Поверженный Рим - Сергей Шведов

– Епископ Нектарий знает почти все о нашем заговоре, – выпалил с порога бледный как смерть Саллюстий.

– Удивил, – лениво протянул Гайана. – Надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться о наших замыслах. Я правильно говорю, высокородный Гелиодор?

Комит доместиков бросил на варвара странный взгляд и равнодушно пожал плечами. Гайана не сомневался, что Гелиодор метит в магистры пехоты, если не в императоры, но в любом случае удачливый готский рекс является помехой на его пути к власти. И Гайана принял твердое решение: устранить высокородного Гелиодора сразу же, как только будет покончено с магистром конницы Бастым.

– Ты принес золото, сиятельный Евтропий? – спросил Саллюстий хриплым от волнения голосом.

– А зачем тебе золото, квестор? – ласково спросил Гайана, поднимаясь с места. – На мой взгляд, тебе достаточно будет и стали.

Магистр пехоты настолько быстро обнажил меч и приставил его к горлу Саллюстия, что тот не успел отшатнуться и застыл столбом посреди обширного зала. Охранники Саллюстия на выпад Гайаны даже бровью не повели. Защищать своего хозяина в чужом доме, рискуя нарваться на отпор, они, похоже, не собирались. Оценив обстановку и убедившись в мирных намерениях гостей, Гайана небрежно бросил меч на стол. Саллюстий икнул от испуга, чем вызвал усмешки на губах Евтропия и Гелиодора.

– Вина можно выпить? – прошелестел побелевшими губами квестор. – В горле пересохло.

– Пей, – великодушно разрешил Гайана и даже собственноручно наполнил до краев серебряный кубок.

Саллюстий пил долго, захлебываясь и кашляя. Наконец он справился с волнением и посмотрел на магистра пехоты злыми глазами:

– Так что ты хотел узнать от меня, сиятельный Гайана?

– Где Валия Балт? – шагнул к квестору варвар с явным намерением взять его за горло.

– Он здесь, – ответил Саллюстий почти спокойно. – За твоей спиной.

Гайана обернулся стремительно, но не успел вскинуть руки для защиты – удар верховного вождя готов пришелся ему точно в челюсть. Магистр пехоты хрюкнул от неожиданности и рухнул на пол. Возможно, комит доместиков Гелиодор и выразил бы свое возмущение по поводу творимого охранниками безобразия, но ему помешал меч сотника Коташа, упершийся в его незащищенный бок. Магистр Евтропий не доставил патрикию Сару особых хлопот, он так и остался сидеть за столом с открытым от изумления ртом, прислушиваясь к шуму, несущемуся со двора.

– Ты угадал, Евтропий, – кивнул Саллюстий. – Это франки магистра Бастого. Их гораздо больше, чем готов.

Ночная атака франков была столь стремительной, что три сотни легионеров, охранявших дворец сиятельного Гайаны, не смогли оказать им серьезного сопротивления. К тому же загулявшие готы были слишком пьяны для серьезной драки. Сиятельный Евтропий еще не успел до конца осознать всю глубину своего падения, а магистр конницы Бастый уже вошел с окровавленным мечом в руке в атриум чужого дворца.

– Этот мой, – ткнул пальцем в Евтропия рассерженный франк.

– Забирай, рекс, – согласился Коташ. – Смерть от меча была бы слишком почетной для этого подлеца.

– Ему хватит и удавки, – кивнул Бастый.

– За что? – попробовал возмутиться Евтропий.

– За оскорбление императрицы, – криво усмехнулся Бастый. – Радуйся, евнух, висеть на веревке удобнее, чем сидеть на колу.

Глава 3 Посольство

До комита агентов Перразия вести из Константинополя дошли с большим опозданием. Он еще дочитывал письмо Саллюстия, а в это время послы кагана Ругилы уже вступали в ворота Медиолана. Если верить сиятельному Саллюстию, то Ругила стал каганом после продолжительной и кровопролитной борьбы в результате компромисса между гуннскими беками и ганами. Причем на стороне Ругилы выступили анты и венеды, а его противника, сына Баламбера Гзака, поддерживали гунны и булгары. Гзак был убит в одном из сражений, что и предопределило избрание Ругилы. Правда, беки и ганы оговорили его избрание одним условием: Ругиле должны были наследовать не собственные сыновья, а сыновья Гзака, внуки Баламбера. Поначалу Перразий морщился, читая письмо Саллюстия, – к чему, спрашивается, такие подробности о делах варваров, живущих где-то в районе Боспора. Увы, как оказалось, проблема была не в многословии Саллюстия, а в дипломатических способностях Ругилы, который сумел без войны объединить вокруг себя множество племен, венедских, сарматских, аланских, угорских, булгарских, и одним махом раздвинул границы своей империи вплоть до Дуная.

– Как ему это удалось? – вопросительно взглянул Перразий на немолодого сотника, привезшего ему письмо Саллюстия.

Сотник Коташ, если судить по обличью и вооружению, был венедом и, возможно, знал о событиях, происходящих на Дунае, больше, чем префект Саллюстий, обосновавшийся в Константинополе.

– Ругиле, сыну бека Белорева, помогли наши волхвы, – пояснил Коташ. – Это они уговорили вождей вступить с гуннами в союз и признать верховным вождем кагана Ругилу.

– Зачем? – спросил Перразий, жестом приглашая сотника к столу.

Сотнику уже перевалило за сорок, но, судя по быстрым движениям, он не растерял с годами природной ловкости и силы. В серых умных глазах Коташа, направленных на комита агентов, таилась усмешка.

– За твое здоровье, высокородный Перразий, – поднял кубок сотник. – И за наше давнее знакомство.

– А разве мы встречались? – удивился комит агентов.

– Давно, – кивнул Коташ, – почти двадцать пять лет тому назад. В Сабарии. Тогда ты был в свите императора Валентиниана и очень интересовался русами Кия.

– Вспомнил, – нахмурился Перразий. – Ты был лазутчиком патрикия Руфина.

– Пусть будет так, – не стал спорить Коташ. – Теперь я состою при его сыне, патрикии Саре. Валия Балт заключил союз с Константинополем и теперь рассчитывает, что Стилихон тоже подержит его в войне с гуннами.

– Префекта Стилихона сейчас нет в Медиолане, – вздохнул Перразий, – он находится в Южной Галлии.

– В таком случае, высокородный Перразий, ты должен предупредить императора Гонория, что союз с гуннами обернется для него войной с готами, вандалами и франками.

– Я так понимаю – в рядах русов Кия наметился раскол? – прищурился на гостя Перразий.

– Он уже состоялся, комит, – спокойно ответил Коташ. – Волхвы Велеса отказались признать Ругилу каганом и ярманом. Но и среди волхвов триады Белобога нет единства. Кудесник Перуна Родегаст сказал твердое «нет» Ругиле. Его поддержали князь русколанов Верен и князь свевов Яромир.

Перразий призадумался. Сведения, полученные от сотника Коташа, были очень важны. Вражда, вспыхнувшая в стане варваров, могла сослужить хорошую службу Римской империи. Сиятельный Саллюстий буквально заклинал Перразия помочь рексу Валии оружием и деньгами, ибо только готы сумеют удержать гуннов от вторжения в провинции Римской империи, и без того переживающие не лучшие времена. И, скорее всего, новый префект претория был прав. Ситуация требовала взвешенного решения. А вот принимать это решение было некому. Божественный Гонорий, которому исполнилось недавно восемнадцать лет, мнил себя великим правителям и слушал только наушников, среди которых самое почетное место занимал светлейший Олимпий, смазливый пройдоха двадцати с небольшим лет. В Медиолане ходили слухи, что божественного императора связывают с трибуном конюшни не только любовь к лошадям, но и общее ложе. Косвенно эти слухи подтверждались тем, что юный император не проявлял никакого интереса к своей жене, дочери Стилихона Марии. Конечно, высокородный Перразий, имевший почти полувековой опыт общения с сильными мира сего, быстро нашел бы управу на расторопного греховодника Олимпия, если бы за спиной трибуна конюшни не стоял магистр пехоты Иовий, главный, пожалуй, соперник сиятельного Стилихона в борьбе за власть. В свою очередь, сиятельный Иовий был связан теснейшими узами с епископом Амвросием, смотревшим сквозь пальцы на предосудительные, с точки зрения любого христианина, шашни Гонория и Олимпия. Амвросий Медиоланский считал, что префект Стилихон слишком уж терпимо относится к язычникам, и мечтал о том дне, когда ему удастся отстранить влиятельного временщика от власти.