Святослав - Семен Скляренко

Вспомнилось ему, как давно когда-то над Почайной, в такую же теплую, тихую ночь, горел не один, а множество костров, и вдруг его охватила тревога, защемило сердце, стало грустно, тяжело.

В ту ночь он встретил над Почайной, как раз в том месте, где сейчас горит огонь, ключницу княжьего терема Малушу и полюбил ее так, как можно любить только раз в жизни, полюбил, казалось, навеки.

И вспомнил Святослав ее голос, ее красу, ее ласки, каждое движение, каждое слово…

Стражи на городницах вдруг задвигались, подняли молоты, ударили в била, и медные скорбные звуки гулко поплыли к Днепру и Почайне, в далекие безмежные поля.

Глубокий вздох вырвался из груди Святослава, заныла старая незаживающая рана… Вспомнил он еще одну, далекую ночь, разговор с матерью, которая велела ему, княжичу, не любить, позабыть ключницу Малушу, оторвала ее от его сердца. Вспомнилась и последняя встреча с Малушей, каждое сказанное ею слово, каждая, казалось, снежинка в поле, и вся прежняя боль вернулась и снова терзала его сердце.

Он покорился матери. Малушу услали в далекое княжье село Будутин, там родила она сына Владимира, который живет и воспитывается вместе со своими братьями, детьми от Предславы, — Ярополком и Олегом. Что ж, хоть дети его живут при нем, в Киеве.

Встречал ли он после этого Малушу? Нет, не встречал. Не мог встретить — знал: никогда она не простит, что в тот час, когда пришлось выбирать между любовью и долгом, он выбрал долг. И князь с мечом в руках выполнял его, сражаясь с дружиной против врагов Руси.

Святослав знал, что среди всех врагов Руси самый опасный и коварный — Византия. Но подняться сразу против Византии он не мог: ближайшими врагами были хозары, Русь платила им дань; если бы он двинулся на запад, они тотчас от Итиль-реки напали бы на Киев.

Примучив вятичей и разгромив черных булгар, что сидели в верховьях Итиля и платили дань хозарам, князь Святослав с многочисленной дружиной нагрянул на разбойничье гнездо — Саркел, перекинулся на Итиль, разгромил кагана с его ратью и, не оставив следа от всего хозарского каганата, открыл путь на восток, в степи за Итилем, до самого Джурджанского моря.

Но и на этом не останавливается князь Святослав: перевалив с дружиной Асские горы,[155] он достигает Тмутаракани, утверждается на берегах Русского моря, диву дается, до чего велика, необъятна Русь, и возвращается в Киев с твердым убеждением, что час последней схватки с Византией все ближе и ближе.

Преисполненный лютой ненавистью к императорам, ослепленный жаждой славы, василик Калокир открыл князю Святославу много такого, о чем тот и подумать не мог. Выходит, ромеи не отказались от Саркела, если посылают на помощь хозарам своих воинов; значит, думают возродить каганат, если собирают рать в Климатах, мнят руками русских людей покорить Болгарию, чтобы потом сломить и Русь…

И скорбь за Русскую землю, скорбь о погибших русских людях и о тех, кто еще погибнет в трудной борьбе, терзала сердце князя. Враг притаился за Дунаем, враг точит мечи, присылает своих василиков, чтобы провести его, князя Святослава, обмануть Русь. Что же делать киевскому князю среди этой темной ночи, которая встает отовсюду?

3

Через ворота и по мосту, который теперь, когда спокойно было на Днепре и в поле, не поднимался на ночь, хотя по сторонам и стояла недремлющая стража, князь Святослав вышел с Горы и направился к Новому городу, где жила княгиня Ольга.

Когда-то здесь стоял один только терем княгини Ольги, но за десяток лет вокруг него поставили свои хоромы немало бояр; теперь это был целый город, окруженный глубокими рвами, верхним валом с острым частоколом по одну сторону рва и нижним валом по другую, со стороны Днепра, — за этими валами и частоколами княгиня Ольга и бояре чувствовали себя в безопасности.

Святослав застал княгиню в опочивальне внуков. Ольга пестовала и растила Ярополка и Олега с самого их рождения; уходя на брань с хозарами, Святослав доверил матери воспитание и Владимира, которого Добрыня взрастил крепким и сильным отроком. Святослав видел, что мать его уже стара, немощна, — пусть, думал он, будет радостной ее старость. Впрочем, и Добрыня, поселившись в новом городе около княгини, тоже не отходил ни на шаг от своего воспитанника.

Святослав постоял некоторое время подле матери, сидевшей в кресле у изголовья внуков. Они спали, набегавшись за день. В мерцании светильника Святослав долго смотрел на лицо Владимира, на сильные его плечи и грудь.

Княгиня Ольга, угадав, что неспроста пришел Святослав в столь позднее время, поднялась, погасила светильник и направилась в свою светлицу.

— Что случилось, Святослав? — спросила она, усаживаясь возле окна, выходившего на Днепр.

— Все спокойно, матушка, — ответил он. — И в поле, и на Днепре…

— Да вот, вижу, ты не спокоен, Святослав. Что тебя тревожит?

— Угадала, матушка. Сейчас тишина в нашей земле, но чую далекую брань и кровь на Руси.

— Ты о чем, Святослав?!

— О греческом василике Калокире, которого ты видела у меня за столом.

— А что он?

Святослав рассказал, как после обеда они поплыли с василиком на Днепр, как Калокир предложил поговорить с глазу на глаз и что сказал на косе у Чертороя.

— Русским людям идти на болгар? — удивленно переспросила Ольга, выслушав сына. — Что-то негожее замышляет император…

Суровым и задумчивым было лицо князя Святослава.

— Нет, — сказал он матери, — император задумал только то, что ему нужно. Дело, княгиня-матушка, в том, что византийским императорам только и мнится, как бы уничтожить Болгарию.

— О, — вздохнула княгиня Ольга, — кто-кто, а я-то знаю, о чем мечтают императоры ромеев! Однако с Болгарией у них мир, там сидит, получая дань с Византии, василисса Ирина. Чего ради императорам ссориться с кесарем, а тем паче посылать на них русских?

— Так было раньше, — с горькой улыбкой промолвил князь Святослав, — когда ты ездила в Болгарию. Василисса Ирина недавно умерла, Византия уже не платит дани болгарам, а император Никифор велел выгнать из дворца и бить по щекам приехавших за данью болгарских послов. Мира между Византией и Болгарией больше нет.

— Так пусть император Никифор и воюет с Петром — ведь он его выкормыш.

— О, — заметил Святослав, — император Никифор рад бы двинуться на Болгарию и проглотить ее, но у него самого неспокойно в империи. А кроме того, он знает, что на защиту Болгарии станет Русь.

— Наконец я слышу то, чего ждала, — сказала княгиня Ольга. — Единый язык, единая вера. Я знаю, что Бог не допустит брани с болгарами.

— Нет, матушка княгиня, — решительно возразил Святослав, — я должен идти и пойду на болгар.

Княгиня Ольга поднялась со скамьи, стала посреди светлицы, разгневанная, гордая и неудержимая в своем гневе, такая, какой ее когда-то запомнил Святослав.

— Кровожадный язычник! — крикнула она. — Неужто за пятнадцать кентинариев ты погубишь тысячи наших братьев, христиан-болгар?

— Не за пятнадцать кентинариев, — сурово ответил Святослав, — а за счастье, за славу, за честь Руси.

— Неправда, неправда это, Святослав! — с негодованием продолжала Ольга. — Ты ради золота идешь, ради дани, как твой отец на древлян…

Суровый и гневный стоял князь Святослав. Уважая старость матери, он молчал, хоть и трудно было сдерживаться и говорить с княгиней тихо и спокойно.

— Ты сказала, — начал он, — будто я похож на отца. Это правда! Я такой же, как он. А ты, что же, отрекаешься от него? И опять же — разве мой отец жил, боролся и умер только ради золота? И гоже ли тебе, княгиня, так поминать своего мужа и моего отца, Игоря? Золото ли искал он в Древлянской земле? Недавно я ходил на вятичей и примучил их, но не золота ради. Нет, нет, не ради золота воевал отец мой, так надлежит поступать и мне. В великих трудах, в тяжких битвах рождена наша земля. Долго враждовали племена, и ныне случаются распри в землях наших, но об одном помышляют люди — Руси стоять, дондеже светит солнце…

— Но разве твои предки боролись с болгарами? — пыталась все еще спорить княгиня Ольга.

— Зачем было им бороться с болгарами, раз они рука об руку с ними сражались против Византии, а греки боялись их, как грозы? Когда не стало кесаря Симеона — ты сама мне об этом говорила, — кесарь Петр предал Болгарию Византии. Только когда не стало на Руси Игоря, Киев стал бояться Константинополя и его императоров.

— Ты винишь меня?

— Днепра вспять не повернуть, — возразил Святослав, — а коли б я тебя обвинял, не Пришел бы ныне на беседу. Законы и обычаи наших предков справедливы: «Аще кто задумал убить тебя — убей его; кто задумал убить ближнего твоего — не пожалей ради него своей крови; аще кто убил — воздай кровью за кровь». Император Никифор мечтает о том же, о чем и все прочие императоры: он хочет руками русских разгромить болгар, скрестить их мечи, а потом бить и тех и других…