Рыцари былого и грядущего. Том I - Сергей Катканов

Гуго понял, что совершил непростительную психологическую ошибку. Тех, кто просил его о защите, он не мог расценивать как источник опасности. Ему и в голову не пришло, что от тех, кого защищаешь, тоже надо защищаться. Жак оказался мудрее его. Гуго обернулся к оруженосцу, который тем временем деловито проводил ревизию своего запаса болтов.

— Жак, сегодня ты спас мне жизнь.

Оруженосец радостно улыбнулся и молча кивнул. Гуго вспомнил слова барона: «А мы смотрим на сержантов, как на дрова, которые для того и существуют, чтобы сгорать в камине». Помолчав, Гуго сказал:

— Теперь, Жак, мы станем братьями. Зови меня просто по имени.

Лицо Жака исказилось неподдельным страхом:

— Нет, нет, мессир, этому не бывать, такого не было от сотворения мира. Вы мой господин, а господина нельзя называть просто по имени, — Жак даже вскочил с перепугу.

— Ну хорошо, успокойся, называй меня по-прежнему. Но я всё равно буду звать тебя братом.

— Да где же это слыхано, чтобы благородный сеньор называл крестьянина братом?!

— Такое бывает. В монастырях. Монахи, которые в прошлом были хоть баронами, хоть крестьянами, называют друг друга братьями. Они братья во Христе.

Жак немного успокоился, но тревога не исчезла из его голоса:

— Так ведь мы же с вами, мессир, не монахи.

— Ну, Жак. Мы, как и монахи, на пути Господнем.

Жак ещё долго вздрагивал, когда Гуго называл его братом, а потом привык.

Святая земля приближалась. Они вошли в земли армян. Гуго улыбался, как ребёнок, с детской непосредственностью разглядывая тех самых «восточных христиан», ради защиты которых они пустились в странствие. Про армян он никогда раньше не слышал и теперь не переставал удивляться их экзотическим одеждам и необычным храмам. Однажды они с Жаком зашли в один такой храм, успев к окончанию богослужения. Вскоре Гуго уже беседовал с седобородым священником, одетым во всё чёрное:

— Мне сказали, святой отец, что у армянских христиан некая особая вера и они не подчиняются ни римскому первосвященнику, ни константинопольскому патриарху.

— Это так, господин. Во главе нашей церкви — католикос всех армян.

— Мне нравится, как у вас тут всё обустроено. Я вижу, что армяне — люди очень набожные. И гостеприимные. Но я не понимаю, почему вы не хотите подчиняться Риму? Ведь не кто иной, как римский папа призвал всех западных христиан придти вам на помощь.

— Дело не в подчинении, господин. Мы подчинились бы и сделали бы это даже с радостью, но у нас другая вера.

— Разве не все христиане веруют одинаково? Разве не общая у нас Библия?

— Библия — общая, но понимаем мы её по-разному.

Оба они, и рыцарь, и священник, выглядели очень растерянными. В голове у Гуго рушилась привычная для него картина христианского мира. Он знал, конечно, что греки от них отделились, однако был уверен, что за этим стояла всего лишь ссора между патриархом и папой, а поскольку папа, проявив благородство и великодушие, призвал франков на помощь грекам, значит, и ссоры больше нет, и о разделении церквей можно больше не вспоминать. А у армян, оказывается, другая вера. Так, может, и у греков она тоже другая? Три разных христианских церкви? Эта мысль казалась настолько противоестественной, что даже голова закружилась. Армянский священник тоже никак не мог постичь происходящее. Неслыханное дело — рыцарь-франк пытается говорить с ним о вере. Он, конечно, видел очень набожных франков, но чтобы под рыцарской кольчугой скрывался интерес к богословию — такого наблюдать никогда не доводилось.

Наконец Гуго спросил:

— Объясните мне, святой отец, в чём разница наших вер, в чём мы по-разному понимаем Библию?

— Мы, армяне, не можем принять постановления Халкидонского собора. Нам нестерпима мысль, что у Христа кроме божественной была и человеческая природа.

Гуго ничего не понял, но на всякий случай решил уточнить:

— Этот собор был до крестового похода?

— Халкидонский собор был в древности, много веков назад.

Гуго был потрясён. Многовековое разделение было трудно объяснить последствиями личной ссоры иерархов. И всё же он мужественно пытался выйти из этого умственного тупика:

— А были ещё и другие соборы, на которых обсуждались такие вопросы?

— Да, это были вселенские соборы. В трёх из них армяне участвовали и во всём соглашались с тем, о чём там говорили.

— Расскажи-ка мне хотя бы про эти три собора.

— Юному господину, наверно, будет скучно. Вы — благородный рыцарь, вам богословие ни к чему.

Гуго вспыхнул и грозно положил руку на рукоять меча:

— Ни к чему?! Этот меч служит Истине! Как же я могу обнажать мой меч, если не знаю, в чём Истина? Я должен защищать христиан. А вы даже не известно, христиане ли? Может вы только прикрываетесь этим именем? Придумали спорить о Христе с самим папой римским! Слыханное ли дело? За кого, за что мне теперь сражаться?! Я не знаю!!!

Во время этой гневной тирады Гуго так сильно стиснул рукоять меча, что даже пальцы побелели. Его остановило то, что он увидел в глазах священника неподдельный ужас. Гнев схлынул. Ему стыло жалко этого доброго старца. Армянин тотчас решил воспользоваться переменой в состоянии франка:

— Господь даровал юному господину мудрость не по летам. Господин ещё постигнет глубины богословия и найдёт ответы на вопросы, важнее которых воистину ничего нет. Господин не должен гневаться на смиренного раба Христова. Мир ещё не видел рыцарей-богословов, а потому моё убожество не сразу поверило своим ушам, услышав из уст грозного воителя возвышенные вопросы, достойные величайшего мудреца.

Гуго ещё не знал, что такое восточная лесть. Ему стало приятно и очень неловко. Он смущённо ответил:

— Да, отец, не сомневайся, я ещё разберусь в богословии. Но ты мне скажи: какие-нибудь ещё народы разделяют вашу армянскую веру?

— Ещё два народа веруют так же, как и армяне. Первый из них — египтяне-копты, которые ныне стонут под гнётом нечестивых агарян. Второй единомысленный с нами народ — эфиопы, которые живут гораздо южнее коптов, в краю высочайших и недоступных гор.

— Эфиопов тоже покорили агаряне?

— О нет, мой господин, Бог хранит великое царство эфиопских христиан. Это царство совершенно недоступно для завоевания. Там правит могучий император, живущий высоко в горах.

Едва оправившись от богословского стресса, Гуго оказался грани географического шока, а потому решил не развивать весьма заинтересовавшую его тему насчёт великого и неведомого христианского царства. Он повернул разговор в близкое для него русло:

— Скажи, отец, а есть ли у армян свои рыцари, которые так же сражаются за Христа?

— Рыцарей, равных доблестным франкам, у нас, конечно, нет, но армянские воины так же пылают пламенем веры. Они весьма храбры и в бою очень искусны. Порою, мы называем своих воинов рыцарями в подражание нашим великим защитникам, один из которых стоит сейчас передо мной, — старец низко поклонился юноше. — Недавно 50 армянских рыцарей отправились выручать из плена графа Эдессы, благородного Балдуина.

— Граф Балдуин Эдесский в плену? Я не знал. Что случилось?

— Великая битва, которая по попущению Господню, закончилась великим поражением. Могучий граф Балдуин собрал войско, чтобы напоить смертью нечестивых турок. Войска сошлись под Харраном. Франки были разбиты, 30 тысяч павших христиан остались на поле битвы. Могучий Балдуин дю Бург и благородный Жослен де Куртене ныне томятся в плену. Эти сиятельные сеньоры всегда были добрыми защитниками армян, а потому храбрые армянские воины поспешили им на помощь, заявив, что готовы отдать свои жизни за освобождение ваших великих соотечественников.

— Благородство армянских рыцарей теперь вне сомнений. Но как же я могу до сих пор прохлаждаться здесь, вкушая безмятежность, когда на христиан обрушилась такая беда! Надо поспешить на помощь графу!

Гуго и Жак мчались в Эдессу с такой скоростью, как будто кто-то подхлёстывал их огненными бичами. Это было недалеко от истины — солнце бичевало их своими обжигающими лучами немилосердно. Гуго непрестанно благодарил Господа за то, что Он дает ему силы выносить эту страшную жару. И вот уже очередные путники сказали им, что город, который едва виднелся вдалеке — это и есть Эдесса.

Спрашивая на улицах города, как пройти к графскому дворцу, где он надеялся в разговоре с домочадцами графа узнать, как ему отправится на выручку Балдуина, Гуго с упавшим сердцем узнал, что граф уже свободен и пребывает в своём дворце. Разочарованию Гуго не было предела, его помощь не потребовалась, и возможность совершить великий подвиг была безвозвратно утрачена. Оказалось, что помощь храбрых до безрассудства армянских рыцарей тоже не потребовалась. Жослена де Куртене выкупили из плена его вассалы, а он, в свою очередь, оказавшись на свободе, смог собрать и внести за Балдуина огромный выкуп: 70 тысяч золотых.