Когда листья станут золотыми - Кларинда

у выходного люка (теперь никаких окон у выходов не полагалось), у стекла не было защитного покрытия, возникли проблемы с подачей питания наружу корпуса — и в итоге Павел успел снять шлем. К тому же никто не ожидал такой яркой вспышки. Думали о защите от жара и радиации, но не от света.

— Это как полярное сияние, просто сильнее, — объясняла Алиса, сидя у операционного стола. Пашка только что задремал от ударной порции лекарств. Глаза его скрывала специальная защитная повязка.

— Будет в другой раз не таким любопытным, — равнодушно сказал Крыс. Алиса посмотрела на космического авантюриста с негодованием, но тому было все равно.

— Я думаю, нам пора, и не стоит здесь задерживаться, — продолжал худой пират. — Мы устроили потрясающую иллюминацию, которой никто не видел со дней молодости Вселенной. Не думаю, что станции пеленга теперь заработают и начнут передавать изображения по гиперсети, но все может быть. И тогда Патруль точно прилетит полюбоваться этаким праздничным салютом, а я не хочу встречаться с Патрулем.

— Летим, хорошо, — согласилась Алиса. — У Паши автомедик зафиксировал помутнение роговицы. Здесь мы такой ожог не вылечим. Нужна нормальная помощь, желательно на Земле.

— До Палапутры дотянем, и то с трудом. А на Землю меня что-то не тянет, — Весельчак изучал сигналы камеры наружного наблюдения на маленьком дежурном экране. — О, да тут кое-что интересное. Полюбуйтесь. В рубке все это выглядело бы лучше, но и так сойдет.

На мониторе посреди черной пустоты плыл утолщенный белый диск с неровными краями. Над ним, словно щупальца огромной медузы, колыхались огненные сполохи.

— Это оно? — спросил Коля.

— Оно, — кивнул толстяк. — Облако поляризованной космической пыли. Но самое интересное, что до него семь световых часов, а мы видим его уже сейчас. Значит, пеленг заработал. Поля забвения больше нет. Представляете, какими словами нас сейчас костерят потомки? Скинули с больной головы на здоровую.

— Они могут спихнуть эту головную боль дальше, — Крыс встал. — Мне не до чужих проблем. Этот фейерверк сейчас наблюдает вся Галактика, какой-нибудь патрульный катер черт да принесет, так что пора линять. Топлива хватит до Палапутры, а там мы исчезаем, вы заправляетесь и лечите вашего раненого. По-моему, сделка — благороднее некуда.

— А куда вы денетесь потом? — спросила Алиса машинально.

— Это, девочка, не твоя печаль.

Алиса, возможно, хотела что-то возразить, но тут заворочался, приходя в себя, Павел.

— Как ты, Паш? Глаза болят?

— Нет, — Гераскин шарил рукой по поверхности стола в поисках Алисиной ладони. — Алиса, понимаешь, я тогда полетел и даже тебе ничего не сказал… И скандал устроил на ровном месте. Понимаешь, я чувствовал, что ты бы меня не отпустила, а тебя я в это втягивать не хотел…

— Я понимаю, Паш…

Крыс сплюнул.

— Пара молодых идиотов. Пока они нежничать будут, сюда Патруль явится.

Оба пирата вышли из медкаюты. Коля выскользнул следом и прикрыл за собой дверь, чувствуя себя до невозможности лишним.

Крыс и Весельчак уже чувствовали себя чуть ли не как дома. По-хозяйски расположились в рубке. Коля остановился в дверях и спросил, кивнув на приборы:

— Куда?

Крыс поглядел на него с легким презрением, которое большинство профессионалов испытывают к непосвященным:

— Попробуй проконтролировать, если можешь, конечно.

— Да ладно, — примирительным тоном сказал Весельчак. — Чего над мальчишкой издеваешься? Лучше б он у Гай-до спросил, тот не даст соврать. Эй, Гай-до! — толстяк наклонился к динамику. — Подтверди молодому человеку, что мы летим в обитаемые места, а не в Серое облако.

— Подтверждаю, — сообщил корабль. — Палапутра, она же Паталипутра, одна из наиболее известных в Галактике обитаемых планет, климат тропический, расположена в…

— Ладно, умолкни, говорилка, — недовольно сказал пират. — Ну что, убедился, что мы тоже иногда слово держим? — обратился он к Герасимову.

Коля кивнул и вышел из рубки. Немного поскитавшись по коридорам, он отыскал свою каюту — ту, которую определила ему Алиса, — и присел за стол. Но надолго в одиночестве его не оставили.

— Вот и настали лучшие времена! — громогласно объявил, кое-как втиснувшись тушей в неширокую дверь, Весельчак. В толстой лапище он сжимал ту самую бутылку с катера, почти скрытую огромной ладонью. — Отличный сорт, между прочим. Тут и стаканчики есть.

— Это зачем? — спросил Коля.

— Как зачем? — удивился толстяк. — Надо же победу отпраздновать. Этот не пьет со мной, здоровье бережет и хочет ясную голову сохранить. А одному бухать — последнее дело. Ты ж сам говорил, что не дурак выпить, так что давай на брудершафт! — он кивнул на стаканы, в которые уже успел разлить темную прозрачную жидкость. — Или к вину не привык?

— Я даже к техническому спирту привык, — сказал Коля мрачно.

— А-а, ну, такой экзотики не пробовал, а это получше будет, — Весельчак единым махом опрокинул в себя стакан. — Давай, налетай.

Коля поднял холодный стакан, поднес к губам. Помимо узнаваемого запаха алкоголя, вино пахло какими-то незнакомыми сладкими фруктами и, наверное, было и впрямь неплохим. Пригубил немного и поставил стакан обратно на стол.

— Чего, все еще дуешься? — обиженно спросил толстяк.

— Нет. Просто я бросил.

— Чего бросил?

— Пить. Совсем.

— Ну и дурак, — резюмировал Весельчак, — все равно сорвешься рано или поздно, а сейчас мне больше достанется. — Он мгновенно осушил и Колин стакан, забыв о благих намерениях не надираться в одиночку. — Ну, хоть просто посиди со мной за компанию. Слушай, ты правда не испугался, когда с той тростиночкой на меня в рубке попер?

— Испугался.

— Да? — переспросил толстяк.

— Честно, честно испугался.

— А почему тогда полез?

— Потому что надеялся, что до рукоприкладства не дойдет.

— Нет, — толстяк быстро хмелел, — точно испугался?

— Точно, точно, — ответил Коля с естественным раздражением человека, которому в третий раз задают один и тот же вопрос. — Отстань.

— Да я отстал… Допиваю вот, эх, хорошо, да мало. Зря ты отказался. Выпил бы да забыл обо всем на свете. Слышь, а может, правда, с нами рванешь? Нам люди нужны. А Алиса, — толстяк мотнул головой в сторону двери, — она, конечно, девочка красивая, только скажу я тебе, с этим Пашкой у них все серьезно с две тысячи лохматого года. Ты, может, и был ей интересен, пока убогий был, с убогими она носится, как дурень с писаной торбой. А на ноги если встанешь — все, братец, крутись, как хочешь. Ну, думай. У нас жизнь интереснее, чем может показаться.

Весельчак стал было рассказывать, насколько у них интересная жизнь, но после очередного стакана язык у него начал заплетаться. Связной истории не получилось.

— Ну вот, — в дверях появился Крыс, — не удержался, скотина тупая, а мы еще без корабля. Как я тебя на выход потащу?