Влюбись в меня под музыку - Тори Майрон

And know that I’m with you the only way that I can be

(Знай, что я с тобой только так, как могу быть)

So, until you’re in my arms again, remember me

(До тех пор, пока ты вновь не окажешься в моих объятиях, помни меня)

[Miguel feat Natalia Lafourcade – Remember me]

Проигрываю последний аккорд на старенькой гитаре, и меня оглушают детские восторженные визги. Конечно, мне приятна их реакция и лучезарные улыбки, но, чёрт побери, какие же они все шумные, активные и чересчур любознательные.

Стоило Мили привести меня в детский дом, как группа девочек и мальчишек окружили нас со всех сторон. Все кричали и радовались появлению Мили, а потом, когда ангел представила меня, две девчонки запрыгнули мне на колени, третья начала копаться в моих волосах, прося меня стать её подопытным кроликом в её начинающей карьере парикмахера, а трое пацанов лет шести-семи забросали меня миллионом вопросов. Я еле успевал отвечать на один, как мне прилетал новый. И так до тех пор, пока Мили не спасла меня от атаки мелких человечков, с которыми я совершенно не знаю, как общаться. Однако спасла она меня, только чтобы вручить мне гитару и сообщить, что я осчастливлю ребят, если спою им их любимые песни.

И вот я уже второй час исполняю саундтреки из мультфильмов, которые удаётся вспомнить, а эти неугомонные, весёлые существа требуют ещё и ещё.

– Марк, а давай теперь из мультика «Русалочка».

– Нет, нет, лучше из «Рапунцель». Ты как раз похож на Юджина.

– На Эрика он тоже похож. Причём очень.

– Скорее на Чудовище из «Красавица и Чудовище», – ровным голосом выдаёт пацан, за что получает толчок локтём от Мили.

– Ноа, следи за языком.

– Так это я ещё слежу.

Даже не сомневаюсь. Этот молчаливый, хмурый паренёк с капюшоном на башке и с выражением лица «отвалите от меня, жалкие смертные» единственный среди детей, кому я не понравился с первых же секунд. Хотя ребёнком его вряд ли можно назвать. Ему лет шестнадцать, а по габаритам он уже почти как я. И взгляды его, которые он то и дело бросает на мою крошку, тоже нельзя назвать детскими.

Пи*дец! Вокруг Мили повсюду коршуны летают. Ещё и несовершеннолетний добавился. Рехнуться можно. Даже думать не хочу, со сколькими парнями она общалась в универе, пока я устраивал папочке весёлую жизнь.

– Ма-а-арк! Давай, спой нам что-нибудь ещё! Пожалуйста!

– Да! Давай-давай! – хором просит орава детей.

И, честно, я с удовольствием пел бы им хоть до самой ночи, однако в следующий миг работница интерната сообщает, что всем детям пора идти обедать, а после — приступить к выполнению порученным им заданий.

Комнату заполняют разочарованные охи и вздохи, но перечить женщине никто из детей не осмеливается, и они все быстренько следуют за ней.

– Ты к нам ещё придёшь, Марк? – состроив жалобную моську, спрашивает начинающий парикмахер, когда все остальные дети уже покинули помещение.

– Приду.

– Когда?

– Скоро.

– А скоро — это когда?

– Когда Мили решит к вам прийти, тогда и я приду.

– А когда Мили решит прийти? – девочка переводит взгляд на ангела. – Ты стала реже бывать здесь. Как и Ники. Её мы вообще давно не видели. Мы вам надоели?

– Что за глупости, Лола? – она приобнимает девочку. – Даже не смей думать, что вы можете нам надоесть. Просто Ники очень устаёт на работе, а у меня было много дел в последние недели, но я обещаю исправиться.

– Лола! Живо мыть руки и за стол! – строгая женщина зовёт девочку, и та, крепко обняв нас на прощание, убегает в столовую.

– Тебе не следовало обещать ей, что придёшь, если это не так, – произносит Мили, когда мы покидаем стены интерната. – Лола же всем остальным детям сейчас расскажет, и они будут ждать тебя.

– А с чего ты решила, что я не приду?

– А ты в самом деле хочешь сюда вернуться? – смотрит на меня с нескрываемой надеждой, и я притягиваю милашку к себе.

– Конечно. Я думал, ты для меня наказание придумала, а на деле показала место, где я могу петь на публике, не боясь, что отец начнёт мне мешать.

– А он точно не начнёт?

– Ну-у-у, стопроцентной гарантии, конечно же, нет, но, вряд ли этот урод додумается начать угрожать директору детского дома. Он же планирует баллотироваться в мэры, а новость о том, что он запрещает родному сыну радовать бездомных детей, может конкретно подпортить его репутацию, – цежу я, раздражаясь при мысли, что даю отцу ещё один повод радоваться моему поведению. Чёрт! Дерьмо! Всё внутри закипает от злости, но раз уж я дал Лоле обещание, нужно будет его выполнить.

– Спасибо тебе, Марк. Ты не представляешь, что это для меня значит. Дети пришли в небывалый восторг от твоего пения. Как и все работники. Да и я тоже, – с искренностью благодарит Мили, и в груди что-то неприятно ёкает.

Я не заслуживаю ни её признательности, ни влюблённого взгляда, ни её объятий. Ничего.

– Последняя песня… вроде мотив веселый, но слова… такие грустные, – добавляет она, прижимаясь щекой к моей груди, и я обнимаю её ещё крепче.

– Есть такое дело.

– Пообещай мне, что больше никогда не будешь вот так исчезать, пожалуйста. Это было ужасно. И я вообще не понимаю, зачем нужно было так долго молчать?

– Потому что я знал, что, если расскажу, чем я занимаюсь, ты начнёшь выносить мне мозг, попытаешься отговорить меня или ещё хуже — захочешь присоединиться, а я не собираюсь больше впутывать тебя в опасные и незаконные дела. Ты должна держаться от всей этой грязи подальше.

– А если я не хочу держаться от этого подальше? – она поднимает на меня блестящий влагой взгляд. – Если я хочу быть с тобой, даже когда ты творишь… ну… то, что творишь?

– Нет, Мили. Я не допущу подобного. И это не обсуждается.

– И что это значит? Ты постоянно будешь вот так пропадать, а я должна буду сходить с ума в неведении, гадая, где ты? С кем? Что делаешь и жив ли вообще?

– К сожалению, Мили. Но обещаю впредь не пропадать надолго и отвечать на твои звонки, чтобы ты так сильно