Святослав - Семен Скляренко

В узких, высоких, с круглыми стеклами окнах княжьей палаты забрезжил голубой рассвет, он смешивался с мерцающими огнями свечей, и лица собравшихся казались бледными.

— Бояре и воеводы, — продолжал Святослав, — как жили мы раньше и как живем ныне? Отцы наши и деды, — он поглядел на доспехи князей, на шлемы, в прорезях которых, под забралами, казалось, светились глаза, — отцы и деды, объединив роды и племена, боролись с врагами, которые с оружием шли на Русь, и побеждали. Но враги не дремлют и днесь, они жаждут нашей гибели и готовят поход, чтобы завладеть нашими землями.

— Хозары? — доносится голос из палаты.

— Печенеги? — спрашивает кто-то.

— Неужто греки? — раздается сразу несколько голосов.

— Хозары разбиты, им уж не брать больше дани с Руси, — отвечает князь Святослав. — С печенегами мы живем в согласии. Поход готовят императоры Византии — Нового Рима.

— Так чего же, княже, мы терпим?! — восклицают воеводы, хватаясь за мечи.

— Уже по всем окраинам ромеи убивают наших купцов… — говорит кто-то хриплым голосом.

— Уже закрыты все пути из земли нашей.

— Почто, княже, дозволяешь им приезжать к нам? — звенит еще один отчаянный, пронзительный голос. — Вон греческие хеландии все лето стоят на Почайне…

В палате становится светлее, Святослав видит бородатые злые лица бояр и воевод. Все они уже повскакивали со скамей и бьют посохом об пол.

— С давних пор, — снова говорит князь, — ромеи клятву дают жить в мире и дружбе, а на деле замышляют брань и тщатся уничтожить Русь. С давних пор, словно тати, крадутся они к нашим землям, ставят города над нашим морем, построили Саркел, чтобы преградить нам путь на восток. Это они насылали на нас хозар, печенегов и прочие орды… Но мы отбивались от них, купно с нами боролись болгары. Когда отец мой

Игорь вместе с кесарем Симеоном шли на Константинополь, императоры дрожали, аки лоза, на песку седяща…

— Так пойдем же, княже, купно со болгарами на Константинополь! Веди нас! — гремело во всех углах палаты.

— Коли бы мы пошли ныне с болгарами купно, — ответил князь Святослав, — то снова водрузили бы наш щит над врагами Царьграда, но в Болгарии сидит не Симеон, а Петр, он подружился с императором так, что ныне не угадаешь, где кончается империя и начинается Болгария. И хоть они сейчас и враждуют, очи Петра смотрят не на Киев, а на Константинополь…

Святослав умолк и взглянул на мать. Ольга сидела, закрыв глаза; все в княжьей палате безмолвствовали.

— На греческих хеландиях, что стоят на Почайне, — продолжал князь Святослав, — прибыл к нам из Константинополя ва-силик. Он привез с собой пятнадцать кентинариев золота, чтобы я роздал его вам и всей дружине и вел вас на болгар…

— А скажи, князь, сколько болгар требуют убить за это золото императоры? — гневно крикнул старый, седой воевода Хрум, стоявший впереди всех, неподалеку от помоста.

— Немало, воевода, немало… десять, двадцать, а то и тридцать тысяч.

— Дешево же ценят императоры человечью кровь! — еще раздраженнее крикнул воевода Хрум. — Слыхали? Две тысячи людей за греческий золотник.

Палата бушевала, точно Днепр в непогоду.

— Воевода Хрум правду сказал о греческом золоте! — крикнул князь Святослав, подняв руку, чтобы унять страсти. — Императоры ромеев хотели бы, чтобы я продался им за то золото, собрал дружину, перешел Дунай, истребил елико можно больше болгар да и свою дружину загубил, а потом Византия замирится с кесарем, захватит Болгарию, утвердится на Дунае, покорит в свой черед и Русь…

— Это черная измена, княже! — кричали все в палате. — Не верь, княже, грекам! Не ходи в Болгарию…

— А потом что? — спросил князь с едва заметной усмешкой. — Аще не пойдем, императоры покорят Болгарию, выйдут на Дунай, содеют там середу своей земли[160] и ударят на Русь…

Великую задачу задал князь Святослав боярам и воеводам, и они, притихнув, в глубокой задумчивости стояли среди палаты.

— Думал я, — прерывая напряженное молчание, продолжал Святослав, — как спасти Русь и как защитить Болгарию. Мы держали совет с княгиней, я уже посылал, бояре мои и воеводы, к кесарю болгарскому Петру тысяцкого Богдана с дружиной, давал ему хартию, писал кесарю, что за поход на Болгарию Византия сулит мне золото, и еще писал, что Русь ради золота не воюет, почему предлагал ему идти купно войной на Византию… «Занеже, — писал я, — ты, кесарь, не согласен, то я иду на тя, чтобы потом не с тобою, а со всеми болгарами бороться с Византией…»

— И какой ответ привез тысяцкий Богдан?

— Тысяцкий Богдан не смог привезти ответа — кесарь Петр покарал его смертью.

— Злодей! Убийца! — загремели голоса.

И еще громче, еще грознее, точно волны, что бьются о скалы, загремело:

— Веди нас, князь, на греков, на Петра! Пойдем, как один, за тобою… Веди нас, княже! Пройдем через все земли. Веди!

Князь Святослав смотрел на кипящее людское море. Он понимал бояр и воевод. О, теперь они едины, знают, что Византия готовит им ярмо и смерть! А разве не то же скажут люди всей Русской Земли, когда он кликнет клич?

Святослав поднял руку, в которой засверкала булава — знак власти киевских князей. Казалось, камни на золотом яблоке вобрали в себя весь блеск светильников, все краски врывавшегося в палату сияющего утра.

— Воеводы мои и бояре! — торжественно произнес князь Святослав, и слова его прозвучали как клятва. — В сей час на нас смотрит Русь, и да слышит она! Мы, рода русского киевские князья, воеводы, бояре и все люди земли Русской, стоим на том, что, не щадя живота, будем бороться за Русь с императорами ромеев и кесарем Болгарии.

Это была необычайная и решающая для всей Руси, для ее людей и далеких потомков година. Не впервые шла Русь на Византию, с большими и малыми дружинами ходили туда и Олег и Игорь, но это были малые брани, раны от них давно Уже зарубцевались.

Теперь надвигались иные, трудные времена. Византия задумала поглотить Русь, как поглотила Азию. Она хотела на Долгие века надеть на Русь ярмо и сделать рабами ее сынов.

Но Русь не станет носить византийского ярма, русские люди не будут рабами Византии. С булавой в руке князь опустился перед щитом и мечом на колени. Загудел пол в Золотой палате — на колени упали воеводы и бояре. Завтра вся Русь, коленопреклоненная, произнесет священную клятву.

— К Перуну! К Перуну! — гремело в палате.

Глава вторая

1

Князь Святослав знал, как трудно будет бороться Руси с империей, у которой лучшая в мире рать, и потому готовился к войне так, чтобы обрушиться на врага всей силой, а самим пролить меньше крови.

В отличие от Олега и Игоря, которые ходили к Константинополю только на лодиях, князь Святослав решил двинуться и по морю и суходолом. Да и врагов теперь было два — император и кесарь. Значит, и войск требовалось вдвое-втрое больше, чем в прежних походах, тысяч пятьдесят — шестьдесят.

Прежде всего князь велел готовить к далекому походу ло-дии. Он хотел посадить на них тысяч двадцать воинов. В каждой лодии могло плыть тридцать-сорок воинов; требовалось около пятисот лодии — и не долбуш-однодеревок, а набойных лодий — насадов с настилом.

Лодии строили все земли Руси: Чернигов, Любеч, Смоленск, Новгород, верхние земли. В первую же весну с полой водой по Днепру, Десне, Припяти поплыли к Киеву плоты и вереницы однодеревок, выдолбленных или выжженных из дуба, липы, вербы.

Ниже Киева, в Витачеве, плоты эти и однодеревки встречали опытные древоделы. Они вытаскивали колоды и однодеревки из воды, однодеревки высушивали, а из колод пилили и тесали доски. Тут же, на берегу, ставили в несколько рядов подпорки для будущих насадов, выжигали на кострах и гнули крепкие дубовые брусья — кокоры, из коры и лозы готовили гужбу.

В это же время к Витачеву, через Перевесите и Берестовое, ехали и ехали возы — на них везли разную кузнь, которую мастера железа ковали в предградье: топоры, тесла, долота, крученые гвозди.

Работали день и ночь. Далеко вдоль Днепра горели костры, пахло смолой, слышны были людские голоса, стук топоров, сухие удары тесел.

И уже вдоль витачевского берега вырисовывались остовы будущих лодий: днища долбленые, кокоры прибиты железными гвоздями, к кокорам набивались или привязывались гужбою ряд за рядом доски-насады, поверх которых клали настил. Это были настоящие корабли, которым не страшно и море.

Неспокойно было в эту пору и в предградье, где в хижинах и землянках жили кузнецы, теснились седельники бок о бок с усмарями, а подле раскаленных печей возились скудельники.

С рассвета на днепровских кручах вились дымки, хрипели кузнечные мехи, ухали по наковальням молоты; подле хижин усмарей[161] перехватывало дух от смрада кож и квасов; скудельники[162] целыми семьями разминали в ямах зеленоватую и красную глину.