The Мечты. О любви (СИ) - Светлая et Jk

— И что конкретно ты подразумеваешь под тотальным контролем?

— Будешь работать в секторе внутреннего аудита.

Юлька икнула и уронила очередной банановый кружок под ноги. Вскинула взгляд на Моджеевского, пытаясь оценить, насколько он сейчас серьезен. И что-то там про себя отметив, медленно отложила в сторону нож и, облизнув губы, спросила:

— Я не… я уже давным-давно не работала… ну, по специальности…

— Было бы желание, — усмехнулся он, поднял упавший кусочек и выбросил в урну. — Так как?

— Ответить надо прямо сейчас?

— Тебе же хочется.

Ей хотелось. Он по ее лицу отчетливо видел, как жутко ей хотелось. Но Юлька не была бы собой, если бы не отвернулась снова к круассанам, чтобы щедро полить их каким-то топпингом, а потом сунуть блюдо в руки Моджеевскому, произнеся при этом целую тираду:

— Во-первых, начнут болтать, что я через постель. И между прочим, будут совершенно правы, потому что после такого длительного перерыва мне не то что в «MODELIT», мне куда угодно бесполезно. Во-вторых, я нихрена не помню уже, да и вообще все давно вперед ушло, а я и прежний уровень растеряла. В-третьих… в-третьих — я не придумала, потому пошли есть, чтобы я могла сообразить, почему нет.

10:10

Незыблемым правилом присутствия на рабочем месте генерального директора «MODELITCorporation» был кофе после 10:00. Он как раз успевал пробежать по актуальным направлениям, наметив и уточнив планы на день, и мозг начинал требовать легкого подкрепления. К половине одиннадцатого должна была подтянуться Маргарита Львовна с командой на совещание, потому сейчас горячий бодрящий напиток, символизирующий собой утро, был более чем уместен.

Алена сунулась с подносом в кабинет, без спросу поставила его на стол по заведенной традиции и проговорила:

— Богдан Романович, снизу разведка докладывает, что Роман Романович приехал. Он у себя. Вы просили сказать, если явится.

— Явился, — вздохнул Богдан, настраивая себя на повинный лад. Сделал глоток кофе и спустя три минуты входил в кабинет родителя с самой приветливой улыбкой во все тридцать два — как оказалось, не зря поутру сын давал ему мастер-класс. — Привет! С чем пожаловал?

Отец поднял глаза от компьютера, оценил сыновний внешний вид на предмет «мы покушали», «мы умылись» и «мы побрились». И, удовольствовавшись увиденным, ответил:

— Что? Уже и поработать в офисе нельзя? Ничего не проходит мимо всевидящего ока?

— Да нет, — сказал Богдан, устраиваясь напротив отца, — даже хорошо, что ты сегодня приехал. Разговор есть важный.

— Длинный? У меня прорабы через час.

— В общем нет, — усмехнулся Моджеевский-младший и выдал коротко. В лоб: — У нас больше нет телеканала.

Моджеевский-старший ойкнул. И снял очки.

— И куда он делся? — осторожно спросил он.

А Богдан-свет Романович неожиданно развеселился:

— Он в очередной раз сменил хозяина.

— Че? Сам по себе? У нас ему типа не понравилось?

— Это самая выгодная для меня сделка, — став снова серьезным, сказал Богдан. — В обмен на «Солнечный» Ярославцев подписал все документы по разводу и отказу от Андрея.

— Как это «в обме…» — опешил Моджеевский-старший и запнулся, недоговорив до конца, но, очевидно, сложив два и два. Он был неплохим бизнесменом, хотя и скорее удачливым, чем продуманным. А складывать тут было не много. Потому, переведя дыхание и пристально глядя на сына, уточнил: — То есть Юлькин бывший согласился на такую… сделку?

— Я согласился.

Роман Романович снова помедлил. Потом решил все же поинтересовался:

— Значит, предложение было его?

— Я его спросил, чего он хочет, — пожал плечами Богдан. — И он озвучил.

— Деловой подход… И все это его нытье по поводу того, что у него ребенка забирают, — это все… вот ради этого?

— Да похрену. Но ты остался без игрухи.

Моджеевский-старший усмехнулся, видимо, о чем-то раздумывая. Усмешка постепенно сменялась улыбкой, неуловимо похожей на улыбку его сына и внука.

— Имею по этому поводу два вопроса… Нет, три! Как Юлька в это дерьмо вляпалась, откуда у тебя такие ублюдочные друзья и главный — Андрей уже Моджеевский? Документы готовы?

— Ты понимаешь, что я бы ему и корпорацию отдал, если бы он попросил, а? — хохотнул Богдан, пропуская вопросы родителя мимо ушей, и резво поднялся. — Но пронесло. Так что ты все еще можешь работать в офисе, когда хочется. Кстати, внука на выходные подбросить?

— Дурень, — по-доброму проворчал Роман Романович, — отвесить бы тебе подзатыльник, да статус не позволяет. Подбрасывай, конечно. Теперь же имеешь право распоряжаться временем Андрея, да?

— Ага, если не считать того, что Юльку пока еще приходится отвлекать, — рассмеялся Моджеевский-все-таки-средний и, сунув руки в карманы, жизнерадостно направился к выходу из монаршего кабинета.

Не убили — и ладно. Отделался испугом. Впрочем, Роман Романович ловил себя на мысли, что, пожалуй, канал и ему не жалко, не велико хозяйство. А вот за корпорацию — он бы собственноручно скормил акулам. Не Богдана, конечно, что взять с несмышленыша?

Некоторое время Моджеевский-старший задумчиво изучал дверь, за которой скрылся его сын, и оценивал открывшиеся перспективы на очередные выходные с внуком, придумывая, чем бы его занять, полезным и увлекательным, как вдруг в виске прострелило короткое слово, которое ему почему-то очень понравилось. И слово это было: подлянка.

— Сонечка, — Моджеевский высунулся в приемную, в которой заседала его официальная помощница, а по факту — Аленкина «принеси-подай». При виде почетного президента компании она встрепенулась и, как та школярка, приняла самое прилежное положение за столом: ножки вместе полубоком, ручки на столе сложила, спинку выровняла, лицо же получилось заинтересованным и чуточку испуганным. Значит, пять минут назад в интернете не по делу шлялась.

— Да, Роман Романович? — пропищала «Сонечка».

— Не в службу, а в дружбу, уточните, успели ли мы заключить договор с «Солнечным-1» на производство документального фильма о строительстве стадиона, и свяжитесь с Центральным, узнайте сегодняшнее расписание Бергента, пожалуйста.

— Как срочно?

— После общения с прорабами планирую развернуть бурную деятельность в этом направлении, — и прежде чем исчезнуть в святая святых, обдумывать свои коварные планы под кофе с шоколадками, потому что даже подлянки надо готовить с удовольствием, он подмигнул Сонечке и загадочно выдал: — На Центральном-то рейтинг побольше будет, а?

Рабочий график почетного президента главной и единственной наличествующей солнечногорской корпорации уже давным-давно был привязан к рабочему графику главного и единственного наличествующего солнечногорского политеха. И лишь люди непосвященные не улавливали зависимости одного от другого.

В этом отношении Сонечке, несомненно, повезло, что бывшая секретарша господина Моджеевского-старшего подробно разъяснила ей причинно-следственные связи того, что Ром Ромыч уходит на перерыв, как будто он сотрудник, например, почтового отделения или собеса, в смысле с часу до двух, а не когда придется и где застало или сморило.

И причины, и связи, и следствия — все было закономерно и соотносилось с тем, в котором часу освобождалась Евгения Андреевна Малич, главный бухгалтер того самого университета, который играл важную образовательную роль в жизни городка.

Вот только в этот день почему-то на перерыв Роман Романович не ушел, и Сонечку сей факт изрядно напрягал. Зато аккурат после двух в приемной раздался телефонный звонок, заставивший Соню подхватиться с места и ринуться в кабинет президента, в это самое время увлеченно что-то изучавшего в мониторе ноутбука.

— Роман Романович, звонила Евгения Андреевна, сказала, что их уже отпустили, и она ждет вас в «Миндале»! — затараторила она обо всем и сразу, отвлекая большое начальство от великих свершений и приятных пакостей.

— Как отпустили? Уже? — Моджеевский одернул руку и взглянул на часы. — Почему мне не позвонила?