Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер

Из обращения Гитлера к командованию сухопутных войск на совещании 31 июля 1940 г.:

«Решение: в ходе этого столкновения с Россией надо покончить. Весна 1941 г.

Чем скорей мы разобьем Россию, тем лучше. Операция только тогда будет иметь смысл, если мы одним ударом нанесем тяжелое поражение стране. Одного лишь захвата некоей территории мало. Остановка военных действий зимой рискованна.

Поэтому лучше выждать, но принять определенное решение и уничтожить Россию. Необходимо, исходя из ситуации на Балтике. Второе большое государство там не нужно. Май 1941. Пять месяцев на проведение операции. Лучше еще в этом году. Не хватит для полного завершения. Цель: уничтожение живой силы России. Разбить на:

1. Удар на Киев по течению Днепра. Люфтваффе — разрушить переправы в Одессе.

2. Удар по приграничным государствам в направлении Москвы. В итоге охват с севера и юга.

Позднее частная операция в направлении нефтепромыслов Баку. Насколько заинтересовать Финляндию и Турцию, будет видно. Далее: Украина, Белоруссия, прибалтийские страны присоединяются к нам. Финляндия до Белого моря»{464}.

Из краткой записи этой беседы можно сделать вывод, что Гитлер в принципе принял идею Гальдера о стремительном повороте на Восток с нанесением непродолжительного удара по СССР. Правда, у него были свои представления о времени и силах этой операции. Но если флот мог быть приведен в готовность к нападению на Англию только 15 сентября, то для проведения этой отдельной операции, как она была подготовлена верховным командованием, в распоряжении было всего четыре недели, прежде чем это рискованное вторжение потребует наивысшей концентрации сил.

При самых неблагоприятных обстоятельствах германские войска могли одновременно застрять на меловых скалах Дувра и в белорусских болотах, а это привело бы к тому, что немецкие плацдармы на Западе и на Востоке оказались бы в тяжелом положении в зимние месяцы. Но если вторжение пройдет успешно в сентябре, то для последующего удара на Востоке будет уже поздно ввиду наступления скорых холодов.

Перенос операции на Востоке на весну следующего года, напротив, давал существенные преимущества. До этого времени проблема с Англией может быть, скорее всего, решена. Затем вермахт смог бы совершить широкий маневр на Восток. «Чем больше соединений мы туда приведем, тем лучше. У нас есть 120 дивизий, плюс еще 20 стоящих на отдыхе», — заявил Гитлер. Кроме того, в восточных областях рейха можно было сформировать еще 40 дивизий из «испытанных в боях подразделений». У диктатора и на этот счет были некоторые мысли. В результате для наступления на Востоке были готовы 120 дивизий. Гитлер исходил из того, что Англия к весне 1941 г. сумеет поставить под ружье около 35 дивизий, которым на Западе будут противостоять 60 германских дивизий. Это обеспечило бы возможность действовать в двух направлениях.

С точки зрения оперативных и политических целей представления Гитлера существенным образом не выходили за рамки плана Гальдера. Речь должна была идти, как это и планировал штаб 18-й армии, о целостной и молниеносной операции, наподобие той, которую недавно с неожиданным успехом удалось провести во Франции. В этом смысле война Гитлера на Востоке в 1941 г. становилась действительно первым изначально запланированным «блицкригом»{465} вермахта — подавление небольших европейских государств было несопоставимо по размерам. Все последующие идеи Гитлера опирались на прежние мысли относительно войны против СССР: организация оперативных ударных клиньев на севере и на юге, которые позднее должны были соединиться, вовлечение в войну Финляндии и Румынии, а также проведение позднее отдельной операции в направлении Баку, столь важного для ведения войны нефтяного центра. В этом оперативном плане крылась даже старая модель «антирусского окопа» на польской земле на случай, если центру вдруг придется перейти к обороне, пока оба клина не соединятся восточнее Припятских болот.

Теперь, правда, нельзя было рассчитывать на 50 дивизий армии Пилсудского, но эта потеря в необходимых силах на польском плацдарме могла быть вполне компенсирована самим вермахтом. В отличие от Гальдера, который рассматривал Восточную кампанию как ограниченную военную цель и который опробовал эту идею в походе на Францию, признав там в результате перемирия местное правительство и отдав ему незанятую часть страны, Гитлер стремился к полному уничтожению России как к фактору власти. Ему были известны старые представления командования кригсмарине о ведении войны, поэтому он использовал аргумент: с Россией надо «разделаться» — чтобы полностью оттеснить русских от Балтийского моря.

Другие военные цели тоже исходили из старых представлений: захват Прибалтики, Белоруссии и Украины, которые должны стать частью территории Германии.

Примечательно, что Гитлер не говорил о захвате Москвы и расположенных восточнее областей, а представлял себе операционную линию Ленинград — Смоленск — Киев — нижнее течение Днепра, которая в целом соответствовала модели 1918 г. В связи с ударом на Прибалтику он вообще-то упоминал «направление на Москву», что могло означать установление фронта напротив русской столицы после соединения обоих клиньев. По вопросу о Москве у него с Гальдером в последующие месяцы возникли неразрешимые разногласия, которые летом 1941 г. привели к неудачам Восточного похода.

Примечательно, что в рассуждениях Гитлера того времени совершенно не упоминается понятие расово-идеологической войны на уничтожение, как это себе представляет Гальдер, основываясь на опыте германо-советской войны. Достаточно емкую формулировку «уничтожение живой силы России» следует понимать в этом контексте как насильственно-идеологическое устранение, т. е. в смысле широко употреблявшегося тогда военного термина, также и цели по захвату территории не должны пониматься как чисто национал-социалистские. Такие политические вопросы, как оккупационная политика, вообще не затрагивались, иначе Гальдер сделал бы соответствующую запись в дневнике, как это случилось ранее в результате его разногласий с Гитлером относительно Польской кампании. Остается вопрос о значении формулировки «принять определенное решение». Но нам неизвестно, были это действительно слова Гитлера или только интерпретация Гальдера. При оценке решения, принятого 31 июля 1940 г., и для сопоставления его масштаба придется обязательно обратиться к совещанию, состоявшемуся 23 ноября 1939 г. На нем Гитлер заявил командованию сухопутных войск о своем «неизменном решении» совершить нападение на Францию. Тогда он отреагировал на нерешительность и обеспокоенность военных, а сейчас принялся за его оформление и утвердил основные положения. Соответствующее формальное указание последовало в 1940 г., спустя пять месяцев (директива № 21: план «Барбаросса» от 18 декабря 1940 г.), в 1939 г. оно было сделано за шесть недель до решающего совещания (директива № 6 о ведении боевых действий — для редакции: «о подготовке нападения на Францию» — от 9 октября 1939 г.).

Таким образом, можно вполне придерживаться того мнения, что совещание 31 июля 1940 г. стало, по сути, реакцией Гитлера на затянувшиеся раздумья военного командования. После того как британское правительство выразило полную готовность продолжать борьбу с Гитлером, стратегическая ситуация сильно изменилась и подтолкнула его к тому, чтобы снова обратиться к «проблеме на Востоке», придать ей первостепенную важность и приступить к обдумыванию плана войны против СССР, идеей которой он заразился еще год назад. Высказывания Гитлера могли так или иначе прозвучать еще 31 июля 1939 г., когда конкретно обозначилось британско-советское сближение, которое уже тогда вполне могло послужить толчком к началу планирования соответствующих военных мероприятий. И само собой разумеется, что ситуацию, которая повлияла на принятие этого решения, следует рассматривать на фоне общих политических целей Гитлера, а не как его простую реакцию на ход событий.

Широко распространенное в настоящее время представление о том, что преступная война против СССР с целью завоевания жизненного пространства связана с «неизменным решением» Гитлера от 31 июля 1940 г., способно затушевать ту общую модель войны, которая неизменно существовала с 1934 г. Война на Востоке, а речь идет именно о таком ее понимании, была преподнесена фюрером военному командованию как некий нелюбимый и непонятный проект далеко не в тот день. Эта легенда, успешно и широко распространенная в послевоенное время главным образом Францем Гальдером, скрывает собственную инициативу и солидарную ответственность верхушки военного руководства, которая якобы «противилась решению фюрера» в развязывании величайшей кровавой войны в мировой истории. Ее приводной механизм скрывался не в нацистской идеологии завоевания жизненного пространства, при всем ее сходстве с идеями национал-социализма, а в обычном поведении военных. Утверждение о том, что Гитлер 31 июля 1940 г. принял решение о начале войны на Востоке, исходя из идеологических соображений, представляет собой конструкцию, выдвинутую главным образом историком Андреасом Хилльгрубером, который в 1954 г. тем самым поставил под сомнение или дополнил легенду Гальдера о стратегических причинах со стороны Гитлера{466}.