, экономическое возрождение Германии и ее примирение со своими соседями.

Репарационная нота правительства Вирта от 13 ноября 1922 г., в которую были включены эти предложения, также впервые содержала обещание проведения рейхсбанком широкомасштабных мер по поддержанию марки: в случае если Германия получала международный заем в размере 500 млн золотых марок, рейхсбанк должен был предоставить аналогичную сумму. Кроме председателей коалиционных партий, ноту поддержали также и представители ДФП. Казалось, что тем самым было заложено основание для формирования правительства Большой коалиции, но эта иллюзия просуществовала всего несколько дней. 14 ноября 1922 г. фракция рейхстага Объединенной социал-демократической партии Германии (так партия официально именовалась с момента партийного съезда в Нюрнберге в сентябре) высказалась большинством в три четверти голосов против Большой коалиции. За коалицию выступал