Кабинет доктора Ленга - Чайлд Линкольн

– А знаете, я ведь могу просто уйти отсюда, – сказал Ференц.

Проктор отложил пинцет и взял штангенциркуль, вероятно для проверки размера патронов. Услышав, что Ференц заговорил, он поднял брови в немом вопросе.

– Например, прямо сегодня. Я могу выйти отсюда… и уйти совсем. И плевать мне на ваши «протоколы». Конечно, я потеряю приличные деньги, но мне и так заплатили чертову кучу, так что, возможно, оно того стоит – посмотреть, как вы будете выкручиваться без меня. Что случится, если вы не сможете сами проверить прибор? Или, допустим, лопнет прокладка? – Он хрипло рассмеялся. – Хотел бы я посмотреть, что вы станете делать.

Проктор не отрывал от него взгляда, сидя со штангенциркулем в руке. Эхо несколько раз подряд повторило последние слова Ференца, а потом затихло.

– Знаете, – произнес наконец Проктор, – пару лет назад в Англии провели исследование. На кошках. Не диких, а прирученных, домашних, которые знают, откуда в следующий раз появится еда. И выяснилось, что когда они охотятся на мышей, птиц или кроликов, то в восьми случаях из десяти намеренно предупреждают добычу, перед тем как наброситься на нее. А потом, когда эти же самые кошки играют с пойманными мышами, одной из десяти удается убежать. Спрашивается, зачем же кошки это делают, зачем дают шанс своей добыче после долгой охоты? Зачем дразнят, вместо того чтобы убить сразу? Оказалось, все просто: домашним кошкам скучно. Видеть страх в глазах жертвы – отличный способ, как выяснилось, избавиться от однообразия жизни. Итак… вы действительно хотите уйти, доктор Ференц? Честно говоря, в глубине души я надеюсь, что вы именно так и поступите. Видите ли, не только кошки временами страдают от скуки.

Это была самая длинная речь Проктора из всех, что Ференц когда-либо слышал от него. Все это время он держал в руке штангенциркуль. Но через мгновение опустил взгляд и принялся измерять готовые патроны.

Секундой позже Ференц молча вернулся к осмотру прибора.

63

25 декабря 1880 года, Рождество

Пассажиры вышли из кеба перед отелем «Нормандия», на углу Бродвея и Тридцать восьмой улицы. Экипаж загрохотал прочь, посыльный кинулся вниз по ступенькам за багажом, а Пендергаст остановился взглянуть на grand édifice[142]. Придержав д’Агосту рукой, он поднял трость.

– Одну минуту, мой дорогой Винсент, – сказал он, наклонившись ближе, чтобы рождественские песнопения, долетавшие с ближайшего угла, не заглушили его слова.

– Не вопрос.

Накануне вечером д’Агоста появился на пороге дома Пендергаста, буквально упросив отправить его в 1880 год, пока он не передумал, и с тех пор старался как можно меньше рассуждать, во всем следуя за другом.

– «Нормандия» – не самый дорогой отель в Нью-Йорке, но он популярен среди богатых европейцев, заботящихся о своем кошельке. Идеальное место для праздного английского денди вроде меня, совершающего долгую увеселительную поездку по Штатам и живущего на денежные переводы с родины.

– Так вот чем объясняется ваш нелепый акцент.

– Он не нелепый. Это протяжное произношение, свойственное представителям высшего класса поздневикторианской Британии, и оно мне полностью подходит.

– Вы говорите так, будто у вас полон рот камней.

Пендергаст снова поднял трость.

– Пожалуйста, обратите внимание на то, что вы здесь гость, во многих смыслах. Итак, в отеле имеются новейшие удобства, включая паровое отопление, переговорные трубы, уборные на каждом этаже и пожарный звонок в каждом номере.

– Уборные? То есть туалеты?

Д’Агоста поднял взгляд на огромный отель: на каждом этаже, должно быть, помещалось пятьдесят номеров.

– Да, именно так. Невиданная роскошь. Два для джентльменов и два для леди.

– Господи!

Д’Агоста двинулся следом за Пендергастом согласно полученным инструкциям. Тот и вправду выглядел как английский денди. Утренний костюм, щегольской жилет с золотой часовой цепочкой, яркий шейный платок из шелка, туго застегнутый воротник и ротанговая трость с резным набалдашником из слоновой кости в виде льва. Д’Агоста подозревал, что он наслаждается своей ролью. Винсент по его распоряжению изображал слугу, облачившись в жесткую, колючую, слишком теплую и к тому же тесноватую одежду. К счастью, была зима: летом такой наряд свел бы его в могилу.

– Не зайти ли нам внутрь, Винсент?

– Почему бы не зайти, черт возьми?

– Вам следует привыкнуть, что ко мне нужно обращаться «сэр», – понизив голос, сказал Пендергаст. – Не забывайте, что вы мой американский слуга, немного глуповатый и косноязычный. – Он посмотрел на д’Агосту и приподнял бровь. – Мне придется быть с вами грубым: все англичане относятся так к своим слугам.

Д’Агоста услышал собственный смех.

– Хорошо, сэр.

Они поднялись по ступенькам в холл, украшенный рождественскими гирляндами и наполненный состоятельными путешественниками, и подошли к отделанной мрамором стойке.

– Будьте добры, номер триста двадцать три.

– Да, сэр, – ответил клерк. – Счастливого вам Рождества.

Он протянул Пендергасту ключи от номера, и они прошли к лифту. Юноша в бордовой ливрее с золотыми позументами открыл решетчатую дверь.

Д’Агоста остановился и оглядел хлипкую на вид конструкцию.

– Э-э… может быть, лучше подняться по лестнице?

– Сэр, я готов поручиться за надежность устройства, – произнес лифтер явно отрепетированную фразу. – Последняя модель лифта с паровым приводом, гарантия безопасности от самого мистера Отиса. Даже если оборвется трос.

– Оборвется? – переспросил д’Агоста.

Пендергаст вошел в лифт и обернулся.

– Ты идешь, Винсент? – сказал он властно: знатный господин, обращающийся к прислуге. – Ты же слышал, что сказал этот человек. Заходи, живо!

Д’Агоста подчинился. Шипя, раскачиваясь и поскрипывая, лифт начал подниматься на третий этаж.

Через пару минут они вошли в номер с двумя спальнями и гостиной. Два чемодана Пендергаста, которые д’Агоста был вынужден таскать за ним, стояли рядом с дверью. Пендергаст снял плащ, д’Агоста бросил пальто на массивное викторианское кресло и сам плюхнулся сверху.

– Недурно для стосорокалетней древности, – сказал он, оглядевшись. – Сколько это вам стоило?

– Три доллара и пятьдесят центов за ночь. С полным пансионом.

– А как вы платили? Принесли с собой сюда старинные деньги или что-нибудь еще?

– Да, именно так. В первое свое путешествие я взял пятьдесят фунтов в серебряных моргановских долларах[143], которые приобрел на аукционе. Сильно истертые монеты, не представляющие нумизматической ценности. Номинальная стоимость – тысяча долларов.

– Тысяча долларов? Сколько же это в сегодняшних деньгах? То есть во вчерашних?

– Учитывая, что тысяча долларов – это заработок фабричного рабочего за два года, а дом можно купить за несколько сотен, я оцениваю их покупательную способность в сто тысяч долларов.

Д’Агоста присвистнул.

– Можно сделать неплохой бизнес. Приносишь сюда деньги, вкладываешь в дело и получаешь быструю прибыль, зная, как будет развиваться рынок.

– А дальше?

– Закопать где-нибудь, а потом вернуться в наше время и вырыть.

– Не забывайте, что это не наша временна`я линия, не наша вселенная, – ответил Пендергаст. – Вы ничего не найдете там, где были зарыты деньги.

– Ах да, верно.

Пендергаст объяснял, что термин «путешествие во времени» упрощенно описывает действие прибора, которое на самом деле связано с параллельными вселенными, но д’Агоста мало что понял.

– Ну хорошо. Мы можем получить прибыль в этом восемьсот восьмидесятом году, перевести деньги в золотые слитки или бриллианты и вывезти к себе с помощью прибора.

– Можем. Но не будем.

– Почему?

Пендергаст покачал головой:

– Это неправильно. И опасно. Проект может затянуться на месяцы, но чем дольше мы остаемся здесь, тем выше вероятность поломки прибора.