The Мечты. О любви (СИ) - Светлая et Jk

Юрага видел множество морей. Северных, южных, восточных и западных. Он видел десятки озер и два океана. Но когда судьба снова и снова уводила его за собой, он никогда не забывал этого простого знания: его собственный дом пахнет именно этим, самым родным солнечногорским побережьем. А вновь оказавшись на набережной, знакомой с раннего детства, словно напитывался всем этим на годы вперед.

— Женька, стой! — выкрикнул Артем Викторович, прошмыгнувшей между решеток заборчика Женечке, тощей, как сельдь, коричневой, будто бы не неделю на пляже провела, а полгода, и совершенно безбашенной, как и положено ребенку, который без глаза матери несколько одичал за дни отпуска.

— Па, я только ногой потрогаю! — взвизгнула дочь с легким акцентом, который ему слух не резал, но окружающие, наверное, слышали.

— Без меня не вздумай заходить, — проворчал Юрага, пристегивая сначала свой, а потом Женечкин велосипеды. Но какое там. Евгения Артемовна его не слушала. Когда Артем по-человечески, цивилизованно, по лестнице, а не через забор, забегал на пляж, стремясь ее догнать, она уже резвилась у кромки воды, босая и пытающаяся вытащить из рюкзака маску и трубку для подводного плавания. В этом году дочь научилась нырять, хотя на воде держалась все еще скверно. У них оставалась последняя неделя, за время которой они поставили цель обязательно освоить навыки плавания хотя бы по-собачьи. Но прямо сейчас, кажется, Женечка кайфовала от жизни и потому скакала вокруг отца, устанавливавшего зонтик, и повизгивала:

— Па, быстрее! Ну пошли уже!

— Будешь так орать, никто вообще никуда не пойдет, — сказал, как отрезал. Хотя разве мог Артем Викторович хоть в чем-то отказать своей дочери — долгожданной, драгоценной и такой любимой? Конечно, не мог!

Море с утра было особенно приятным. Может быть, немного еще не прогретым, но что такое не до конца прогревшаяся вода аборигену или ребенку? Каких-то полчаса — и будет в самый раз. Выходить из нее, один черт, не хотелось. С Женечкой он нанырялся так, что у самого в ушах свистело. Или это уже возраст давал о себе знать? Артем Викторович держал себя в форме максимально, насколько позволяло время, и выносливость считал сильной своей стороной. А тут поди ж ты — свистит. Но Женя легких путей не ищет и спуску другим не дает, потому, когда и ей надоело изучать морское дно, на котором, если честно, они нашли мало интересного, кроме нескольких сердцевидок и рачков-отшельников, она придумала новую забаву. И теперь использовала отца вместо трамплина, вскарабкиваясь ему на плечи и заставляя подбрасывать себя в воду.

Радостно визжа, дочь разбрасывала брызги и устраивала маленькие цунами, пока солнце взбиралось выше по небосклону, окрашивая все вокруг золотистым искристым светом. И даже толпа, барахтающаяся вокруг них, на мелководье, казалась удивительно симпатичной. Очень скоро Женечка засекла еще двух шкетов поблизости, чуток постарше ее, но подобные пустячные препоны она препонами вовсе и не считала, потому после очередного броска ломанулась сбивать барьеры в общении между незнакомцами.

Юрага немного выдохнул, но, не спуская глаз с дочери, продолжал плавать поблизости, чтобы и ей не мешать, и в то же время, следить, как бы чего не вышло. Девять лет — сложный возраст. Вроде бы, уже в школу ходит своими ногами, а сама плавать не умеет. Еще утопнет.

Вытаскивать ее было еще сложнее, потому что ребенок, который попал на пляж, даже в девять лет ведет себя как трехлетка, возмущаясь, умоляя, торгуясь и выпрашивая еще хоть пять минуточек, когда у самого уже зуб на зуб не попадает.

— У тебя губы синие! — пытаясь изобразить стальную волю, спорил с Женей Артем Викторович.

— А когда можно?

— Когда плавки высохнут.

— Так сухие уже!

— Не придумывай.

— Ничего я не придумываю. Посмотри, сухие!

— Женя, у меня плавки — мокрые.

— Твои большие, они долго сохнуть будут! — откровенно и очень чистосердечно возмутилось чадо и демонстративно раздуло щеки. Куцый мокрый хвостик на затылке тоже приуныл, а Артем едва сдерживался, чтобы не заржать, потому что прекрасно ее понимал. Еще помнил, что сам был такой же. Упертый.

— Ну давай тогда рой яму в песке, будешь меня закапывать, где твоя лопатка? — решил он пойти на хитрость, но Женя сощурилась и тут же разгадала все его ходы:

— Я тебя уже вчера закапывала. Ты потом сказал быстро обмыться и домой ехать.

— Ну так ужинать пора уже было. Или ты хочешь, чтобы мама тебя больше со мной никуда не пускала, если ты заработаешь пищевое расстройство?

Что такое «пищевое расстройство», Женя, конечно, представляла слабо, но прекрасно понимала, что это что-то очень огорчительное, раз мать больше не отпустит. И потому надувала щеки еще сильнее от осознания папиной правоты.

— Не дави на жалость! — буркнул Юрага. — Найди себе занятие. Где там твои френды?

— Лиза и Саша? — навострила уши дочь.

— О! Так вы даже успели представиться, пока барахтались.

— Они прикольные!

— Ну вот давай, ступай с ними играть, где они там? Надеюсь, их уже тоже вытащили?

Женя повертела головой на тощей шее, а потом махнула рукой вбок:

— Вон же!

И вскочив, снова куда-то побежала, на что Юрага отреагировать уже не успел.

Успел только с некоторой задержкой вскочить с шезлонга, попытаться рассмотреть, в какую сторону ее понесло, разглядеть неподалеку две детские панамки, склонившиеся над песчаным замком, возле которого собралась босоногая тусня, хлопнуть себя по лбу — забыл, блин! — и выкрикнуть:

— Женя! Женька! Кепку надень!

Но дочь его уже не слышала. Она была крайне увлечена попытками встрять в игру новых знакомых.

Оставалось только подобрать ее головной убор и броситься следом, продолжая шуметь на дочь:

— Женя! Я кому сказал!

Но вместо проказницы-Жени на его голос резко обернулась женщина, сидевшая под разноцветным зонтиком, который как раз закрывал детишек от ярких, начинавших становиться злыми солнечных лучей. А он как на какую-то преграду напоролся, застыв на месте, не сделав последнего шага к ребенку.

Несмотря на жару, Юрагу будто в ледяную воду окунули. Но все же, не давая себе передышки, он медленно проговорил:

— Здравствуйте, Евгения Андреевна.

Та, в отличие от Юраги, от неожиданности встречи замешкалась, но справившись с удивлением, которое выдали взметнувшиеся по лбу брови, кивнула в ответ:

— Здравствуйте, Артем Викторович.

И голос ее прозвучал точно так же, как если бы он услышал его в лифте по пути на их административный этаж добрых тринадцать лет назад. Один-в-один точно так же. Это как-то по-особому отозвалось внутри его головы, и Юрага не нашелся, что делать дальше, кроме как снова оглянуться на детей, потом на Женю, и наконец приметить еще одного ребенка лет пяти в фуражке и замотанного в полотенце, сидевшего под зонтиком и терзавшего кочан вареной кукурузы.

В голове что-то щелкнуло. Удивление, наверное.

— Это все ваши? — ошалело выдал он совершенно непреднамеренно и тут же стушевался от собственной бесцеремонности.

— Кто? — уточнила Женя, но повторив взглядом его «осмотр», вдруг поняла и улыбнулась: — Почти все. Только девочка — новая знакомая.

— Если хочешь, можешь строить еще одну башню, — деловито проговорила в этот момент Лиза, пристально наблюдавшая, как гостья принялась усердно помогать Сашке, и ткнула лопаткой в сторону замковой стены — поближе к себе и подальше от Малича. — Вот тут!

— Изи, — хмыкнула Женечка, но от Сашки не отошла. — Можно ведро?

— Женя, у тебя есть свое! — искренно возмутился Артем Викторович, на что немедленно получил дочернюю шпильку:

— У моего ручка отпала, людям показать стыдно.

Юрага только и смог, что хохотнуть и снова повернуться к Евгении Андреевне, чтобы неловко сообщить:

— Как видите, ваша новая знакомая — моя.

— Да? — опять удивилась Женя. — Бывает же! И вы тут… в гости? Переехали?

А чуть в стороне ей вторила дочь, ставя ведерко рядом с намеченным ею местом для Женечки: