Белый шаман - Дмитрий Лифановский

прямо на пол, отодвинув так и не пришедшего в себя мужчину, и вытащил из корзинки первый горшочек. Тут же лежали простые деревянные ложки. Спасибо Петру Ильичу, догадался положить. Я как-то упустил. Здесь тоже должны быть, но где их искать? Хотя, вот же они, на окне, торчат из старенькой кружки. Интересно, а где посуда у них? Неужели продали и ее? Комната совсем пустая, тут и спрятать чего-то негде. Женщина в сознании, с нее и начну. Я подсунул ей под голову тот самый треух, и аккуратно влил в рот первую ложечку ухи. Часть бульона потекла по щекам. Она с трудом проглотила жидкость, во взгляде начала появляться осмысленность. Еще бы, я их уже второй раз поддерживаю способностями. Только толку с них с гулькин нос, люди просто до края истощены. А девочка еще и больна. Почему не заразились родители непонятно. Или у них еще все впереди? Нет! Умереть я им не дам! Я со злостью посмотрел на запыленную иконку с потухшей лампадкой перед ней. На хрен ты такой нужен, если допускаешь подобное⁈

Послышались шаги, и в комнату ввалился Иван с мужичком в тулупчике с бляхой дворника.

— Вот, дядька Никодим, сюда надо организовать топчаны или лавки, сам посмотри. Деньги есть. Заплатим.

— Найду, Вань, — кивнул тот, — Вот жеть беда какая, совсем отощали Кудимовы. А я заходил к ним, намедни, проверить хотел. Не открыли. Думал к родне, куда подались. А оно вона чё…

— Давай, дядь Никодим, — поторопил его Иван, — Топор верну потом. А ты еще на счет дров подсуетись.

— Дрова дорогие нынче, — взглянул на него дворник, — Пять рублей воз.

Ванька кинул на меня вопросительный взгляд, деньги-то мои тратим сейчас. Я кивнул и, вытащив из кармана бумажник, кинул брату.

— Давай, — он сунул дворнику деньги, ­— И утварь нужную раздобудь. Стол, стулья. Сам знаешь.

Дворник развернулся на выход:

— Никодим, ­— окликнул его я, тот обернулся, — Их бы помыть и остричь.

Тот понимающе кивнул, кинув быстрый взгляд на деньги. Похоже, Ваньша выдал с хорошим запасом, раз мужик такой сговорчивый оказался.

­— Николая я обмою. А Нину с Анюткой Марфа моя.

Значит Анютка — девочка, а Нина ее мама. А хозяина зовут Николай.

­— Аню не надо. Сейчас накормим и в больницу отвезем. Там все сделают.

Дворник еще раз мотнул головой и вышел. Ванька занялся печкой и через несколько минут в ней весело затрещали дрова. Женщина тем временем стала глотать лучше. Но много еды ей давать не стал. Пусть жиденькое, с давленной рыбкой и картошечкой, но видно, что голодали они долго, чтоб заворота кишок не было. Так же потихоньку, стал заливать бульончик девочке. Она или почувствовала себя лучше от теплой пищи, или стало помогать влитое в нее лекарство, но вскоре Анечка пришла в себя, распахнув огромные зеленовато-серые глаза. Ну как⁈ Как этот ухарь разглядел в ней такую красоту⁈ Ведь лежала высохшей веткой! Я с удивлением посмотрел на брата, то и дело кидающего заинтересованные взгляды на девчонку. Перед стариками с их невестами устоял, а тут с первого взгляда запал на чумазую доходяжку. Вот и не верь после этого в чудо.

Последним накормил Николая. На троих хватило одного горшочка. Ничего, не пропадет. В комнате тем временем стало гораздо теплее. Пару раз заходил дворник. Первый раз с еще одним мужиком принесли пару широких лавок, на котрые мы переложили женщин. Для Николая, спустя еще какое-то время, Никодим притащил старый матрас. Ну что же, все лучше, чем на голом полу лежать. Отравил его за извозчиком, ребенка надо срочно везти к докторам.

­— Мить, давай я отвезу? — брательник смотрел на меня с такой мольбой, что я не смог ему отказать. Хотя мне в больницу было нужнее. Придется ждать, когда вернется, а потом идти самому.

— Заверни в тулуп хорошенько. Она и так горит вся. Как бы хуже не было.

Может, надо было дать ей еще лекарство, но я побоялся. Организм к антибиотикам непривычный, как бы хуже не сделать. Фирс проинструктировал, как и в каких случаях его использовать. Но на такую запущенную ситуацию мы с ним просто не рассчитывали. Подъехал извозчик и Иван, плотно укутав девочку, повез ее в больницу. Спустя несколько минут пришел дворник с женой. Принесли с собой медный таз и железное ведро, полные снега. Поставили их на печку, растапливать.

— Мыло есть? — спросил я у Никодима.

— Дегтярное, — он хмуро кивнул. Ухаживать за болящими ему не очень нравилось, но желание заработать было сильней. Марфа тем временем споро натянула поперек комнаты веревку и накинула на нее старую простынь, разделив помещение на две части. В одной оказался Николай, во второй Нина. — Ты иди барин, — пробубнил мне дворник, — Мы тут сами.

— Может помочь?

— Че помогать-то, ­— усмехнулся тот, — Дело привычное, ­— и добавил, — Правда, мертвецов больше.

Я покачал головой и вышел на улицу. После тяжелой вони, ставшей за это время привычной, свежий холодный воздух до дурноты ожег легкие. В груди разгоралась холодная ярость. Как же так⁈ Как так можно жить⁈ Ладно, этих троих Кудимовых мы с Ваньшей спасем. А сколько таких сейчас умирает в городе, в губернии, по всей России? Почему никто ничего не делает? Можно же организовать какие-то обходы, помочь людям? Хотя бы дровами и жидкой пищей! Ведь тут, буквально в двух кварталах в ресторане вполне себе сытые люди спокойно едят, пьют, смеются, слушают музыку. Неужели им все равно? Да, все равно! Было, есть и будет все равно! Сытый голодного не разумеет! И ничего не исправит людей. Ни советская власть, ни развитой зажравшийся капитализм с глобализмом, мать его толерантную. На хрен! Пусть так! А я буду делать, как считаю нужным! Кому сумею помочь- помогу! Кому не сумею- я не Господь Бог! Но отчего же так мерзко на душе⁈ Так отвратительно мерзко!

— Барин, все мы, — погрузившись в мрачные мысли, я и не заметил, как появился Никодим. Мимо прошла Марфа, унося ведро с тазом. Рядом со спуском в подвал заметил грязные лужи. Это значит, они не раз выходили, меняли воду. А я и не обращал внимания, задумавшись. Кивнув, спустился вниз. Следом потопал дворник. Николай с Ниной пришли в себя, настороженно поглядывая на меня из-под новых тулупов. ­— Вот, стало быть, — Никодим развел