Когда листья станут золотыми - Кларинда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дойдя до середины поляны, Темпест остановился.
— Пора. Ну, дату, пункт назначения, причины переезда помнишь?
Коля ответить не успел — послышался шум приближающегося летательного аппарата. Пассажирский флаер со свистом пронесся над липами и стал опускаться на поляну. Когда до земли оставалось еще метра полтора, из двери на лужайку соскочил парень со встрепанными темно-каштановыми волосами, в белой тенниске и черных очках.
— Господи! — закричала Алиса. — И этот человек еще меня технике безопасности учит!
— Конечно, — Пашка, по инерции сделав несколько быстрых шагов, остановился рядом с ними. — Учить же всегда легче, чем соблюдать самому. Успел, все-таки успел. А ты тоже хорош, — обратился он к Коле. — Сбежать хотел? Один?
Тот пожал плечами.
— Я не скрывался вроде.
— Тебя из больницы отпустили? — спросила Алиса.
— Я не знаю, отпустили б или нет, поэтому на всякий случай не спрашивал, — бодро ответил Павел. — Все-таки они там ужасные перестраховщики. — Он снова обернулся к Герасимову. — Ты это… прости за тогда и не думай, что я сейчас прилетел, ну, чтобы… не знаю даже, как сказать… чтобы проконтролировать. Я хотел попрощаться лично.
— Я понимаю, — кивнул Коля.
Оба пожали друг другу руки. Алиса тоже протянула ладонь.
— Покажи Радугу. А вдруг? И вдруг ты передумаешь?
Герасимов секунду медлил, затем спустил с плеча рюкзак и, с силой размахнувшись, запустил линзу вдаль. Крохотное стеклышко блеснуло на солнце — быстро, так быстро, что цвета было не разобрать, — и исчезло среди высокой травы.
— Зачем?
— Извини, но я правда не хочу знать. Ну, потом найдешь. А я не хочу никаких искушений.
— Мне показалось, искорка фиолетовым сверкнула, — начала Алиса, но Коля довольно резко перебил:
— А мне показалось, красным. Теперь пока, хватит мне душу распиливать.
Алиса ничего не сказала. Только взгляд у нее, наверное, изменился — потому что Коля отвел глаза.
— Прости. Но только что толку в лишних словах, все равно нужных не подобрать. Просто спасибо. И не беспокойся обо мне. Все будет хорошо.
Ричард дотронулся до цепочки на шее. Пашка вскинул руку в прощальном жесте.
— И я думаю, все будет хорошо! Ну, пока! Не поминай лихом!
Легкий клочок облака закрыл солнце. Тень скользнула по поляне. Затем выглянувшие солнечные лучи осветили лужайку у Института, где они теперь стояли втроем.
— Все будет хорошо, — тихо сказала Алиса, глядя на распрямляющуюся траву.
— Алис, — Пашка сжал ее руку в своей. — Я думаю, теперь он со всем справится.
— Я с самого начала так думала.
— А ты плачешь все-таки?
Алиса вытерла глаз рукой, отворачиваясь.
— Не выдумывай, соринка в глаз попала. Просто посмотри на это, — она вынула из кармана закладку и протянула Павлу.
— Что это? Какой-то стишок.
— Не какой-то — его. Он его написал еще до нашего полета. Вконец опустившийся человек не сочинил бы такого.
Павел пробежал стихотворение глазами.
— Да, вполне неплохо. Рич, послушай и ты. Я вслух.
В восемь лет за Солнце улететь —
Улыбнуться. Дело лишь за малым —
Лет на десять срочно повзрослеть,
Облачить улыбку в интегралы.
Повзрослел. Всё врозь и невпопад,
И фальшивит злыми голосами…
До звезды — один короткий взгляд,
А идти — окольными путями.
Пусть дорога не пряма как луч.
Я не спорю с замыслом Природы:
Есть свобода — есть отвесность круч
Как наказ про стоимость свободы.
Принимаю неизбежность гроз.
Но не верю, что Пространство хочет,
Чтобы мы от взрывов или слёз
Просыпались посредине ночи;
Что оно на нашей стороне,
Когда мы перелинявшим стадом
По нему скользим, как по стене,
Всё видавшим и уставшим взглядом;
Что по плану Вышних Игроков
Шар земной — на полдороге к лузе,
Что любовь и та — лишь пот и кровь.
Кровь и пот — и никаких иллюзий…
Слава Богу, всё наоборот.
Колесит по-своему планета.
Там, куда она нас увезёт —
Восемь лет, каникулы и лето.[3]
— Каникулы и лето, — повторила Алиса. — Каникулы к концу подходят, а я про диплом не вспоминала. И браслет накрылся во время Прыжка.
Ричард глядел на дальнюю опушку поляны, где возле старых лип виднелась человеческая фигура в блестящей одежде.
— Все-таки деликатные люди эти роботы, — сказал он. — Пойдем, Алиса, я тебе новый браслет по параметрам подгоню, а Вертер инвентаризацию оформит. Только не торопитесь на Путиловский завод, пока Павлу не разрешат снять очки, а то устанет доказывать, что он не германский шпион.
— Диплом-то мой, — возразила Алиса.
— Твой, а только видно, что вы все равно вместе туда отправитесь. Вот я и предупреждаю — не торопитесь, впереди целый август.
— Не будем, — кивнул Пашка. — Впереди целая жизнь.
33. Эпилог, написавшийся закономерно. Сказка сентября
Люди, одним себя мы кормим хлебом,
Одно на всех дано нам небо,
Одна земля взрастила нас.
Люди, одни на всех у нас дороги,
Одни печали и тревоги,
Пусть будет сном и мой рассказ.
Пусть будет сном и мой рассказ…
Александр Розенбаум. «А может, не было войны…»
И снова был сентябрь.
За окном машины тянулись поля, покрытые пожухлой травой. Небо, светло-голубое в центре, окружали низкие слоистые облака. Серая дорога делила напополам однообразный пейзаж.
В автомобиле играло радио. Насколько обычна для средней полосы была картина за окном, настолько непритязателен был и музыкальный репертуар — большинство песенок было знакомо, заслушано и поневоле выучено наизусть.
Пассажир на заднем сиденье — молодой парень обычной внешности в спортивной куртке — дремал, прислонившись головой к дверце. Вдруг что-то его потревожило — сквозь сон пробивалась незнакомая стремительная мелодия, звучали слова, показавшиеся чужими и невозможными для навязшей в зубах попсы.
…Из далеких пророческих снов
Появилась она в этой раме,
Океаны веков между нами,
Да вот нет у меня парусов…
Пассажир поднял голову, прислушиваясь. Водитель одной рукой повернул баранку, а другой дотянулся до радио и щелкнул переключателем. Голос Виктора Чайки умолк. Зато несколько гнусавый тенор сообщил, что он сегодня вернется в неласковую Русь.
— Зря, — нарушил молчание пассажир.
— Чего?
— Зря переключил. Нормальная песня была.
Водитель, пожав