Казейник Анкенвоя - Олег Егоров

- Откуда вы меня знаете, Максимович?

- Просто Генрих. Вы личность известная. Нашумели. Господин Ростов профессора предупредил о вашем посещении рефрижератора. А я подслушал.

- Правда, что это вы «Кениг-рей» смонтировали?

- Безусловно.

- Тогда вы для меня Максимович. Просто Максимович.

- Не следует вам производить опрометчивых выводов, бургомистр. Вы уже их уже достаточно произвели. К тому же я очко отсидел. Полтора часа изрядный срок.

Предлагаю глаза в глаза продолжить.

- Согласен. Выходим по счету три.

- Раз, - отозвался Максимович.

- Два.

Я натянул спущенный комбинезон, и закрыл его на молнию. Мы одновременно вышли из кабин и рассмеялись. Присели на подоконник у стекла, залитого дождем с обратной стороны. Я раскурил сигару и протянул открытую жестянку Генриху.

- Откуда известно, что я бургомистр?

- Не курю. Спасибо. Хомяков тоскует в столовой. Бесплатное пиво глушит с редактором. С Евгением, как его…

- Понятно.

- Эвакуации ждут, - Максимович выставил из кармана две мелкие со скотчем бутылочки из тех, какими гостиничные бары сервируются.

- А вы не ждете?

Генрих свинтил с одной бутылочки пробку и без тостов опорожнил ее.

- Нет, - сказал эколог. - Я прямо сейчас валить собрался.

- Далеко?

- Минут пятнадцать на катере. К Зюйдготам. Они на списанном АН-124 летают. Это, где заброшенная взлетная полоса. Четвертая часть суши над уровнем затопления. Здесь, Пивной завод, свалка и полоса. Пиво я терпеть не могу. Свалку жители облепили, кто выжил. Остается полоса. Жаль, катера нет.

- Мне ваша помощь нужна, просто Генрих. Здесь мы еще что-то можем, Генрих. Там ничего не сможем.

- Переверните, бургомистр. Здесь мы уже ничего не можем, а там еще сможем. И, напротив, мне ваша помощь нужна. Без вас бы я давно отсюда убрался.

- Что конкретно?

- У готов шикарный план. Мне Шевченко донес. Механик-водитель здешнего вертолета.

- Это меняет. Катер здесь есть. Я уверен.

- Я тоже. Здесь целая флотилия катеров на пристани.

- Следующим образом. Вы кусок брезента найдете?

- Любой величины.

- Хорошо. Потом спускайтесь на пристань. Ляжете в катер, накроетесь брезентом.

- В который?

- В тот, который понравится.

- А вы куда?

- А я на толчок с вашего позволения.

- Разумно.

Максимович пошел мыть руки. Я вернулся в мою кабину. Исправляя большую надобность, я слышал, как полилась и перестала вода из крана. По крайней мере, я докурил сигару и перевешал все «за» и все «против» Генриха. Против него было создание ускорителя «Кениг-рей». Но лаборант не отпирался от авторства. И это свидетельствовало в его пользу. И в целом толстый умный лаборант Максимович с волосами в ушах произвел на меня благоприятное впечатление. От Генриха разило паршивым одеколоном и внутренней свободой. И еще у него был какой-то план. Или у каких-то южных готов, какие прежде упоминались только зеленым активистом Крючковым. Вихрастый сварщик назвал их отбросами. Отбросами, признающими Ястреба. Иначе, Вику-Смерть. Намеренно или случайно привела меня Виктория аккуратно в туалет, где маялся Генрих? С формальной точки я сам ее попросил. И здесь вертелись три варианта. Первый. Вика понятия не имела, что меня Генрих в нужнике ожидает. Второй. Максимович стремился на свидание автономно, а Вика-Смерть знала об этом, и помогла нам встретиться из каких-то своих интересов. Третий. Вика и Максимович действовали сообща.

Первый вариант нейтральный. Если так, я подотрусь, тщательно помою руки и выйду в пустой коридор. Если Вика по-прежнему за дверью, оставались два. Либо Виктория с Генрихом противники, либо союзники. Первый из двух, или второй из трех абсолютно меня устраивал. И, кстати, был наиболее вероятен.

Поскольку Щукин по роду деятельности в людях, наверное, разбирался. И не стал бы в своем подвале от Александра Борисовича прятать мерзавца. И еще. Виктория активно участвовала в похищении Вьюна и обмене ее на лаборанта. Порядочный лаборант не простит этого даже соблазнительной куртизанке. И основное. Князь готовится к эвакуации. Князь желает, чтобы я с ним улетел. Словарю с Викторией куда желательней, чтобы я исчез. Причем, самовольно. Сгинул бы в Казейнике. Только Борис Александрович стоит между их желанием и мной. Генрих им тоже без надобности. Мало ли, как все дальше обернется?

Дело с похищением Вьюна уголовное. Вьюна с собой Князь точно брать не станет. Тогда Генрих последний живой свидетель. «Поможем Вике с пасьянсом, - решил я, выходя из кабины. «Хватит ей тасовать колоду вслепую», - решил я, протерев намыленные ладони под смешанной водой. «Пусть и Гусевой повезет, - решил я, оторвавши длинный язык блестящей улитки. «Сдадим ей крапленую карточку», - решил я, скомкав использованный язык, и поразив чистейшим трехочковым броском никелированную урну. Виктория Гусева ждала меня в коридоре.

- Давай ключ от катера, - не стал я и дальше ее томить.

- Бон вояж. Белый колибри на борту.

Усмехнувшись, Вика-Смерть бросила мне ключ на брелоке и сей момент слиняла.

На пристани я встретил осунувшегося Полозова. Лицо его было испачкано сажей. Спасательная его амуниция имела множественные ожоги и различной тяжести ранения. Глаза опустели.

- Где Матвеев? - спросил он отрывисто.

- Погиб, Дмитрий Кондратьевич. Защищая меня погиб.

Атеист Полозов перекрестился, прошептал что-то свое и вернулся ко мне.

- Где погиб?

- На пивном заводе.

Не хотелось мне говорить Полозову, как именно погиб его старый боевой друг, но Митя как будто уже догадывался.

- Где его тело?

- Хлысты кремировали.

- Сожгли, стало быть, Матвеева. Замести решили. Повезло тебе с побегом. Что куришь?

Я отдал ему жестяной портсигар. Митя, рассосавши над бензиновой своей зажигалкой крепкое табачное изделие, закашлялся.

- Это ничего, - сказал Митя. - Это нормально. Славяне твои первыми на заводике высадились. Я часа два как оттуда. Я уже после доплыл.

- И что?

Сердце мое заколотилось.

- Ничего. Покроили черепа сектантам, набили трупами вагон, и как ты сказал? Кремировали? Ну, так пусть и будет. Я взять велел твоих сотников. Теперь отпущу.

- Они что, не получили мой приказ?

Митя раздул уголек сигары.

- Какой приказ? Вы с Князем табачок попыхивали, виски потягивали. Что ты мог приказывать в аду кромешном? Я своих тридцать восемь потерял. Бабы ревут как на бойне скотина. Мужики, точно помешанные. Их из-под завалов тягаешь, они на тебя с топорами кидаются. Из обывателей четверть выжила. Из мертвых, кого тромбами не убило на месте, остальные в муках помирали. Переломы и проникающие мусорной шрапнелью, щепками, утварью. Многие там реально помешались. Сосредоточенно кишки свои стирают, как в прачечной, сидят. На войне такого не видал. Как там у твоего Богослова: «И живые позавидуют мертвым?». Пока ты виски дул с хозяином, Перец под завалом реально испекся. Прикинь? Общага строительная в огне, стены рушатся, Перец в самое пекло за каким-то мародером лезет. Тот визжит, в оконный проем угол с тряпьем каким-то выпихивает. Угол заклинило. В две секунды обоих не стало. Вдруг ливень как нож все отрезал. Тащи, кто живой, на шлюпки, скутеры, плоты, какие не размело. Штук десять на волне связанных болталось. Баграми за одежду волокли. Кого за кожу. Думать некуда. Людей уносило пачками. Кого успел насадить, того спас. Какой-то хлыщ из бывших зеленых с бредовой фамилией.

- Щекотливый?

- Он. Пока вы с хозяином в бане парились, душ восемь выдернул из воронки. Цельный плот закидал водохлебами. Самого закрутило. Такие люди, бургомистр. А у тебя по убийцам пьяным сердце прищемило.

Оскорбления, брошенные мне Дмитрием Кондратьевичем, я принял без лишних оправданий. Пересказывать, что мы с Матвеевым через коллектор ползли более трех часов, когда над нами гибли несчастные обыватели? Толковать, как меня, бессознательного, раздели и связали? Как осел и трус Болконский эвакуировал меня по личному распоряжению Князя персональной лодочкой? Митя был там, где безнадежные эгоисты спасали чужих людей. И, спасая, канули. И что мои оправдания? Копейка цена моим оправданиям. Мифический Харон больше брал в один конец.

- Так что? Болконский Лавру моего приказа не передал?

- Опять за свое, - Митя сплюнул, затянулся и снова закашлялся. - Какой еще, к свиньям, Болконский? Какой приказ? Прости. Спать охота.

Он обогнул меня и двинулся, цепляясь за перила, и каким-то углом, точно живот у него схватило, вверх по лестнице. Лестница, выложенная бетонными ступенями, прилагалась к покатому спуску от последнего к югу производственного корпуса.

Я нагнал его. Удержал за рукав.

- Где мои сотники?

- В собачьей клетке на свальном острове. Собак прибило вихрем. Клетку смяло так, что прутья в дугу. Но сидеть в ней возможно. Я же сказал: отпущу. Посплю и отпущу.

- Вьюн с Лаврентием?

- С Лаврентием. Отпусти рукав.

- А славяне что ж?