Хищная книга - Мариус Брилл

Перегноуз плохо понимал, каким образом все дело свелось к одной книге и одной-единственной девушке.

— Но что с того, если кто-то не верит в любовь? — спросил он. — Что тут такого? Любой человек с разбитым сердцем тоже может разочароваться в любви.

— Да, но у него не будет ясной и разумной аргументации, чтобы это обосновать. В качестве распространителей идей люди с разбитым сердцем относятся к негативной категории. Все, что они сумеют придумать, можно будет списать на счет их личного цинизма из-за разочарований, и о стройной единой теории угнетения масс даже речи не пойдет. Лидерами таким людям не стать, а ведь это вы, прах вас побери, убедили Краппа, будто бы Миранда — почти религиозный гуру, основавший целое течение своих приверженцев. Поэтому понятно, что опасность «Червонного интереса» не в том, что она не верит в любовь, а в том, что она будет распространять ясные и неоспоримые доводы против нее, ставя под удар этот инструмент господства над массами. Мы просто обязаны пресечь такое в самом зародыше.

— Поэтому вы собираетесь соблазнить ее.

— Моя задача — закрутить с ней роман, используя все ее естественные рефлексы, чтобы возникла влюбленность.

— А что потом?

— Ну, потом я ее брошу, разобью ей сердце, и никакие умствования уже не позволят ей хоть кого-то убедить, что за ее идеями стоят рассудок и логика, а не обида брошенной женщины.

— Звучит довольно жестоко.

— Дело есть дело.

— А если у вас не получится? Если она уже зашла слишком далеко? Если она не может влюбиться?

— Тогда я убью ее, — сказал Фердинанд с такой деловой прямотой, которая не оставила у Питера сомнений, что в случае чего с ним поступят точно так же.

Механик захлопнул капот «бентли» и кинул Фердинанду ключи.

— Все в порядке, приятель. Легко выжмешь из нее за триста.

Фердинанд поблагодарил его, подошел к машине и устроился на водительском сиденье. Жестом велел Перегноузу сесть рядом.

— Должен сказать вам несколько слов об этой машине. Это далеко не обычная «Continental GT», она сконструирована нашим министерством обороны в качестве первоклассного оружия. Здесь спрятано больше кроликов в шляпе, чем у Дэвида Копперфильда, но обо всем вам знать не нужно. Управлять ею так же легко, как любой другой моделью с турбонаддувом двигателя. Единственное, о чем я должен вас предупредить, это о ключах, — он поднес ключи к самому носу Питера. — Никогда не нажимайте красную кнопку больше двух раз подряд, — он нажал один раз, и раздался громкий «бип». Нажал еще раз, и тот же звук заполнил весь салон. — А не то вот что будет, — он в третий раз нажал кнопку, и Питер понял, что машина, скрежетнув колесами и снявшись с ручного тормоза, сама помчалась по гаражу. Он ощутил, как его губы растягиваются в ужасную гримасу от перегрузки, вжавшей его в спинку сиденья. Затем, после еще одного «бипа», машина встала, а Питер полетел вперед и не пробил головой лобовое стекло только благодаря удержавшему его стальной рукой Фердинанду. — В машину встроена секретная система для спурта. Если нажать кнопку три раза без минутной паузы, машина рванется с места и остановится, только когда вы нажмете на кнопку в четвертый раз. Это ясно?

Питер кивнул, но и сам не понял, был ли то знак согласия, так как все его тело давно била крупная дрожь.

Фердинанд вставил ключи в замок зажигания, повернул, и двигатель мягко заурчал. Фердинанд, выжав сцепление и включив первую передачу, вывернул колеса в сторону от стены, в которую они чуть было не врезались, и начал поднимать ногу от педали сцепления. Дальняя стена гаража стремительно выросла в размерах. Фердинанд улыбнулся сжавшемуся на сиденье Питеру и повернул. Питер ненавидел машины. Они пробуждали в нем давние воспоминания о том, как его возили на летние каникулы. Отец вел свою «2CV» с таким остервенением, что болтавшемуся сзади Питеру почти все время приходилось виснуть на дверной ручке, чтобы при каждом маневре не биться о дверцы, потолок и спинки передних кресел. Вспоминались еще регулярные подзатыльники за испачканную рвотой обивку.

Фердинанд несколько раз проехался по кругу и направился к выезду с парковки. Он легко встроился в транспортный поток и заботливо стал рассказывать Питеру обо всех особенностях машины, где какая ручка и так далее. Не понимавший ни слова Питер тут же все забывал.

— Понимаете, я увезу «Червонный интерес» как можно дальше, но вы будете нужны мне там для обеспечения операции.

Питер улыбнулся, постаравшись, несмотря на морскую болезнь, выглядеть уверенно. Все это было так далеко от его книг и уютно мизантропического кабинета.

На Ламбетском мосту Фердинанд заговорил о поездке, но Питер слушал, не слыша. У вокзала Виктории Фердинанд остановился. Повернувшись к Перегноузу, он сказал:

— Так вот, вы должны быть на месте в четырнадцать тридцать тридцать первого марта, то есть послезавтра. Вы меня поняли?

Питер кивнул и хотел было спросить, как ему туда добираться, но Фердинанд уже протягивая ему качающиеся на брелке ключи от машины.

— Встретимся на месте, — сказал Фердинанд, — без опозданий.

Ключи оказались в руке Питера.

— Но… — начал объяснять Питер и осекся. Что это за шпион, если он не умеет водить машину? — Нет, ничего.

Фердинанд придвинулся к лицу Питера так близко, что видны были потеки слюны в его открывающемся рту.

— В этой машине, — угрожающе шептал Фердинанд, — больше чем на миллион фунтов аппаратуры для слежки, антирадарного оборудования и разнообразного вооружения, это шедевр бронированной техники, развивающий скорость до трехсот пятидесяти километров в час. Если на ней, когда я снова ее увижу, обнаружится царапина, одна-единственная царапина, меня разжалуют в рядовые, и я лично прослежу за тем, чтобы на этих ваших руках один за другим были оторваны все пальцы, а ваших родственников разрезали на кусочки, как лабораторных крыс.

Хотя последнее обещание, насчет родственников, пришлось для Питера как маслом по сердцу, он мог только содрогнуться от такой откровенности Фердинанда. А затем, как будто бы он не говорил ни слова, в частности, ни слова о потрошении и расчленении своего коллеги, Фердинанд мило улыбнулся, похлопав Питера по коленке, вылез и пошел к вокзалу, тогда как Питер ткнулся лбом в приборную доску.

Просто сказать, что в то утро по Второму этажу пробежал холодок отчуждения, означало бы скрывать истинное положение дел. Персоналу буквально приходилось кутаться в меха, чтобы не погибнуть от ледяных волн ненависти, прокатывающихся между демонстрационным прилавком Миранды и клинически чистой мыльно-одеколонной витриной Мерсии. Даже покупатели, не подозревавшие о климатической мощи двух этих ярких индивидуальностей, ощущали стужу, царившую в ближайших окрестностях «Личной гигиены». Никто не мог пройти между подругами, не покрывшись инеем, и только через два часа одна бесчувственная покупательница, старушка в толстом свитере и пальто, остановилась, чтобы спросить у Мерсии о геле для растираний.