Ночь, когда она умерла - Анастасия Эльберг

Я сняла халат и легла.

— Играли в «Монополию».

— Судя по тому, что вы разбросали подушки почти по всей спальне, игра закончилась ничьей?

— Масло для массажа вон там. — Я указала в направлении туалетного столика.

Вивиан некоторое время изучал небольшой флакон, после чего открыл его и, вылив немного масла на ладонь, стал согревать его в руках.

— Ты до сих пор с ним спишь? Ты ведь говорила, что вы больше не вместе.

— У нас все сложно, — ответила я, вытягиваясь. — Мне уже сто лет не делали массаж.

— Ну еще бы, ведь партия в «Монополию» его не включает.

— Твой сарказм радует слух.

— А мне радует глаз твоя спина. — Он прикоснулся к моему позвоночнику. — Я уже делал тебе комплимент по поводу татуировки? Я принадлежу к числу тех мужчин, которые считают, что женское тело прекрасно само по себе, и татуировки редко добавляют ему красоты, но твоя — исключение из правил. Почему именно нож, да еще и на спине?

Я убрала волосы с шеи и устроилась поудобнее.

— Как и у тебя — молодое и не очень трезвое решение.

— Моя, в отличие от твоей, не наводит на определенные мысли. Понимаешь, о чем я?

— О том, что тебе хочется сделать еще одну татуировку?

— По правде говоря, нет.

Я попыталась подняться, но Вивиан опередил меня на долю секунды — он уже крепко держал меня за поясницу, прижимая к кровати.

— Вот теперь понимаю. Мой ответ — нет.

— Это тот самый ответ, который во время нашей первой встречи и тех двух дней, которые ты провела у меня дома, звучал как «да, да, Вивиан, пожалуйста, только не останавливайся»?

— Нет, черт побери, это ответ «нет», который обозначает «нет». Ненавижу, когда ты упрямишься! — Я снова попыталась подняться. — Вивиан, я же сказала: нет!

— Кто же меня обманывает — твое тело или твой язык? Ты когда-нибудь слышала о том, что тело может обманывать? Будь хорошей девочкой, Изольда.

— Я тебе сейчас покажу хорошую девочку, сукин ты сын!

Я полуобернулась к нему, но он в очередной раз оказался быстрее и взял меня за запястье.

— Вот так. Теперь выбора у тебя нет.

— Желаю тебе гореть в Аду!

— Мы будем гореть там вместе. Это будет длиться вечно, и нам будет так же хорошо, как сейчас.

Порыв холодного ветра из приоткрытого окна заставил меня потянуть на себя одеяло. Вивиан, искавший что-то в небольшой дорожной сумке, повернулся ко мне.

— Ты замерзла?

— Да. А ты? — Я помолчала и добавила саркастически: — Наверное, в моем Аду прохладно?

— В твоем Аду, как всегда, влажно и горячо. И мне хочется потешить себя мыслью, что сегодня на порядок влажнее и горячее, чем раньше.

Я посмотрела на него с усмешкой.

— Ты успел оценить? А мне казалось, что сегодня ты, по большей части, пребывал в другом Аду. Точнее, в том же самом, только в… задней части.

— В задней части твоего Ада так же непередаваемо узко, как всегда. Я даже думаю о девственницах — помнишь, мы о них говорили. Рискну сложить все данные этой задачи и сказать, что ты мало кого балуешь подобным? Даже Билла?

Я в сердцах махнула на него рукой.

— Как твой язык поспевает за твоими гадкими порочными мыслишками? И они вообще когда-нибудь бывают иными?

— Помимо выражения моих мыслей, он успевает делать целый ряд других вещей. И — конечно, бывают, но что может быть прекраснее порочных мыслей, высказанных вслух? Посмотри-ка.

Вивиан продемонстрировал мне найденный в сумке спичечный коробок.

— Знаешь, что там?

— Спички? — предположила я, стараясь вложить в эту фразу как можно больше иронии.

— Давай притворимся, что это не спички, и ты поможешь мне.

Я взяла протянутую мне папиросную бумагу.

— Ты куришь столько лет, а скручивать еще не научился?

— Увы. Зато я умею делать много других, не менее полезных и приятных вещей.

— О да, я знаю. Только давай не будем развивать тему.

— Вообще-то, я имел в виду, что умею раскуривать опиумную трубку и готовить абсент, о порочная женщина, которая не говорит гадостей только потому, что ее язык, в отличие от моего, не поспевает за порочными мыслишками.

Пока я складывала содержимое коробка в папиросную бумагу, Вивиан повертел головой, расслабляя шею, и оглядел спальню.

— Когда-то, — заговорил он, — я познакомился с девушкой-христианкой. С той, про которую я тебе рассказывал, когда мы говорили о девственницах. Не помню, при каких обстоятельствах это произошло, но в ней было что-то чистое и невинное, и я просто не смог пройти мимо.

— И почему это меня не удивляет, — вставила я, закуривая.

— Каждый вечер на протяжении двух недель мы гуляли вдоль стен монастыря — есть у нас один, в пригороде — и я не мог к ней прикоснуться, так как там полно туристов, а я не люблю подобного поведения на людях. И когда мы пришли к ней домой в начале третьей недели… — Он затянулся переданной «сигаретой» и продолжил. — У нее на спинке кровати висел католический крест. Из черного камня и на черных четках. Небольшой, но спинка кровати была белой, и не заметить было невозможно. И вот представь себе: я лежу, она сверху, и в какой-то момент я замечаю этот крест. Не помню, о чем я думал в тот момент, но то, как он покачивался в такт ее движениям в нескольких сантиметрах над моим лицом, меня загипнотизировало. Я смотрел на него минуты три, а она спросила: все ли хорошо? Крест мне не мешает? На что я ответил, что нет… такая пикантная деталь.

Я облокотилась на подушку и от души расхохоталась.

— Потом — через несколько дней после этого — я подумал о том, что мне хочется, чтобы она взяла его в зубы. В ответ на мою просьбу она обозвала меня извращенцем. Представляешь? После всего, что мы с ней успели вытворить за эти дни, я оказался извращенцем потому, что попросил ее взять в зубы этот чертов крест. — Вивиан снова затянулся. — Но в остальном она была прекрасна. Она так мило закусывала нижнюю губу во время оргазма, что мне хотелось по-отечески поцеловать ее в лоб.

Его последняя фраза вызвала у меня очередной приступ смеха, и я подумала о том, что, вероятно, давно не курила «траву», если она действует на меня так быстро.

— А что стало с девушкой потом?

— Наверное, она решила подыскать кандидата в мужья. Я не устраивал ее хотя бы тем, что был старше почти на десять лет. И, если бы появился в ее доме, меня бы и на порог не пустили. Я никогда не скрывал своих взглядов на жизнь. По-моему, они написаны у меня на лбу.

— Что верно — то верно, — кивнула я, затягиваясь и морщась от дыма. — Когда мне было лет семнадцать, я встречалась с молодым человеком, которому было двадцать пять. Он имел не очень хорошую репутацию, и поэтому я не могла привести его домой. А у него дома всегда была куча народу, и нам приходилось находить уютные безлюдные места. Секс в машине нам приелся, и во время одной из прогулок мы набрели на церковь. Она показалась нам заброшенной. Мы осмотрели ее, нашли уютный уголок…

— И после этого кто-то говорит мне о порочных мыслишках?

Я стряхнула пепел.

— Все было бы хорошо, если бы в самый неподходящий момент там не появился падре. Ты бы видел его глаза! Будто он увидел совокупляющихся демонов. А потом так и сказал нам: «Убирайтесь, демоны!».

От смеха Вивиан закашлялся и прижал ладонь к груди в попытке успокоиться.

— Несчастный падре, — сказал он. — Наверное, он до утра обкуривал углы ладаном и мыл пол святой водой.

— Не знаю, как долго он обкуривал углы и мыл пол, но на следующий день он все рассказал маме, и мне влетело по первое число. Пожалуй, это был первый раз, когда мне досталось по-крупному. Я была хорошей девочкой. До определенного момента. — Я посмотрела на него. — Как и ты, наверное, был хорошим мальчиком, да?

— Вовсе нет. Я доставлял маме столько хлопот, что хватило бы на трех сыновей. Когда к ней кто-то приходил с жалобами, она слушала только первые несколько слов, а потом уже понимала, о чем идет речь, и звала: «Вивиан, сейчас же спускайся вниз!». Потому что она уже знала, что ей скажут. Мы с друзьями разрывали могилы, разбивали стекла в чужих домах, выкапывали цветы на чужих участках, кидали камнями в бездомных животных и рисовали пентаграммы в часовнях. Я и учиться по-человечески начал только в восьмом классе, потому что понял, что мне скоро поступать в университет.

Я снова затянулась.

— Надеюсь, в университете ты не бросал камнями в бездомных животных?

— Нет. Но зато мы курили «травку», несколько раз угоняли машины, а однажды попытались ограбить бар. Мы ничего не успели украсть, но нас забрали в полицейский участок. Отец одного из моих друзей внес залог, но нам пришлось отсидеть в камере сутки. На самом деле, было весело. Студенческие годы я вспоминаю с любовью. Мне кажется, что лучше успеть погулять в молодости, чем потом жалеть о том, что ты чего-то не успел.