Форсайты - Зулейка Доусон

Майкл выслушал ее молча и еще мили две молча обдумывал это нежданное открытие. Словно извлеченные археологом черепки античной урны, обрывки истории, которую ему никто никогда полностью не рассказывал, начали складываться во что-то единое. Ему припомнился другой разговор с Уинифрид в ветреное воскресенье на Хайгейтском кладбище в прошлое лето.

«…Сомс уж делал для нее все… Он даже выстроил для нее прекрасный загородный дом, хотел попытаться все начать сначала».

«Насколько понимаю, это не помогло».

«Еще бы! Ирэн изменила ему с архитектором».

До конца поездки Майкл старательно выискивал достоинства архитектуры пригородов и прелести муниципального планирования. И потерпел жалкую неудачу, но не сожалел: что угодно, лишь бы оборвать ход мыслей, порожденный этим нежданным открытием. Где, о, где было написано, что поездки в автомобиле с Уинифрид Дарти должны оборачиваться для него непрерывным терзанием?

С прошлого лета, когда Энн Форсайт скоропостижно умерла и перед ним возник устрашающий призрак Флер, вновь обретающей свою первую любовь, Майкл, вначале испугавшись, теперь все меньше опасался за свой брак. Он знал, что Джон Форсайт вернулся из Америки, но на Флер, казалось, это никак не повлияло. Она не делала никаких попыток к сближению с «той ветвью семьи». Он почти не сомневался, что Холли она не видела после той встречи в Уонсдоне, когда Кэт заболела; и он знал, что искать общества другой сестры Джона она не станет ни за что, хотя иногда оказывалось невозможным избежать встречи с миниатюрной старушкой. И Майкл поверил, что у его жены пропало желание вновь искать брода через эту реку Так неужели теперь он должен думать, что она просто выжидала удобного случая?

Рядом с Уинифрид он ехал к Флер и просто не мог думать ни о чем подобном. А за окнами уже мелькал Ричмонд…

Майкл был слишком честным человеком и тонко чувствовал красоту, а потому, впервые увидев творение Босини, он не мог не восхититься, какие бы тягостные ассоциации не вызывал в нем этот дом. Естественно, что это дом Босини, он не знал, а всегда считал его домом Джона Форсайта, две недели назад научился называть его домом Флер и только сейчас узнал, что это был дом ее отца. Как ни гнал он от себя мысли о нем, одна упорствовала: когда Флер впервые полюбила своего двоюродного брата, она думала, что когда-нибудь станет хозяйкой этого самого дома.

Из глубины яркой весенней зелени донесся крик кукушки. Дверь дома была распахнута, и они прошли через нее во внутренний дворик.

Уинифрид тоже впервые переступила порог этого дома. Так вот где Ирэн прожила все эти годы с кузеном Джо, не с Сомсом! Интуиция помогла ей уловить элегантность, которой веяло от дома, хотя комнаты были совершенно пусты (пэр, она читала, уехал жить в Швейцарию). Дому было присуще очарование, которое Уинифрид скрепя сердце приписала влиянию своей бывшей невестки, а не искусству архитектора. Возможно, она не так уж и ошиблась, поскольку Босини, создавая дом, сам был во власти этого очарования.

В бывшем кабинете секретарша из агентства говорила по телефону. Майкл спросил, не знает ли она, где им искать хозяйку дома. Окончив переговоры с каким-то поставщиком, та ответила, что в последний раз видела леди Монт час назад в саду. Уинифрид с Майклом уже направились туда, как вдруг увидели Флер, идущую им навстречу.

– О-о! – произнесла Уинифрид, даже не заметив, что говорит вслух.

Майкл был готов присоединиться к ее восклицанию. Он с первой минуты их встречи считал свою жену прелестной (и не мог припомнить, чтобы когда-нибудь не чувствовал этого), но сейчас он как будто заново понял, какая она красавица. Причиной было выражение, преобразившее ее лицо. На щеках играл нежный румянец, глаза мечтательно сияли, губы полураскрылись в улыбке. Она вся дышала чистой, ничем не омраченной радостью. Майкл просто никогда не видел ее такой.

Флер, увидев их, остановилась, быстро взглянула через плечо, прикоснулась рукой к щеке, словно пытаясь ее охладить, и продолжила это движение вверх, откидывая упавшую на лоб прядь. Тем временем улыбка, озарившая ее лицо, чуть изменилась и угасла.

– Вот и вы! Я бежала всю дорогу от рощи, чтобы вы не подумали, будто я вас не дождалась. Показать вам тут все?

Когда утром в этот день Флер впервые вошла в двери Робин-Хилла, зная, что наконец-то стала его хозяйкой, ее лицо не выражало ничего. Она была совсем одна, об этом она позаботилась заранее. Роджер собирался встретить ее там с ключами на случай непредвиденных затруднений, но она настояла, чтобы он привез ей ключи на Саут-сквер. Никаких затруднений не будет, сказала она ему.

И хорошо, что никто не видел ее, когда она вошла во внутренний дворик. Нахлынувшая волна воспоминаний почти парализовала ее, но она приказала себе держаться. Тут впервые она стояла двадцать лет назад, неловко прощаясь с Джоном после чая с его родителями в тот раз, когда он решил показать ей свой дом. Даже тогда она уловила, что между их семьями есть какая-то преграда, которая грозит разлучить его с ней.

«Мне хочется посмотреть, где ты живешь, Джон, – сказала она ему осторожно. – В дом я, конечно, не войду».

Она вспомнила, как восторженно смотрел на нее Джон.

«Отлично! Я покажу его тебе из рощи, где мы никого не встретим».

А в роще они неожиданно увидели его мать, сидевшую на упавшем стволе. Возникла неловкость, которую приглашение выпить чаю только усугубило. Хозяйкой дома была тогда та женщина, но сейчас ключи у нее! Флер крепче сжала их в пальцах. Она ощущала свою победу – такую же пустую, как дом, отголосок давнего эха в его безмолвии. Радость такой победы граничила с болью.

Она заглянула в гостиную. Тут все эти годы могло быть ее царство. Тут она и царила – в своих грезах.

«Как мило, что вы заехали. Вы ведь знакомы с Джоном, моим мужем…»

Она подошла к лестнице, заколебалась, но поднялась, звонко цокая каблуками по ступенькам. Инстинкт, острый как лезвие ножа, сразу привел ее в парадную спальню. Она увидела, как ее бледная, почти призрачная рука открывает дверь, и почувствовала, как ее фантазии улетают вперед. Жалюзи на окнах были закрыты, разбивая солнечный свет на узкие полоски. Глядя на танцующие в них пылинки, Флер глубоко вздохнула и огляделась. Комната, как и все остальные, была пуста. Чуть заметные прямоугольники и квадраты на паркете позволяли угадать, где тут прежде стояла мебель. Гардероб, комод, кушетка, кресло. Кровать. Но для Флер комнату заполняли образы, рожденные годами тоски по тому, чего не было. Тут она и Джон… могли бы… Нет, так было бы… Комната затуманилась, и она не сразу поняла, что причиной были слезы, выступившие у нее на глазах. Но поняв, она повернулась на каблуках и быстро сбежала по лестнице.

Когда приехала временная секретарша, Флер уже измеряла, прикидывала и перепроверяла с лихорадочной энергией, которая поостыла только далеко за полдень. Наконец, оставив секретаршу в кабинете с блокнотом, расшифровывать ее закорючки, Флер вышла из дома на солнце.

Мало-помалу чувство собственности, генетически заложенное в самых костях Форсайтов, начало согревать ее куда сильнее весеннего воздуха. Она неторопливо потянулась, точно кошка, озирающая свою новую территорию. Ее мысли все еще были заняты перечнем самого необходимого, когда она спустилась с террасы на траву. Секретаршу пока надо оставить. Пусть завтра же наймет уборщиц, чтобы можно было оценить объем необходимых приготовлений до начала отделочных работ. Да! И нанять садовника! Газон необходимо привести в порядок.

Она стояла, озираясь по сторонам, черпая силы из воздуха и света, а ее ноги по щиколотку уходили в клевер. И, конечно, роща притянула ее взгляд, как магнитом. Оставшись без ухода, лиственницы разрослись. Странно! Теперь они все принадлежат ей… Ну а упавший ствол, где она наконец сделала Джона своим и телом, и душой, – цел ли он до сих пор?

Кукушка вновь глухо закуковала, точно старинные часы. Ее зов доносился оттуда. Флер пошла на него и обрела свое сердце.

Глава 10

Исполнение желаний

В то утро, когда Флер вступила во владение домом его детства, телефонный звонок вызвал Джона в Мастонбери. Начальник базы, сказал адъютант, хотел бы с ним поговорить.

Но оказалось – совсем не о том, на что по дороге надеялся Джон. Когда Джон вошел в его кабинет, Уэллинг отложил письмо, которое писал.

– Мистер Форсайт! Благодарю, что вы приехали. Садитесь, пожалуйста. Нам нужно ваше поле.

Джон сел.

– Мое поле?

– Если вы согласитесь. Естественно, будет денежная компенсация. Нам тут тесновато, а ваше поле, примыкающее к нам, не засеяно.

Из окна Джону был виден аэродром, уходивший к полосе леса. Грин-Хилл находился за ней, а к северу его пастбище смыкалось с территорией базы.

– Как вы видите, с этой стороны мы просто стиснуты. И ваше поле очень нам помогло бы. Не придется рубить деревья, а с рощей вдобавок мы могли бы снять корсеты и вздохнуть свободно.