Метель - Андрей Бондаренко

Послышался противный скрип, приоткрылась покосившаяся дверь, и в помещение вошёл старик – в ветхом заплатанном зипуне, с непокрытой рыжеволосой головой – несший в правой руке большую плетёную корзинку, наполненную колотыми берёзовыми дровами.

– О, барин проснулся! – притворно обрадовался дедуля. – Замёрз, небось, родимый? Ничего, сейчас я печку растоплю по-быстрому, согреешься! Она, правда, дымит немного. Только ничего с этим не поделать. Потом, когда печные камни нагреются и покраснеют, то и дым перестанет выходить из печного зева, будет весь – без остатка – улетать в трубу…

– Разговорчивый ты, батяня, – болезненно усмехнулся Пётр, усиленно массируя виски подушечками пальцев. – И тембр голоса знакомый и эти рыжие волосы. Мажордом Жано тебе, часом, не сыном ли приходится? А конюх Емеля, может быть, внуком?

– Всё так барин, угадал.

– Что же ты, дедушка, на господ руку поднимаешь? Нехорошо это, не по-божески. Зачем тяжкий грех берёшь на душу?

Старик, молча, загрузил в топку печи дрова, запихал под самый низ поленьев большой кусок бело-розовой бересты, часто-часто пощёлкал кремниевым кресалом и, тщательно прикрыв печную дверцу, ответил – вопросом на вопрос:

– А, вот, кто – для меня – господа? Лично для меня? Для моих детей, внуков и правнуков? Старая княгиня Елизавета Алексеевна? Молодой князь Глеб и его польская жена-раскрасавица? Нет, барин, нет…. Это господа, что называется, «дальние». Как те крылатые Небожители, про которых речистые попы нам по праздникам рассказывают в церквях…. Господин у нас, крепостных, всегда один. Это управитель барский, для нас – княжеский. Только от него, единственного, всё зависит: и горе горькое мужицкое, и радости крохотные да редкие. Если настоящий управитель имеется в поместье, конечно…

– А в Нефёдовке, значит, имеется? – скучающе уточнил Петька, уже понимая, какой ответ услышит.

– Появился намедни, кличут Николаем Николаевичем. Настоящий такой мужчина, прямо-таки каменный…. В том смысле, что с таким шутки плохи. То есть, совсем невозможны. Лучше уж сразу наложить руки на себя, предварительно надев чистое исподнее…. Опять же, пошли в народе бойкие разговоры, что, мол, скоро нашу Нефёдовку будут продавать. И здесь очень многое зависит от управляющего. То есть, от старого…. Ведь, именно он будет все дела сдавать управляющему новому. Замолвит словечко доброе, и мой старший сынок так и останется в мажордомах, на должности сладкой и не пыльной. Не замолвит, и Жано опять превратится в обычного сиволапого Ваньку…. Вот, оно и получается, что Николай Николаевич сейчас для всех дворовых – самый-самый главный. Главней уже не бывает. И все его приказания-желания выполнять следует старательно и полностью, сразу же, без вопросов и промедления. Дабы управитель не разгневался…

– Понятно излагаешь, дедушка, – одобрил Пётр. – Доходчиво, прямо и однозначно. А, скажи-ка мне, дорогой, где сейчас находится уважаемый Николай Николаевич? Мне бы переговорить с ним, поболтать о делах важных и неотлагательных…

– Дык, разыскивает твою милость.

– Меня? Ты ничего, часом, не путаешь?

– Тебя все сейчас разыскивают, с самого раннего утра, – тяжело и чуть смущённо вздохнул старик. – Даже молодая княгиня Ванда – с ружьём в нежных ручках – ускакала вместе с другими…. Не знаю я толком, что да как, извини, барин. Вот, вернётся управитель Николай Николаевич, он тебе, милостивец, сразу всё и расскажет. Поговорите с ним, может, оно и сладится ещё – к взаимному удовольствию…

Пётр недовольно покачал головой и, не придумав новых достойных вопросов, поменял тему разговора:

– А как по поводу – покушать? Выпить? Нехорошо – морить ближнего своего голодом и жаждой…. Грех это!

– Сейчас принесу, барин. Сейчас! – засмущавшись, пообещал рыжеволосый дедок, подходя к двери. – Только мне строго велено – близко не подходить к тебе. Мол, набросишься неожиданно и задушишь до смерти. Ничего, я длинной печной кочергой пододвину еду-питьё…

Пётр поел-попил, поспал, проснулся, снова поел. Всё бы и ничего, но в качестве питья тюремный страж упрямо предлагал только кипячёную воду, слегка разбавленную сонным мёдом.

– Что велено, то и даю, – извинительно сообщил старик. – Хлеб, варёное мясо и водичка – та самая, сам понимаешь, какая…. Строгий приказ управителя. Не могу нарушить. Пожить ещё хочется немного, правнуков понянчить…

Николаич появился уже ближе к вечеру, когда вместо светло-жёлтых утренних зайчиков по некрашеному полу старой кузни уже вовсю скакали солнечные зайцы тёмно-малиновые, то бишь, предзакатные.

– Всё, Сидор, зажги пару свечей и на сегодня свободен, – хмуро кивнул старику княжеский управляющий. – Придёшь сюда утром, когда сторожевых собак загонишь в псарню. Накормишь-напоишь барина, вынесешь ночную посудину. Ближе к полудню потолкуем с тобой. Получишь подробные инструкции – на то время, что я буду в отъезде…

Дождавшись, когда пожилой человек зажжёт свечные огарки и уберётся восвояси, Николаич подошёл к неказистой печи, с видимым удовольствием погрел озябшие ладони о бока-грани тёплых камней, щедро обмазанных бело-серой извёсткой, обернулся, внимательно посмотрел на пленника и мягко предложил:

– Спрашивайте, господин подполковник, он же – Великий Магистр. Спрашивайте!

– Мой, э-э-э…, внезапный арест был санкционирован лично Глебом Сергеевичем Нефёдовым? – Пётр сразу же спросил о том, что его волновало больше всего. – И Ольга в курсе?

– Нет, конечно же. Они люди, безусловно, благородные и мягкотелые, не способные на такие жёсткие и решительные поступки.

– Тогда в чём же дело, уважаемый рыцарь плаща и кинжала?

– Как раз в том самом, что я слишком много лет жизни отдал различным секретным службам: КГБ, ГРУ, чуть позже – ФСБ. Въелись в кровь, так сказать, основополагающие и главенствующие принципы. С этим уже ничего не поделать, не изменить…. А самый главный принцип – всех спецслужб этого грешного мира – гласит: – «Никогда нельзя оставлять на свободе ключевых свидетелей судьбоносных событий. И, вообще, по возможности, лучше их, то бишь, ключевых свидетелей, безжалостно убивать».

– Это я-то – ключевой свидетель? – искренне удивился Петька. – И почему же тогда вы, уважаемый управитель, меня до сих пор не убили? Не было такой возможности? Не верю, знаете ли…. Ах, да! Ледяная-то глыба, сброшенная вами с крыши княжеского дома, пролетела мимо. Бывает…

Николаич недовольно поморщился, расстегнув костяные прямоугольные пуговицы на неприметном лисьем полушубке, достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, обшитую красно-рыжей кожей, отщёлкнул оловянную крышечку, сделал несколько крупных глотков, выдохнул в сторону и приступил к подробным объяснениям: