Шарль Перро - Сергей Бойко

Здесь следует сделать оговорку. Мы далеко не все знаем о семейных делах Перро. Сумма была большой, но не настолько, чтобы братья, сложившись, не спасли бы родовое поместье. Ведь Шарлю только что выплатили 22 тысячи ливров за его прежнюю должность. Безусловно, не беден был и Клод. Почему же они не спасли Вири, с которым у них было связано столько воспоминаний? Это одна из загадок в биографии Перро.

Об отношении Шарля к родовой усадьбе свидетельствует его сонет «Его приятный дом в Вири», некогда посвященный «Монсеньору Перро-старшему»:

Прекрасный дом в селе ВириТеперь твое владенье.С лесами, водами, он весь —Прекрасное виденье.

Ты посадил в Вири сады,И цветники разбил,И изобилием воды —Фонтаны оживил!

Плетутся кружева их струй,Как будто щеголь в танце.Люблю ловить их поцелуй,Прохладный и приятный.

И вся усталость пропадет,Спадет все напряженьеУ каждого, кто попадетВ прекрасный мир круженья.

Интриг дворцовых суета,И лесть, и зависть черная —Все позабудешь в тех местах,Где есть листва узорная.

Он написал эти стихи, когда при дележе наследства дом в Вири перешел к Пьеру.

И вот Вири для них больше нет.

…Шарль приехал сюда проститься с милыми местами.

Здесь, в Вири, он встретился со своей первой любовью. Ему было пятнадцать, ей — тринадцать. Они вместе заглянули в колодец под старой раскидистой ивой, и черная колодезная вода отразила их лица. И они сжали пальцы друг друга, заплакали от счастья и поклялись перед своим отражением вечно любить друг друга.

Где теперь этот колодец?

Где та девушка?

Где та молодость?

Где вечность, которая, казалось, лежала перед ними?

Сегодня в том колодце отразилось бы лишь морщинистое лицо старика…

…Около месяца Шарль провел в Вири: следил за снаряжением поезда, за погрузкой мебели, вещей. Встретился с доверенным лицом Пьера Пеже и уладил все формальности по продаже Вири. В путь его провожал все тот же старый слуга. Шарль крепко обнял и поцеловал его и подарил на прощание мешочек с золотыми.

Вместе с весной пришла новая война.

Пока Кольбер, этот великий поборник мира, был жив, Лувуа, его соперник и особенный его враг, постоянно призывал к войне, которая льстила честолюбию Людовика XIV.

После смерти Кольбера все изменилось: Лувуа, получив звание главноуправляющего публичными зданиями, стал желать мира. Зато сын Кольбера маркиз Сейнеле, сделавшись морским министром, пошел против воли и заветов отца и стал ярым сторонником войны. Только теперь он переменил театр военных действий и перенес его из Фландрии в Океан и Средиземное море.

Он посоветовал королю предпринять поход против Генуи. Пять различных обстоятельств послужили поводом к этой войне. Франция была недовольна Генуей за то, что:

1) она вооружила и пустила в море четыре галеры, несмотря на все возражения Людовика XIV;

2) она продавала порох и другие военные запасы алжирцам во время их войны с Францией;

3) она отказала в пропуске соли, которую Франция посылала в Мантую;

4) она отказала графу Фиеско в удовлетворении, которое он требовал от республики;

5) она позволяла себе дерзко выражаться против особы его величества короля Франции.

Этих пунктов было довольно. Чтобы сделать войну неизбежной, король отдал два тайных повеления. Временному начальнику городской внутренней стражи было поручено схватить Марини, генуэзского посланника, а господину де Беземо, коменданту Бастилии, — посадить его в замок, предоставив ему, впрочем, право на прогулки.

6 мая французский флот вышел из Тулона. 17 мая он уже стоял перед стенами Генуи. Здесь было пушено в ход страшное изобретение адмирала Рено — Маленького Рено, как его называли во Франции. Три тысячи зажигательных бомб обрушились на этот красивый город. Все предместья Генуи были сожжены, а большая часть его дворцов обращена в пепел.

Маркиз Сейнеле, который лично присутствовал при бомбардировке, велел сказать правителю Генуи, что если он откажется удовлетворить требования французского короля, то на следующий год французский флот снова подвергнет Геную бомбардировке.

Обсуждая результаты этого похода, Шарль и Клод согласились, что и здесь видна рука великого Кольбера: французская армия, которая еще в 1672 году удивляла Европу своей численностью в 180 тысяч человек, по прошествии двенадцати лет насчитывала уже до полумиллиона, включая флот.

— Но Кольбер этим никогда не гордился! — заметил Шарль. — Он считал, что государство обогащает только торговля и промышленность, а война, даже победоносная, разоряет.

Часть пятая

СТАРОСТЬ

(1685–1703)

1685 год

Шарлю шел пятьдесят седьмой год. «Глубокий старик», — говорили о таких долгожителях в те времена. Однако, несмотря на свой возраст, Шарль был бодр и весел. Он почти никогда не болел и весь отдавался работе и детям. Как и в добрые прежние времена, в полдень его карета останавливалась у Лувра, и по широкой, выстланной мягким ковром лестнице он поднимался на второй этаж. Но теперь он шел не в левое крыло дворца, где когда-то был его кабинет, а в правое — в помещение Академии. Его главной заботой теперь стал «Всеобщий словарь французского языка». Шарль по-прежнему руководил работой над созданием «Словаря». Иногда он встречался с королем, и тот мило улыбался ему. Однако это была всего лишь улыбка вежливости.

Но и здесь его ждал жестокий удар, хотя отчасти и ожидаемый, но все равно болезненный. Антуан Фуретье, один из участников работы, сам, в одиночку, составил «Словарь французского языка» и даже получил у короля привилегию на его издание. Фуретье и раньше выражал недовольство медлительностью академиков. Более того, он даже угрожал Перро, обещал выполнить всю работу, не дожидаясь остальных «бессмертных». И при поддержке Расина и Буало сдержал свое обещание.

Известие об этом вызвало настоящую панику среди «бессмертных». Они потребовали у Шарля Перро объяснений, но тот знал столько же, сколько и они. Фуретье не желал никого принимать и отвечал отказом на все просьбы явиться в Академию. Даже аббат Рени, известный мастер улаживать трудные дела, не получил доступа к его «Словарю», хотя лично посетил Фуретье; больше того, его не пустили дальше порога.

Лишь когда президент Академии монсеньор де Нови строго предупредил Фуретье, тот написал письмо, в котором объяснял, что решил сам, один, составить «Словарь», потому что не мог терпеть медлительность академиков. «А необходимость „Словаря французского языка“ для нашей страны очевидна», — объяснял он. Чтобы успокоить страсти, Фуретье согласен собрать у себя представителей Академии.