Сумрак - Пенелопа Дуглас

Мой клитор запульсировал один раз, и я перестала дышать.

"Эмми", — снова позвал тоненький голосок.

Я моргнула, выпуская дыхание, которое, как мне казалось, я не сдерживала.

"Эмми?" — снова позвала бабушка.

Жесткая поза Уилла немного расслабилась, и его глаза смягчились.

Я опустила взгляд и покачала головой, сумев произнести не более чем шепотом. "Пожалуйста, просто уходи".

Я вышла из комнаты, повернула направо и направилась в спальню бабушки, поздний вечерний ветерок развевал ее белые занавески.

Она пыталась приподняться в постели, ее громоздкий розовый халат был накинут на нее.

"Эй, эй", — сказала я, подбегая и поднимая шнур от кислородной маски, чтобы она не зацепила его. "Я держу. Я здесь".

Она села дальше, откинувшись на подушки, пока я помогала ей снять маску.

Я надела ее, слушая ее дыхание и убеждаясь, что пока с ней все в порядке.

"Ты в порядке?" спросила я.

"Мне просто нужна была вода".

Я подняла ее чашку и наполнила водой, протягивая ей соломинку.

"Ты забыла зажечь мою свечу", — сказала она, делая глоток и глядя на меня.

Я уставилась на нее, мои брови все еще были напряжены. Казалось, сегодня все хотели испытать мое терпение.

"Не смотри на меня так", — предупредила она. "Иди и зажги его. Это моя последняя, без сомнения".

Я поджала губы, понимая, что с этим не поспоришь. Возможно, ее не будет здесь в следующую Вечную ночь.

Отлично.

Я повернулась и подошла к камину, взяла спички, которые мы хранили для камина, которым она больше не пользовалась, и отнесла одну из ее полуночных свечей с ароматом пачули на подоконник. Я поставила ее и зажгла, убедившись, что пламя видно через стекло.

Такая глупая традиция.

Хотя теперь в ней было что-то более манящее, поскольку Уилл рассказал мне больше истории. Каждое 28 октября, начиная с 1955 года, через год после убийства в Колд-Пойнте, жители Тандер-Бей зажигали свечи в окнах своих спален в честь Ревери Кросс в годовщину ее смерти.

Пока баскетбольная команда совершала ежегодное паломничество на могилу Эдварда, все остальные чтили память его жертвы, убеждая себя, что если они этого не сделают, то даже смерть не удержит ее от мести. Если к утру ваша свеча все еще горела, вы были в ее милости.

Если нет, то что-то плохое постигнет вас до следующей Вечной ночи.

Это имело примерно такой же смысл, как бросать соль через плечо, чтобы отгородиться от невезения.

Я наблюдала за отражением свечи, мерцающим в окне, а затем протянула руку и закрыла другое окно. Если она хотела, чтобы свеча не погасла, то ей придется провести одну ночь без своего любимого ветра.

Я бросила быстрый взгляд в окно, гадая, ушел ли Уилл.

Подойдя к ней, я взяла чашку и поставила ее на место, откинув волосы с ее лица. Восемьдесят два года, а выглядела она на пятьсот.

За исключением глаз. В глазах она все еще выглядела на шестнадцать и тайно планировала угнать машину старика, чтобы покататься с друзьями.

"У тебя здесь есть мальчик?" — спросила она.

Я притихла. "Нет, бабушка".

"Menteuse", — ответила она, назвав меня лжецом по-французски. "Qui c'est?"

"Кто есть кто?"

Она дернула подбородком позади меня, и я обернулась, чтобы увидеть Уилла, стоящего в дверях.

Черт. Я сказала ему уйти.

Но он просто вошел, мягко улыбаясь. " Allô," сказал он. " Je m'appelle Guillaume."

Я уставилась на него, слыша, как французский язык вылетает из его рта, как будто это пустяк. Гийом — это французский вариант имени Уильям.

Серьезно?

Честно говоря, я была удивлена, что он вообще говорит по-английски. Считала его человеком, который общается исключительно с помощью эмодзи.

Но моя бабушка улыбнулась. "Parlez-vous français?"

"Un peu", — сказал он, отмерив пальцами полдюйма. "Très, très peu."

Она засмеялась, и по его лицу расплылась та самая улыбка, которая заставляла его выглядеть так, будто он создан для объятий.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и я закатила глаза.

Немного, моя задница.

Моя бабушка родилась здесь, но ее родители были родом из Руана во Франции. Они бежали в тридцатые годы под растущей угрозой со стороны Германии, и, хотя она выросла здесь и говорила в школе по-английски, ее родители постарались сохранить ее наследие.

В свою очередь, она воспитала мою маму, чтобы она тоже говорила по-французски. Я говорила на нем не так хорошо, как хотелось бы, но я его понимала.

Из уст Уилла лилось больше французской речи, пока он говорил с ней, а я слушала.

"Надеюсь, мы вас не разбудили". Он выглядел задумчивым. "Ваша внучка устроила мне словесное избиение, которое я заслужил. Я прошу прощения".

Мое сердце слегка заколотилось, но потом бабушка рассмеялась.

"Возможно, заслуженно", — сказала она. "И, возможно, у нее мой короткий нрав".

Я окинула ее взглядом.

Опустившись обратно на свою кровать, она сняла маску с крючка, держа ее в руках. "Прошло много времени, прежде чем я встретила кого-то, кто мог бы принять меня", — объяснила она. "В том-то и дело, Гийом, что люди ломаются. Если мы когда-нибудь отдадим тебе свое сердце, знай, что ты этого заслуживаешь".

У меня навернулись слезы, но только на мгновение.

"Он был терпелив со мной", — сказала она ему, глядя в глаза далеким взглядом.

Мой дедушка.

Прошло много времени, но они любили друг друга. По крайней мере, она была счастлива какое-то время.

"Теперь идите", — сказала она нам, начиная надевать свою маску. "Я устала".

Черта с два она устала. Мы могли бы посмотреть кино или что-нибудь еще.

"Бабушка…"

Но она крикнула: "Идите! Будьте молодыми!"

Я хотела рассмеяться, сказав ей, что мне уже сорок три, и я смирилась с этим, но она была бы счастлива, если бы знала, что я счастлива, так что…