Заброшенный в природу - Милен Русков

Потом вызвала служанку и приказала ей принести синюю ленту в тон платью, которой я повторно привязал лист, предварительно убрав наш белый платок. Служанка принесла также ароматические палочки, которые зажгла потом в комнате графини, чтобы прогнать неприятный для нее запах табака.

— Сеньор, я хотела показать вам дворец, но как я могу выйти в таком чудовищном виде! — воскликнула графиня.

Доктор заверил ее, что в этом нет никакой необходимости, и предложил не двигаться с места и отдыхать, пообещав вернуться через два часа и сменить листок.

Так мы и сделали в тот день, а также в последующие два дня. В первый день мы меняли листья каждые два часа, на второй день мы их сменили всего три раза, а на третий — только утром и вечером, перед тем как графиня легла спать. А за это время случилось нечто, о чем стоит рассказать. В один из дней, когда мы пришли менять листья, у входа в сад мы встретили служанку, держащую в руке не что иное, как книгу доктора Монардеса. Я так удивился, что мог бы упустить случай спросить девушку, откуда у нее эта книга, пока она проходила мимо нас. Доктор отреагировал быстрее.

— Девочка, что это у тебя? — спросил он.

— Либела, сеньор, — ответила девушка, присев в реверансе.

Я еле сдержал улыбку. Доктор тоже сохранил невозмутимое выражение лица, хотя я готов держать пари, что ему стало неприятно, потому как либелой называют небольшую книжку, полную клеветнических сплетен, при этом рассказанных с юмором. Печатник сеньор Диас из Севильи издает такие либелы (хотя, разумеется, отрицает это!), и в них высмеиваются некоторые члены городского совета (а иногда и весь совет целиком) и торговец сеньор Эспиноса. Обо мне и о Хуане Амарильо распускают клеветнические слухи, якобы мы являемся авторами либелы, высмеивающей отца его бывшей невесты, с приложением, критикующим также и Лопе де Вегу. Либела вышла сразу после посещения им Севильи — идеально выбранный момент. Так что я хорошо знаю, что представляют собой либелы. Доктор Монардес может быть кем угодно, только не автором либел. Но, как мне кажется, девушка полагала, что все книги называются либелами.

— А куда ты несешь эту книгу? — спросил доктор.

— Сеньору кавалеру Фуенте, — ответила та. — В подарок от графини.

— Чудесно, дитя мое, — сказал доктор, улыбаясь. Он даже достал из кармана две мелкие монетки и положил в руку девушки. Лицо ее тут же засветилось улыбкой, она снова присела в реверансе. — Чудесно! — повторил доктор. — А зачем ты несешь ему книгу? Графиня прочитала ее?

— Но сеньор, она не умеет читать, — быстро ответила девушка.

Я сразу понял, что доктор что-то задумал. А молоденькие девушки обычно не блещут умом. Хотя, в принципе, все девушки глупы, даже самые умные из них.

— Зачем она несла книгу кавалеру Фуэнте? — спросил я у доктора, пока мы шли по аллее.

— А ты как думаешь? — ответил он мне вопросом на вопрос. Лицо его было хмурым.

— Может быть, служанка имела в виду, что графиня не может читать из-за мигрени? Может быть, все сложнее? — предположил я.

— О сложных вещах рассказывается в моей книге. И в некоторых других тоже. А в этом случае ничего сложного нет, — доктор развел руками.

Но когда мы вошли в покои графини, лицо доктора расплылось в широкой улыбке. Графиня чувствовала себя намного лучше.

Между тем, надо сказать, что графа Бехара дома не было — он находился в штабе дюка де Альбы. Граф относился к числу тех никчемных личностей, которые занимали свои посты единственно благодаря происхождению и чтобы иметь возможность раздуваться от гордости, как индюк. Истинным чудом было то, что все эти индюки до сих пор не смогли помешать деятельности дюка, который слыл выдающимся полководцем. Несмотря на то, что ему постоянно вставляли палки в колеса, ему всегда удавалось довести начатое дело до победного конца. Мне думается, он просто-напросто никогда их не слушал. Наверное, именно поэтому таких, как он, несмотря на все победы, многие ненавидят. Ненавидят, но вместе с тем и боятся. И поскольку де Альба одерживал победу за победой, его не могли убрать.

Когда мы посетили графиню утром четвертого дня, она встретила нас со счастливым выражением лица. Ее было просто не узнать.

— О, сеньор Монардес! — она обеими руками крепко сжала его руку. — Впервые за столько месяцев у меня утром не болит голова. Это так прекрасно! Я чувствую себя молодой.

Она и вправду выглядела помолодевшей. Что ж, отменное здоровье и особенно чувство радости заставляют людей чувствовать себя моложе. Жизнь это доказывает.

Ее хорошее настроение, однако, не могло передаться доктору Монардесу, да и мне тоже. Мы все еще не отделались от неприятного чувства после встречи с той девушкой. Но, разумеется, оба старались не показывать этого.

А графиня была счастлива. Она решила нам спеть, аккомпанируя себе на арфе. Эту песню я раньше никогда не слышал. Но, как видно, она осталась собой недовольна.

— Арфа не подходит для веселых мелодий, которые наверняка хотел бы услышать этот молодой человек, — сказала она, имея в виду меня. Графиня позвала служанку и приказала ей принести лютню. Оказалось, что она умеет играть и на этом инструменте. Потом велела подать лиру и сыграла на ней. Играла она очень хорошо, особенно на лире. Поскольку это щипковый инструмент, играть на нем, в моем представлении, очень трудно. Я остался с неизгладимым впечатлением. Доктор, как мне казалось, тоже.

— Сеньора, вы поразили меня до глубины души, — сказал он, поднявшись с кресла и галантно поклонившись, его рука была прижата к груди. — Ваша игра на всех инструментах доставила мне истинное удовольствие.

— Благодарю вас, сеньор, — ответила графиня, — но заслуга не моя, а моих родителей. Они постарались дать мне великолепное образование. Да, конечно, я не изучала ваши науки, которые очень трудны, — она кокетливо махнула рукой, — но в области литературы и искусств…

При этих словах мы с доктором быстро переглянулись.

— Я умею играть и на других инструментах, — гордо сказала графиня — на корнигере, эрпсигере, ранкогере и «царской» скрипке.

— Браво! — воскликнул доктор. После этого он еще раз сделал ей комплимент, когда она показывала нам дворец. Графиня вела нас через залы, которые соединялись арочными проходами. Она шла, шелестя пышными, широкими юбками, и я понял, почему все комнаты были без дверей: в таких одеждах она просто не могла бы протиснуться в обычную дверь. Может быть, я несколько преувеличиваю, но мне кажется, что ширина ее юбок равнялась ширине всего жилища Хесуса.

— А что это за