Градус любви - Кэнди Стайнер

подчинилась, но, повернувшись к нему лицом, застыла с тем же встревоженным видом.

Ну же, Ноа, молча взмолился я. Встань. Скажи то, ради чего пришел.

Я не знал, чего ждал – возможно, знака. Возможно, традиционной фразы от пастора Морриса: если кому-то известна причина, по которой эти двое не могут вступить в брак, пусть скажет сейчас или замолчит навечно.

Но эти слова так и не прозвучали.

Потому что в следующее мгновение Руби Грейс покачала головой, вырвала руки из рук Энтони и прошептала что-то, очень похожее на «я не могу». Она посмотрела на отца, который сидел в первом ряду с угнетенным видом, и они обменялись тяжелым взглядом в безмолвной беседе.

А потом она наклонилась, подхватила руками платье и повернулась лицом к гостям.

Пристально посмотрела мне в глаза, и мое сердце с силой, до боли, забилось в груди.

Сделала шаг.

Я встал.

Затем, под вздохи и перешептывания четырехсот жителей Стратфорда Руби Грейс Барнетт стала сбежавшей невестой.

А я был ее средством для побега.

* * *

Руби Грейс

Хаос.

Разразился настоящий хаос, когда я быстро, насколько это было возможно на каблуках, побежала по проходу с развевающейся за спиной вуалью и не сводила глаз с Ноа Беккера, сидящего на задней скамье.

Я услышала, как где-то вдалеке мать закричала мое имя. Услышала, как меня зовет Энтони. Услышала удивленные возгласы и где-то среди всего этого шума громкий узнаваемый смех Бетти.

Все потеряло значение.

Кроме мужчины, который теперь стоял, улыбаясь и засунув руки в карманы темно-синего костюма. Он вытащил руки и успел подхватить меня, когда я бросилась ему в объятия, а потом зарылся этими же руками в волосы и прижался губами.

И все стихло.

Подсознательно я знала, что вокруг нас продолжает царить хаос. Что со всех сторон раздаются вздохи и крики. Дочь мэра целовалась с Ноа Беккером в церкви, где должна была выйти замуж за другого мужчину. Но в эту минуту я слышала только гулкий стук своего сердца, радостный вздох Ноа, когда мы слились в поцелуе, и свое ровное дыхание. Я обняла его крепче, и он притянул меня к себе, словно хотел сказать, что теперь все хорошо, нам ничто не угрожает, все кончено.

Но это было далеко от истины.

– Ноа, – отодвинувшись и прижавшись своим лбом к его лбу, прошептала я. – Прости, прости меня, пожалуйста. Я вообще не должна была уходить, не должна была так поступать с тобой. Я растерялась. Была сбита с толку и напугана, – объяснила я, покачав головой, а потом, не сдержавшись, разразилась слезами. – Я не знала, как поступить. И я стольким не могла с тобой поделиться – или так я считала. Но я не могу отказаться от тебя. Не могу отказаться от нас.

Ноа прервал мою речь еще одним поцелуем, обхватив руками лицо, а потом посмотрел мне в глаза.

– Тебе и не придется.

Я улыбнулась, но слезы лились рекой, потому прильнула к Ноа, и он смахнул их большим пальцем.

– Я все объясню, – жалобно сказала я. – Мой отец…

– Я знаю, – перебил он, смотря мне в глаза. – Все хорошо. Я знаю.

Я нахмурилась.

– Знаешь?

Он кивнул.

– Откуда?

Ноа ухмыльнулся, посмотрев мне за плечо, и, повернувшись, я увидела, как в толпе испуганных лиц улыбается Бетти.

Вот же ушлая старушка.

Я повернулась к Ноа, и глаза снова заслезились.

– Прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы стать храброй.

Он усмехнулся.

– Брось. Прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы осуществить то, что я давно должен был сделать. Ты меня опередила. Даже не дала им дойти до части, когда спрашивают, возражает ли кто-нибудь против брака, чтобы я мог встать и выкрасть тебя, как в кино.

– Бетти бы это очень понравилось, – сказала я, и по щеке стекла слезинка. – Но ты не можешь выкрасть то, что и так твое.

Ноа стер эту слезу большим пальцем прежде, чем она успела упасть на щеку. Нежно улыбаясь, он снова скользнул руками в волосы и приподнял подбородок. Но не успел прильнуть к моим губам, потому что в следующее мгновение его от меня оторвали, а в челюсть врезался кулак.

– Ноа! – закричала я, в ужасе закрыв рот рукой, когда он упал на скамью. Люди бросились врассыпную, и теперь над ним возвышался Энтони, тяжело дыша и смотря диким, жутким взглядом.

– Ах ты сукин сын, – процедил он, ткнув в сторону Ноа пальцем. – Как ты посмел целовать мою невесту в день нашей свадьбы? Ты свихнулся или просто хочешь, чтобы я надрал тебе задницу на глазах у всего города?

– Ну-ну, не нужно, – сказал отец, подойдя к нам, и положил руки на плечи Энтони. – Не выражайся, сынок.

С глазами, полными ярости, Энтони стряхнул его руку, но моргнул пару раз, будто вспомнил, что мы оказались в центре внимания всего города.

Он повернулся ко мне, поправил галстук и взял меня за руки.

– Ну же, милая. Давай вернемся к алтарю.

– Нет, – убрав руки, сказала я.

У Энтони дернулся глаз, но он улыбнулся и с тревогой огляделся.

– Детка, что за помешательство? Сегодня все пришли сюда на свадьбу.

– Ну, они ее не получат.

Энтони прищурился и зашептал, подойдя ко мне вплотную.

– Руби Грейс, ты ставишь себя в неловкое положение.

– Нет, я ставлю в неловкое положение тебя, – поправила я. – Но мне уже все равно.

– Тащи свою задницу к алтарю, – прошипел он, показав на пастора Морриса, который смотрел на нас так, словно мы были воплощением самого Сатаны.

У папы брови поползли на лоб, а мама обняла меня сзади, притянув к себе и Мэри Энн. Она буркнула что-то под нос, очень похожее на «что же ты наделала?».

– Ладно, довольно. Думаю, нам всем нужно разойтись, успокоиться, перевести дыхание.

– Нет, нам нужно, чтобы ваша неблагодарная дочь вернулась к алтарю, – гаркнул Энтони и приблизился к папе нос к носу. – Эта семья сидит у меня в печенках с той самой минуты, как объявили о свадьбе. Моя чаша терпения переполнена. Мы смонтируем записи, но ваша дочь сегодня выйдет за меня. – Он снова обратился к Ноа. – А этого сукина сына любезно проводит на выход моя команда.

Охрана, всегда сопровождавшая Энтони во время съемки документального фильма, как по сигналу вышла из-за его спины, схватила еще лежащего на полу Ноа за лацканы пиджака и рывком подняла.

– Оставьте его в покое! – закричала я.

Когда Энтони разоблачил себя перед гостями, я услышала вздохи и перешептывания. Он уже не мог держать себя в руках, а