На руинах - Галина Тер-Микаэлян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ага. Женщина топить несла, а он ко мне пополз, я и забрала его себе. Хотите? А то мне мать, наверное, не разрешит».
«Что ж, давай. Кличку только сама придумай».
Зойка задумалась. Щенок был весь серенький, а вокруг правого глаза шерсть черная – будто одноглазый пират с повязкой.
«Пусть будет Пират».
И стал щенок Пиратом. За шесть с лишним лет он вымахал в большого добродушного пса, но Зойку узнавал сразу – при виде ее радостно лаял, вилял хвостом и лез целоваться. По его лаю и тетя Клава сразу ее узнавала.
«Смотри, Пиратка для тебя особым лаем лает»…
В первый же день своего приезда Зойка сунула старухе пятьдесят рублей, за проживание, хотя та сердилась и отказывалась.
– Не фордыбачьтесь, тетя Клава, не возьмете, так уйду, а мне сейчас нельзя никуда показаться.
– Почему нельзя?
– Тип один – заставляет насильно за него замуж идти, а я не хочу. Отсижусь, пока он не уедет.
– Как это насильно? В милицию пойди.
– Он богатый, сейчас, тетя Клава, милиция с ними со всеми заодно. Так берете деньги?
Старуха вздохнула.
– Ладно, давай.
В домике на Дону было тихо и уютно, хотя по осени чувствовалась сырость. К вечеру налетали комары, приходилось закрывать наглухо все окна. Тетю Клаву они почти не трогали, а Зойке не давали спать – ухитрялись залезть даже под одеяло, хоть она укутывалась с головой и подтыкала под себя со всех сторон. Зойкины пятьдесят рублей тетя Клава отдала приятелю сына, и тот привез крупы и картошки, так что еда была. Только за хлебом тетя Клава через день ходила в маленький продмаг за железной дорогой. Старуха уже почти ничего не видела, и Зойка удивлялась:
– Не боитесь так далеко идти?
– В чужом месте боюсь, а здесь каждую тропочку знаю, поезд заранее слышу.
Скучно, конечно, было – ни телевизора, ни магнитофона, ни комиксов с картинками. Из книг только «Мать» Горького, старый потрепанный томик гоголевских «Мертвых душ» и пожелтевший от времени Устав ВЛКСМ. На стене висел старый радиоприемник, который с шести утра до полуночи вещал на весь дом. Как объяснила тетя Клава, это «чтоб знать, если война начнется». На четвертый день Зойка не выдержала.
– Тетя Клава, я сама за хлебом схожу, отдохните.
Продавщица в продмаге оказалась веселая молодая девица лет двадцати. Покупателей не было, и соскучившаяся по общению Зойка с ней около часа проболтала о всяких девичьих пустяках. Это ей дорого обошлось – спустя два дня она вышла с утра в огород и увидела стоявший по ту сторону обветшавшего заборчика автомобиль Жака.
– Привет, – весело сказал он, ловко выпрыгивая из машины, – видишь, сколько тебе чести – я сам за тобой приехал. А то ведь мог и ребят послать.
– Привет, – Зойка встала перед ним, уперев руки в бока, – чего тебе надо?
– Ты лучше спроси, как я тебя нашел – весь город на уши пришлось поставить, хорошо, продавщица местная твою физию по карточке опознала. Ты что это, подруга, в игрушки решила поиграть? Тебе сказано было журналиста вести?
– Имею право отдохнуть, найди кого-нибудь мне на замену.
– Никакой замены, журналист по тебе с ума сходит – сразу следом примчался, шуму навел, требует только тебя. Так что давай – исправляй свои промахи.
– Какие промахи? Я даже в Ленинград с ним поперлась, все делала, как ты говорил – постоянно следила, чтобы он нигде не шлялся и не собирал компромата.
– Плохо следила, как я понял, он все равно насобирал, чего не надо. Поэтому отношений с ним портить сейчас не хотят, и по шапке ему надавать тоже пока нельзя. Ну, ладно уж, тебя никто не упрекает – он хитрый оказался, зараза. Но только теперь мне снова пришло указание: доставить тебя к нему, чтобы он круглосуточно был под твоим контролем. Ты девочка умная и понимаешь, что и как делать.
– Так он меня в ЗАГС чуть ни силком тащит, – сердито буркнула она, – такого уговору не было. Я работать не отказываюсь, но чтобы день и ночь при нем…
– Детский лепет! Ты маленькую из себя не строй, здесь большие дела крутятся. Нужно будет – и в ЗАГС сходишь.
– Сдурел? Он еще, когда трезвый, то ничего, а как налижется, то копия мой папашка. Мне что, потом всю жизнь его пасти?
– Ладно тебе – всю жизнь! Сто раз люди женятся и расходятся. Кстати, чем тебе такой жених плох? Подумаешь – пьет! Да вся страна у нас пьет. В Москве с ним поживешь, заграницу съездишь, что ты, право, как ребенок рассуждаешь! Это тебе сейчас восемнадцать, а через десять лет сама будешь о столичном принце мечтать.
– О таком не буду, – фыркнула Зойка и беспечно добавила: – Я вообще так долго жить не собираюсь. Не заставляй, не пойду я к этому придурку! Пусть лучше ему заплатят и пошлют куда подальше, я потом эти деньги вам отработаю.
– Девочка, тебе сто раз объяснять? Ему нужна ты, ясно?
– Он что, кому-то угрожает, если меня к нему не привезут? – смекнула она своим сметливым умом. – Интересно, кто это так суетится, на кого он собрал свой компромат? – с губ ее сорвался веселый смешок. – Слушай, Жак, а помнишь, как мы тогда круто это дело с сыночком Гориславского завернули? Может, это его журналист откопал, ты как думаешь?
Сутенер недовольно поморщился.
– Девочка, не лезь не в свое дело, все, что нужно знать для твоей работы, мы знаем, а лишняя информация вредна для здоровья, сто раз это всем вам говорил. Кстати, меня просили тебе передать, что оплату за журналиста ты получишь в тройном размере, так что давай, собирайся.
Тон его был ласков, взгляд светился дружелюбием, но Зойка прекрасно знала, когда есть смысл упрямиться, а когда не стоит перегибать палку.
– Хорошо, возьму только сумку и с тетей Клавой попрощаюсь.
Притормозив возле отеля, Жак сказал почти ласково:
– Не дай тебе бог еще раз выкинуть такое – будет ой, как нехорошо. Ладно, иди, он тебя ждет.
Доронин встретил Зойку так, словно ничего особенного не произошло.
– Привет, сто лет тебя не видел, – сказал он таким тоном, словно они невзначай встретились на улице.
– Да? Ну, мне ведь тоже отпуск положен, – развалившись на диване, она закинула ногу за ногу.
– Разве? – слегка подняв бровь, Артем усмехнулся. – В трудовом законодательстве вроде бы ничего не сказано об отпуске проституткам. Государство, как видишь, о вас не заботится.
– Вот поэтому я сама о себе и думаю.
Не отрывая жадного взгляда от ее гибкого тела, он шумно сглотнул слюну, потом взял стул и, развернув его спинкой вперед, уселся в своей излюбленной позе – верхом.
– Давай, поговорим откровенно, Зоя. Тебе нравится жизнь, которую ты ведешь?
– Ну, я ж под поезд не бросаюсь – значит, нравится.
– Такая жизнь не может нравиться! Я понимаю, что твоим воспитанием никто не занимался, ты слишком рано попала в руки людей, которые стали использовать твою красоту ради наживы, они принудили тебя заниматься тем, чем ты занимаешься, они…
– Брось, Темочка, – в ее ленивом голосе звучала явная насмешка, – меня никто не принудит, если я не захочу. Мне всегда нравилось трахаться с разными мужиками, а если за это еще платят, то что тут плохого?
– Полное отсутствие представлений о морали! – всплеснув руками, Доронин вскочил и забегал по комнате. – Зоя, ты же не малограмотная, ты училась в школе, ты читала классиков, наконец!
– А классики-то тут при чем?
– Ты же себя продаешь! Продаешь!
В насмешливо прищуренных глазах Зойки сверкнула насмешка.
– Сейчас все себя продают, Темочка. Ты вот, чтобы меня получить, согласен свой язык на замке держать, а мне за тебя в тройном размере платят. Выходит, мы с тобой оба на продажу – что журналист, что проститутка.
Доронин побагровел.
– Ты… ты не соображаешь, что говоришь! – внезапно, словно обессилев, он махнул рукой и плюхнулся на диван рядом с ней. – Ладно, ты права! Никогда не предполагал, что меня до такой степени закрутит баба, да еще проститутка. Умоляю тебя, Зоя, выходи за меня замуж! Мне на все наплевать – кто ты, что ты, я тебя любую возьму! Я же за тебя переживаю, ведь твоя профессия опасна – каждый новый партнер это риск подхватить заразу, неужели ты не понимаешь?
– Ладно тебе, – она снисходительно хмыкнула, – это неопытные заражаются, а нам Жак всегда импортные резинки достает. Я за все время даже лобковую вошь не подхватила – мы сначала смотрим, здоровый клиент или нет, а потом с ним трахаемся.
– Да? А если б ты вдруг обнаружила у меня сифилис? Ты человек подневольный, раз тебе приказали меня ублажать, то никуда бы не делась. И что тогда?
Зойка снисходительно усмехнулась.
– Тогда, Темочка, тебя и ублажать не надо было бы, ты бы и без этого сидел тихо – со страху, чтобы про твой сифилис никто не узнал.
Расхохотавшись, Артем обнял ее и притянул к себе.
– Ты хитрая бестия, Зоинька, иди сюда.
Глаза ее мгновенно затуманились, дыхание участилось.
– Целуй меня, Темочка, я люблю, когда ты меня целуешь.
Он медленно раздевал ее, покрывая страстными поцелуями прекрасное гибкое тело, потом торопливо сбросил свою одежду. Сплетясь, они упали на ковер, ноги Зойки обхватили и с силой стиснули торс партнера, вынуждая его глубже проникать в нее. Наконец она со стоном расслабилась, позволив ему закончить. Обессиленный Артем какое-то время лежал, уткнувшись носом в жесткий ворс ковра, потом поднялся и, подхватив Зойку на руки, перенес на кровать. Лег рядом, обняв за плечи, а когда она попыталась немного отстраниться, крепко прижал к себе.