Ночь, когда она умерла - Анастасия Эльберг

Мы провели в постели все выходные, иногда выбираясь на кухню для того, чтобы выпить и перекусить. Беатрис в моей рубашке сидела за столом, пила кофе, смотрела на меня и улыбалась. Мой обычный будничный мир был так далеко, словно его и не существовало. Может, я умер? Но кто так ошибся и отправил меня в Рай? И только потом, через восемь месяцев Рая, в тот вечер, когда я нашел ее мертвой, я понял, что никто не ошибался. Если пытки в Аду и могут быть более мучительными, то только после короткого визита в небесный сад.

2010 год

Мирквуд

Сигарета обожгла мне пальцы, и я потушил ее в пепельнице. Купленная вчера пачка была уже почти пуста — неслыханно, я никогда не курил так много — но мне было все равно. Бутылка шотландского виски, стоявшая на полу, тоже почти опустела, а вода в ванне стала совсем холодной, и самой хорошей идеей было бы из нее выбраться, но все это меня особо не волновало. Я закурил снова, посмотрел в потолок и подумал о том, что это со мной уже случалось. Когда-то я уже лежал вот так, изучая потолок, и размышлял о том, что если я перережу вены, то этот мир не рухнет, и никому не станет хуже. Каждый день возвращался домой — и повторялся один и тот же сценарий. Потом я встретил Афродиту, и в какой-то момент у меня появилась надежда на то, что я получил еще один шанс. Как всегда, мнимая надежда. А теперь я ошибся в очередной раз. Что я вообще себе выдумал? Может, я думал, что Изольда оставит Билла и признается мне в вечной любви? А даже если бы это случилось — что было бы потом?

— Вивиан! Я триста раз позвонила! Ты что, оглох?! Хорошо, что ты оставил открытой дверь. Кстати, давно пора бы научиться ее запирать на ночь.

В дверях ванной появилась Фиона. Она посмотрела на меня, потом — на сигарету в моих пальцах и на бутылку виски.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась она с нотками подозрительности в голосе.

— Разве не видишь? Хочу перерезать вены.

Она скрестила руки на груди.

— И где же бритва?

— Я сказал, что хочу перерезать вены. Это не значит, что я их режу.

Фиона подошла ко мне, взяла бутылку за горлышко и на глаз оценила остатки содержимого.

— Ты куришь, пьешь и, — она опустила пальцы в воду, — принимаешь ледяную ванну?

Я прикрыл глаза.

— Фиона, чего тебе надо? Я хочу побыть один.

— Знаешь, что? Я тоже. Давай побудем одни вместе.

С этими словами она сняла с шеи шарф и стала расстегивать пуговицы блузки.

— Думаю, тут достаточно места для двоих, да?

— Да, — кивнул я, не открывая глаз. — Вот только пить больше нечего.

— Переживу.

Она сложила одежду на небольшой табурет и опустилась в воду.

— Ох, ледяная! — Она передернула плечами. — Может, наберем теплой?

— Не надо. Вылезай. Я тоже сейчас вылезу и пойду спать.

Фиона оценивающе оглядела меня.

— Судя по тому, что ты выпил почти бутылку виски в одиночку, ты, скорее, поползешь.

— Она не была полной.

— Да не важно. — Она снова посмотрела на меня. — Впервые вижу тебя пьяным.

— Всегда бывает первый раз.

Она убрала волосы, чтобы они не касались воды.

— Что у тебя в голове не так в очередной раз?

— Изольда, — ответил я коротко.

— Мне следовало догадаться. Если бы вы просто поругались в очередной раз, ты бы не напивался, а подцепил бы какую-нибудь девочку…

Я поднял на нее глаза.

— Кто тебе сказал, что я не готов подцепить девочку и на этот раз?

— В таком состоянии ты способен разве что возразить мне, не более.

— Давай проверим.

Я попытался наклониться к ней, но безрезультатно — после выпитого у меня кружилась голова. Фиона расхохоталась.

— Герой-любовник, — сказала она мне.

— Очень смешно. Лучше помогла бы мне встать. Или хотя бы дай халат.

Фиона поднялась, стряхивая с себя воду. Я посмотрел на то, как она осторожно ставит ноги на пол и берет полотенце.

— Ты ведь заваришь мне чай? — попросил я.

— Да. А расплачиваться ты будешь утром. Так что посмотрим, как ты будешь изображать похмелье.

С утра голова у меня не просто болела и даже не раскалывалась — она разрывалась. Я не пил уже много лет и успел забыть, что наутро после большого количества алкоголя может быть так плохо. Меня тошнило, тело будто скручивали в узел, но о том, чтобы встать, не было и речи — я боялся даже открыть глаза.

Фиона спала, свернувшись клубочком и положив голову мне на живот. Я погладил ее по волосам, и ответом мне было сонное бормотание.

— Где мое лекарство от похмелья?

— Отвали, Вивиан, — ответила она. — Лучшее лекарство от похмелья — это выпить еще, а потом сварить крепкий кофе.

От мысли о том, что надо выпить еще, к горлу снова подкатывала тошнота.

— Кофе — это отличная мысль, — сказал я, не двигаясь с места. — Сваришь?

— Еще чего! Отстань! Возвращайся в мир снов!

Мои наручные часы показывали почти полдень, но я не мог вспомнить, в котором часу мы с Фионой пошли спать и чем занимались до этого, а поэтому решил, что это вполне можно назвать утром. Я сел на кровати. Афина, спавшая на моей подушке (что-то ей в Фионе не нравилось, и каждый раз, когда мы засыпали, она старалась занять позицию между нами, будто специально разделяя нас), на секунду подняла голову, а потом снова приняла расслабленную позу.

— Если будешь готовить кофе, приготовь и мне, — сказала Фиона, переворачиваясь на другой бок.

От кофе лучше мне не стало. Я вернулся в кровать и проспал почти весь день. Фиона проснулась около полудня и, предприняв несколько тщетных попыток меня разбудить, сообщила, что отправляется в магазин: «в твоем холодильнике смертная скука». Обычно я делал покупки именно в воскресенье, но сегодня меня не вытащили бы из кровати даже под дулом пистолета. Я кивнул Фионе в направлении прихожей — именно там она могла найти мой бумажник, деньги и кредитную карту — и снова задремал.

Я проснулся под вечер, но Фиона до сих пор не вернулась. Она забрала ключи от машины, и я сделал вывод, что она отправилась в другой город — вероятно, ей захотелось купить что-то особенное, и это особенное в наших магазинах она не нашла. После холодного душа в голове прояснилось, но теперь мне так хотелось пить, будто я провел несколько дней в пустыне. Еды в холодильнике, как и сказала Фиона, не было (да и есть мне особо не хотелось), а вода нашлась. Афина несколько секунд удивленно смотрела на то, как я пью, после чего отправилась к своей миске — она не рассчитывала на поздний ужин, но надежда на то, что ее могут побаловать, не угасала в ней никогда.

Мысли об Изольде вернулись ко мне уже тогда, когда я во второй раз за день сварил себе кофе, сел у стола и со вздохом потряс почти пустую пачку сигарет. Я проверил сотовый телефон на предмет пропущенных вызовов или сообщений, но мне никто не писал и не звонил. Хотя, если признаться, я и не думал о том, что Изольда позвонит или напишет. Мне казалось, что мы сказали друг другу все, что могли сказать.

Время шло, а Фиона не появлялась. Я позвонил ей, выяснил, что она будет часа через два и попросил купить мне пачку сигарет. Голос у меня, наверное, был не очень веселый, и она пообещала, что я получу лекарство от похмелья, пусть оно и запоздало. Я изобразил радость, повесил трубку и поднялся, отодвинув стул. Если и существовало какое-то лекарство от неприятных мыслей, кроме секса, то это были танцы.

Больше всего на свете — после купания и расчесывания — Афина любила, когда я танцую. В такие моменты у меня появлялась мысль о том, что в прошлой жизни она была человеком, и этот человек занимался танцами. Иначе я просто не мог объяснить тот факт, что, только услышав звуки музыки, она сразу оживлялась и начинала сначала грациозно расхаживать по комнате, а потом носиться из угла в угол с сумасшедшей скоростью. Она с любопытством смотрела на то, как я делаю растяжку, и кругами обходила меня, пытаясь рассмотреть с разных сторон. А через час с лишним, когда я избавился от лишней энергии, побродил по комнате для того, чтобы восстановить дыхание и лег на ковер, Афина разместилась у меня на животе. Она решила, что тоже хорошо поработала и заслужила отдых.

Диск в музыкальном центре закончился, и в комнате воцарилась тишина. Она никогда не мешала мне, но сейчас раздражала. Мне было жарко и душно, и меньше всего хотелось сидеть дома. Подумав, я решил прогуляться у реки — теперь я жил совсем рядом с ней, минутах в пятнадцати ходьбы.

На берегу не было ни души. Я оделся теплее, чем обычно, сменил тонкие перчатки на теплые меховые, но не решался замедлять шаг. Даже при спортивном темпе ходьбы холод пробирал до костей. Я прошел по шуршащим листьям к мосту и перешел через реку. В этом месте мы с Афродитой часто гуляли по вечерам. Совсем недавно я был тут с Изольдой. И, по иронии судьбы, этот мост стал излюбленным местом для моих одиноких прогулок тех времен, когда я только приехал в Мирквуд. Даже не прогулок, нет. Я мог стоять тут часами и думать о том, что, если бы не было так холодно (ведь дело было зимой, правда, река не замерзала), то я бы мог покончить жизнь самоубийством, утопившись в реке. Стоя тут, я выдумывал тысячи и тысячи способов самоубийства, один оригинальнее другого. Хотя в глубине души знал, что жизни себя не лишу.