Родная старина - В. Сиповский

Литовцы верили в загробную жизнь, где надеялись наслаждаться всевозможными благами и владеть всем, что им было дорого на земле. При погребении умерших с ними сжигали все, что было у них лучшего, – утварь, дорогие украшения, оружие, коня, а нередко и любимого слугу…

Главный, верховный жрец назывался Криве-кривейто, то есть жрец жрецов. Он избирался из среды других жрецов – кривейтов. Редко кому из простых смертных доводилось его видеть.

Фрагмент рукописи Кведлинбургских анналов с первым упоминанием о Литве

Жил он в таинственном уединении в упомянутой башне, наблюдал за движением звезд и других небесных светил, определял времена года, считая по лунным месяцам, старался прочесть на небе волю богов и выразить ее в судебных приговорах и при особенно торжественных жертвоприношениях.

Одеянием своим верховный жрец отличался от других жрецов – высоким остроконечным колпаком и белым поясом, опоясанным семь раз семь (то есть 49 раз). Как верховный, так и все второстепенные жрецы должны были вести безбрачную жизнь.

Ниже кривейтов стояли вайделоты, самый многочисленный класс жрецов. Они поучали народ, возвещали ему волю Криве-кривейто. Они оказывали сильное влияние на народ, могли возбудить его и направить на то или другое дело; войны, на которые они поднимали народ по воле верховного жреца, отличались необычайной жестокостью. Как среди литовских божеств были женские божества, так и между жрецами были жрицы-вайделотки. Это были девы, обязанные отказаться навсегда от замужества; они должны были поддерживать на алтаре неугасимый огонь – Зничь. Если же он погасал по недосмотру вайделотки, то виновная сжигалась, а огонь вновь добывался из кремня, который был в руке Перкуна.

Литовцы и крестоносцы

Разрозненные литовские волости, связанные между собою лишь племенной связью да властью могущественного Криве-кривейто, вероятно, долго еще не составили бы сильного государства, если бы исторические обстоятельства не помогли этому. Пока соседями литовцев были славяне, то есть русские и поляки, то столкновения с ними, взаимные нападения не обращались в постоянную истребительную войну: походы русских и польских князей на Литву ограничивались временным разорением пограничных поселков да собиранием дани, а вторжения литовцев в русские или польские пределы были мелкими набегами ради грабежа и добычи. Но с начала XIII в. дело изменилось. На границах Литовской земли появился новый грозный сосед – немцы.

В 1201 г., как известно, немцы стали твердой ногой при устье Западной Двины, основали тут город Ригу, и Орден меченосцев начал свою работу завоевания и порабощения туземцев под видом просвещения их христианством; а лет тридцать спустя явилась новая община монашествующих рыцарей – Тевтонский орден. Один из польских князей, Конрад Мазовецкий, призвал их на помощь против пруссов, доведенный до отчаяния частыми опустошительными набегами последних. Тевтонский орден получил свое окончательное утверждение в 1192 г., во время последних отчаянных попыток христиан удержаться в Палестине. Рыцари этого ордена носили черную тунику и белый плащ с черным крестом на левом плече. Они кроме обычных монашеских обязанностей давали обет биться беспощадно с врагами веры Христовой и ухаживать за больными; только немцы благородного, дворянского происхождения принимались в эту общину. Хотя эти бойцы прославились своими подвигами на востоке, но они ясно видели, что им не удержаться там, и потому предложение Конрада Мазовецкого пришлось им по душе: пред ними открывалось широкое поприще для подвигов, притом поближе к родине. Послы Конрада в 1225 г. предложили магистру ордена во владение область Хелмскую, или Кульмскую, с тем чтобы он обязался за это защищать польские владения от язычников-пруссов. Император Фридрих II согласился предоставить тевтонам сверх того и все земли, какие они отнимут от пруссов, но в зависимости от него, императора. В 1230 г. дело было окончательно слажено, и орден с магистром Германом Балком во главе начал свою деятельность.

В 1231 г. появились на Висле впервые суда этих новых воителей-крестоносцев. Они высадились на правом берегу, как раз там, где раскинул ветви священный дуб пруссов, и воздвигли здесь крепость Торн. Напрасно язычники напрягали все силы, чтобы изгнать дерзкого нарушителя святыни, – крепость устояла. Шаг за шагом подвигались немцы в землю пруссов; городки прусских старшин падали один за другим под мечами рыцарей, а взамен вырастали грозные немецкие замки. Пробовали пруссы в чистом поле отчаянным боем (на берегах реки Сиргуны) сломить рыцарей. Напрасно! Воинское искусство было на стороне последних, и пруссы, превосходившие тевтонов почти вдвое, были разбиты.

Рыцари, занимая страну, не только строили крепости, или замки, но и привлекали разными льготами немецких колонистов: воины, приходившие из разных стран помогать ордену в священной войне, получали от него земельные участки, на которых сооружали новые замки; туземцы (пруссы), уцелевшие от истребления, или бежали в Литву, или принуждались креститься и подчиниться власти новых господ. У них отбирали детей и посылали их учиться в Германию, с тем чтобы потом, возвратившись на родину молодыми людьми, воспитанными в духе христианства, они помогали распространять его среди своих соплеменников. Словом, немцы действовали тут, как всегда, с присущей им настойчивостью и последовательностью.

Вооружение литовского воина

Как ни злобились пруссы, как отчаянно ни противились тевтонам, но, раздробленные, не имевшие общего вождя, не могли устоять. Зато далее на востоке Орден встретил сильный отпор от Литвы, во главе которой теперь стоял князь, способный бороться где можно – силою, где надо – хитростью, понимавший, что для борьбы с немцами, сильным врагом всех литовских племен, необходимо их сплотить в одно целое. Это был Миндовг, по словам современников, «хищный, как волк, и хитрый, как лисица». Ему пришлось вести войну и на севере с Ливонским орденом, от которого он хотел оборонить жителей Курляндии и подчинить их своей власти, и на юге – с Даниилом Романовичем Галицким, да вдобавок надо было еще бороться с родичами. Справиться со всеми врагами внешними и внутренними было Миндовгу не под силу. Тогда он, чтобы склонить в свою пользу ливонского магистра, выразил желание принять христианство и действительно крестился. Обрадованный папа прислал в 1252 г. королевскую корону Миндовгу, который выставлял себя покорным сыном его, святейшего отца, а пред рыцарями – ревностным христианином, даже завещал Ордену всю свою Литву в случае бездетной смерти. Но все это было только ловкой игрой, чтобы провести врагов: он оставался в душе закоренелым суеверным язычником.

Обманув ливонцев своим притворством, Миндовг собрался с силами и с большим полчищем литовцев вторгся в 1259 г. в Курляндию и разгромил там рыцарские владения. Отряд тевтонских рыцарей прибыл, чтоб отразить литовцев, но был разбит наголову. Блестящую победу эти литовцы торжественно отпраздновали по-своему – сожжением пленных рыцарей в жертву своим богам.

Эта победа была знаком к общему восстанию. Оно вспыхнуло повсюду в 1260 г. в заранее назначенный день. Горе было христианам, не успевшим укрыться в замках и лесах! Их беспощадно избивали или запирали в неволю, жилища их обращали в пепел. Миндовг теперь решился действовать открыто: отрекся от христианства и королевского титула, вторгся в Пруссию и нещадно опустошил ее. Два раза рыцари, получивши подкрепление из Германии, вступали в кровавый бой с восставшими, и оба раза потерпели решительное поражение. Только незначительную часть Пруссии удалось рыцарям удержать за собой, да и ту приходилось с трудом отстаивать от беспрерывных набегов язычников.

Казалось, дело тевтонских рыцарей было окончательно проиграно; но вышло не так. Орден постоянно пополнялся новыми крестоносцами; отряд за отрядом являлись они с юга и запада, особенно когда усиливались военные действия, и потому во время войны силы рыцарей не слабели, а росли; силы же язычников значительно убывали. Притом по смерти Миндовга начались в Литве беспрерывные смуты и усобицы; а рыцари по-прежнему неуклонно и неутомимо добивались своей заветной цели – завоевания Пруссии, и она была покорена лишь после полувековой упорной борьбы.

Покончив с Пруссией, тевтонские рыцари принялись снова за Литву. Конец XIII в. и первые годы XIV в. прошли в опустошительных набегах литовцев на владения Ордена и рыцарей – на Литву. Последние сильно добивались того, чтобы утвердиться на берегу Немана; но походы рыцарей, и сухопутные, и речные, были для них неудачны, а порой и гибельны.

С каким упорством и отчаянием боролись литовцы против немецкого владычества, ясно показывает такой случай. В 1336 г. большие силы явились на помощь Ордену. Великий магистр воспользовался этим, двинулся на Литву и осадил Пунэ (Поланген), острожек, куда укрывались на время опасности литовцы, делавшие набеги на владения Ордена. На этот раз около 4 тыс. народу из окрестностей искало здесь спасения. Скоро оказалось, что самая отчаянная оборона не спасет осажденных. Немцы были гораздо сильнее литовцев числом; они таранами разбили часть стены, которая во многих местах грозила рухнуть от подкопов; множество из осажденных было убито и погибло во время вылазок; почти все способные к бою литовцы были переранены. Вдобавок немцам удалось зажечь стену. Сдача крепости была неизбежной. Но смерть литовцам была милее немецкой неволи. Они сами перебили своих жен и детей, сложили их трупы на огромный костер среди крепости, зажгли его, а затем стали убивать друг друга. Начальник крепости Маргер умертвил собственноручно большую часть товарищей, поклявшись, что по истреблении их лишит и себя жизни; ему помогала в этом деле одна старуха, которая отрубила топором головы сотне воинов, а затем покончила и с собою – в виду ворвавшихся в крепость врагов. Маргер сдержал свою клятву; с горстью отчаянных храбрецов, не успевших еще пасть от его руки, он бился до последней крайности с ненавистным врагом и, когда все товарищи его пали, кинулся в подземелье, где скрыл свою жену, убил ее, а затем и самого себя. Мертвым молчанием встретил городок своего торжествующего врага, и груды тел литовских борцов, предпочитавших смерть немецкому плену, красноречиво говорили, с какой свирепой злобой смотрели суровые литовцы на своих закованных в железо поработителей.