Орден для Поводыря - Андрей Дай

Спать не мог и сильно завидовал тем, кто спокойно сопел в глубоких креслах. Так и этак вертелся, то так, то иначе ноги перекладывал. Нет. Неудобно. И мыслей слишком много в голове. Вымотался только. Ничего умного все равно не придумалось.

Восемнадцатого декабря, традиционно в пост, в четыре часа пополудни, мы, наконец, вышли на перрон Николаевского вокзала в Санкт-Петербурге. И как только кондукторы убедились, что все пассажиры покинули вагоны, паровоз с грохотом стронул состав и уволок в сторону депо. А мне этот металлический лязг показался звуком захлопнувшейся за спиной дверцы клетки. Причудливо украшена она атлантами в стиле ампир, или устремленными в небо классическими колоннами – не важно. От внешнего лоска столица империи не теряла внутренней сути – гигантской банки, переполненной ядовитыми скорпионами и пауками.

Асташев настоял, чтоб я все-таки потрудился записать его петербургский адрес, и отбыл на извозчике, которых у вокзала было более чем достаточно. Золотопромышленник намеревался еще до вечера успеть навестить офицерские квартиры Московского кавалерийского полка, где служил его сын – Вениамин. Это, в принципе недалеко от дома генерала Лерхе – по другую сторону Фонтанки и ближе к Невскому проспекту.

Мне пришлось нанимать две коляски. В одну все не входили, да и невместно мне, действительному статскому советнику и Томскому губернатору передвигаться по родному для Герочки городу в переполненном слугами и охраной экипаже.

По Невскому, или как немедленно поправил Герман – Большому Невскому, до Аничкова моста с четырьмя коняшками. И непременная полицейская будка – кто-то должен был постоянно отгонять любопытных мальчишек от статуй. Слишком часто в толпе возрождался слух, что аничковых коней снова поменяли на гипсовые, а настоящих царь опять кому-то подарил…

Дворец князей Белозерских с полуголыми греческими мужиками, поддерживающими фризы, мост и поворот к комплексу зданий Кабинета Его Императорского Величества. Сквозь парадные ворота виднеется Аничков дворец, подаренный Александром Вторым старшему сыну, Николаю.

Старый Кабинет, новый – в одном из тысяч помещений которого уместилось и Третье отделение, каретные сараи и дальше, до самого Чернышева моста, стройный ряд практически однообразных зданий – купеческие особняки и доходные дома. Зато уже на Чернышевой площади сразу два гигантских монолита – министерство просвещения и, то, что окнами на Фонтанку – родное МВД.

И снова доходные дома. Один из первых в Санкт-Петербурге, с металлическими пролетами – Семеновский мост. Дома Евментьева, Яковлева, Юсупова, Лебедева и, наконец – особняк генерала Лерхе.

Суета разгрузки багажа и расчетов с лихачами. Узкий и длинный, как гроб – внутренний двор. Слуги, наскоро знакомившиеся с моими спутниками и подхватившиеся помогать тащить сундуки и чемоданы. Ликующий, вернувшийся в отчий дом Герман и растерянный, впервые в новой жизни, оказавшийся в таком странном положении – я.

Отец. Я попробовал на вкус полузабытое слово, и счел его подходящим этому, неожиданно невысокому, щуплому старому господину с седыми бакенбардами и нестираемой годами военной выправкой. Нужно было заставить себя… Привыкнуть, смириться и принять незнакомого в сущности человека. Научиться называть его родителем. И относиться к нему как к отцу – строгому, по моему мнению – так даже излишне, но, несомненно, любящему и болеющему за детей.

На счастье Густав Васильевич не был любителем сантиментов. Даже не обнял. Прикоснулся легонько к локтю, и тут же – руки по швам, подбородок вверх.

— Твои комнаты готовы, — по-немецки даже слова любви и заботы звучат как армейские команды. — Жаль, что ты не привез с собой Густава. Хороших слуг все труднее стало сыскать.

Я понимаю, Герочка. Он такой, каков есть и не стоит его оправдывать. В конце концов, ему удалось в этом изнеженном благами гадюшнике вырастить сыновей людьми.

Поздний обед не впечатлил. Хотя лютеране и не придерживаются православных постов, но в Томске я и в такое время куда вкуснее и обильнее трапезничал. Благо на комоде в прихожей дожидается приглашение в дом Мезенцева на ужин…

Вместо обмена новостями – разбор бухгалтерских книг. Мы с Герочкой оказались богаче еще на сто тысяч с хвостиком, но после полумиллиона, такие деньги уже не воспринимаются большими. Неприятная новость – ни в Англии, ни в Пруссии не удалось получить патенты на взрывчатку. И там и там требовали описания технологии получения и результаты испытаний, а нанятые отцом стряпчие не смогли ответить ни на один заданный вопрос. Ну да и Бог с ними. Не больно-то и охота было. Наверно, и не стоило дергаться. Получим патент на Зипетрил. Хотя бы для того, чтоб заклятые друзья не смели его производить.

С помощью отцовского друга, Ивана Давидовича Якобсона, удалось получить подряд на снабжение новыми видами канцтоваров военного министерства. Это практически гарантировало, что в Адмиралтействе наших скоросшивателей в обозримом будущем не будет. Соперничество за бюджет идет даже в мелочах. Пробную партию, так сказать – в рекламных целях, отвезли в Кабинет и министерство имуществ. Есть определенные признаки, что и оттуда вскоре последуют заказы.

Лицензии продавать отец не стал, хотя даже нашлась пара желающих отвалить за право производства до двухсот тысяч. Вместо этого, Лерхе-старший арендовал более крупное здание, купил оборудование для варки бумаги и картона, и нанял почти две сотни мастеровых дополнительно. Есть идеи вывезти специально оформленные и тщательно сделанные образцы на ближайшую Всемирную выставку. Это нескоро – в 67-м году, в Париже.

Не помню уже, с чего Густав Васильевич стал рассказывать об ожидающемся вскоре приезде датской принцессы Дагмар – официальной невесты цесаревича. А вот то, к чему пришел – повергло меня в… Ну, шокировало – точно.

— Как ты прекрасно осведомлен, Герман, генерал-кригкомиссар Якобсон, явился на русскую службу из Дании. Будучи приверженцем старых обычаев, он обучал датскому языку и своих домочадцев. При дворе ее величества Марии Александровны полагают, что в свите принцессы Дагмар должны быть девушки, способные поддержать беседу на родном для будущей императрицы языке. Надежда Ивановна Якобсон, и в силу своего положения, и по годам признана годной. В связи с чем, мы с Иваном Давидовичем пришли к согласию, что ты женишься на его дочери. Потрудись до своего отъезда выбрать время на обязательные по такому случаю визиты.

— Но… — только и успел пискнуть я, как получил целую лекцию о… о, блин, международном положении – иначе и не скажешь.

Оказалось, что этот союз, кроме сговора двух друзей, активно приветствовался еще и лидером так называемой "немецкой" партии в России, принцем Ольденбургским. И все было куда сложнее, чем могло показаться.

Не одного меня настораживало увлечение наследника престола русской стариной. Не только моя Василина накапливала в специальном ящичке бюро, проскальзывающие в публицистике, высказывания Никсы и его воспитателей – Победоносцева и графа Строганова. Сильные мира сего не любили сюрпризов и желали сохранить свое положение и после смены имени самодержца Российского. И не всем из этих самых сильных, повезло родиться с русской фамилией.

Но, что еще хуже, некоторые имели и вовсе немецкие имена, что после поражения Дании от армии Австро-Прусского союза, могло привести к большим неприятностям. Будет ли способна жена будущего императора отличать пруссаков от прибалтов? И станет ли прислушиваться к ее советам, к ее мнению молодой цесаревич? Как говорится – в ночной тиши песня кукушки звучит особенно громко! Тем более что, как говорят в Гессене – Mann und Weib sind ein Leib – муж и жена – одна плоть.

Приближенным ко двору "иноземцам" требовалось нечто, способное умерить ненависть датчанки ко всему германскому, и тут как нельзя лучше подвернулся я. Спаситель Николая от неминуемой смерти, по сути, поводырь Дагмары к императорскому венцу. А брак с фрейлиной, одного с принцессой происхождения непременно усилит эффект. Продемонстрирует, что "русские" немцы неповинны в унижении ее Родины, а как раз напротив – преданно служат Семье.

— И, Герман! Не смей возражать! — подвел итог глава семьи Лерхе. — Твоя глупая неуступчивость может сильно ударить по нашему покровителю. Особенно, когда станет известно, что Петр Георгиевич ведет переговоры с прусскими посланцами об отказе в претензиях на титул великого герцога Лауэнбургского. И хотя, в силу старшинства в Голштейн-Зонденбургской Глюксбургской ветви Ольденбургов, он имеет право не ставить родственников в известность, касательно своих планов в распоряжении собственными землями, скандал может возникнуть нешуточный…

Вскоре я совершенно запутался в хитросплетениях этих трудно выговариваемых северогерманских фамилий, степени их родства и отношений к Датскому королевскому Дому. Да, по большому счету – и не пытался разобраться. Какая разница, кто кому что должен или кто на что имеет право, если и принц Ольденбургский и принцесса Дагмара в итоге окажутся на берегах Невы, за тридевять земель от спорных территорий. А я, как только станет возможно, вернусь в свою любимую Тмутаракань. Герин отец намерен меня женить? Так – тем лучше! Отец нареченной, вроде как, главный завхоз военного министерства, и родством с таким человеком грех разбрасываться. И, насколько мой мозговой партизан мог припомнить, Наденька Якобсон достаточно мила, чтоб я не почувствовал к ней отвращение.