Волкодав - Мария Васильевна Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волкодав кивнул. По его глубокому убеждению, саккаремское наследование было действительно беззаконным.
– Так вот, – продолжал торговец, – взывал он, как ты понимаешь, к своей лукавой Богине, но кровь не обманешь! – и гончару отозвалось Лунное Небо. Проснувшись среди ночи, мастер тотчас побежал наносить на глину праведные письмена, увиденные во сне. И когда его бабе пришло время рожать, она принесла ему долгожданного сына.
Волкодав снова кивнул. Значит, мастер Шерешен. И кровь, которую не обманешь. Радостно, что Бизар, Шишини, Мицулав и их друзья снова разожгли гончарные печи. Похоже, эти печи горят достаточно жарко, раз теперь у них хватает денег на краски…
Он купил, не торгуясь, большое блюдо, показавшееся ему самым красивым. Блюдо было не разрисовано, а, как то первое, вытиснено маленьким писалом, сделанным из косточки желтослива. И покрыто лишь очень тонкой, почти не блестящей поливой.
Кто теперь в Дар-Дзуме вейгилом, уж не Бизар ли? Никогда я этого не узнаю. И про соплеменника своего, ставшего мавутичем. Мало ли чего я никогда уже не узнаю.
– Ты, почтенный, не кажешься мне похожим на верного Матери Луны, – заворачивая ему покупку в мягкую ветошь, сказал довольный торговец. – Или наш Свет уже достиг и твоей далёкой страны?
– Мы чтим своих Богов и не восстаём на чужих, – ответил Волкодав. – Я хочу порадовать друга.
Когда они с матерью Кендарат вернулись в общинный дом, Иригойен лежал в отведённой для них клетушке, дыша часто и тяжело.
– Упал во дворе, – хмуро пояснила Гаугар. – Из задка шёл и свалился.
– Я не свалился, – кое-как выговорил сын пекаря. – Я отдохнуть сел.
Может, он даже не слишком кривил душой. Плохо было то, что домой его принесли на руках.
Волкодав развернул свой подарок. Иригойен взял блюдо, и его глаза подозрительно заблестели.
– Спасибо, брат мой…
Жрица без промедления отправилась на общую кухню – готовить купленные зелья. Венн вышел с ней вместе.
– Он поправится, госпожа? Ты сможешь его вылечить?
Мать Кендарат грустно вздохнула:
– Иригойен с рождения несёт в себе неприметный с виду изъян…
– Какой?
– Вот у тебя, к примеру, стук сердца размерен, чист и силён. И у меня тоже, благодарение Кан. А у него сердце трепыхается, словно рыбка на крючке. То колотится, то замрёт.
И постепенно слабеет, докончил про себя Волкодав. Он видел такое в Самоцветных горах, да и позже, когда они шли с войском Тайлара Хума. Если жизнь спрашивает с человека больше, чем тот способен осилить, человек не выдерживает. Кто-то ломается сразу, кто-то догорает постепенно, как свечка, подожжённая с обоих концов.
– Будь он просто слаб, путешествие закалило бы его, но оно его вымотало, – сказала мать Кендарат. – Останься он дома… Впрочем… квашни с тестом, печной жар… Не знаю. По крайней мере, он следовал голосу Небес и был счастлив. – Помолчала и добавила: – А нынче ты принёс подтверждение, что странствовал и служил он не зря.
Волкодав опустил голову:
– Иригойену я не только блюдо бы отдал…
В голосе жрицы послышалась горечь:
– Я могу, сосредоточившись, превратить в шрам опасную рану и ускорить заживление сломанной кости. Моё умение далеко от совершенства, и я каждый день бьюсь над тем, чтобы хоть на кончик ногтя раздвинуть его пределы. Но заставить живые черева менять врождённую природу по произволу целителя… Я не знаю, справился бы с этим даже Наставник, которого я мысленно причисляю скорее к Богам, нежели к простым смертным…
Как же мне всю жизнь везло на хороших людей, вдруг подумалось Волкодаву. Даже в рудниках. Хотя считается, что караванщики вроде Таркима пригоняют туда распоследний сброд. Убийц, святотатцев и воров, которым в ином случае дорога была бы только на плаху. Ну а я почему-то встретил на каторге Тиргея, Мхабра, Каттая, Динарка, Кернгорма… Все они остались там, чтобы я мог идти дальше. Неужели я пройду ещё и мимо могилы Иригойена, прежде чем улягусь в свою?.. Зачем, Боги? Что я должен понять?..
Целую седмицу мать Кендарат отпаивала Иригойена свежими снадобьями. Запах у настоек, по мнению Волкодава, был жуткий, а вкус он представить себе и вовсе боялся. Жуть при этом состояла не в запредельной горечи или едкости; просто если лекарство такое, то какова же болезнь?.. Венн долго думал, чем бы помочь. Позаимствовал доску для игры в читимач и потребовал, чтобы сын пекаря его научил.
Вести распространяются быстро. И в особенности когда их разносят рабы. На третий день прибежал названый брат Иригойена. Дети каменотёсов лакомились булочками и печеньем, которые прежде хорошо если видели на хозяйском столе. Приёмыш чуть не со слезами уговаривал гимнопевца перебраться в родительский дом и не позорить семью.
– Люди скажут: вот Даари Мурэн, его больной брат лежал в доме рабов…
Иригойен отказался.
– Не сердись, – проговорил он с улыбкой. – Там только стены. Они не перестали быть для меня священными, но им я уже поклонился. А моя семья – здесь.
Быть может, впоследствии Мурэн с благодарностью вспоминал этот разговор, предназначенный уберечь его от немалого лиха, но будущего предвидеть он не умел – и ушёл опечаленный, низко опустив кудрявую голову.
Бублики и маковые крендельки быстро исчезали с дар-дзумского блюда.
– Так я и не испёк тебе правильных калачей, брат мой, – повернув голову к Волкодаву, вздохнул Иригойен.
Венн пожал плечами:
– Спечёшь ещё. И морской прилив увидишь, если захочешь.
– Если захочу…
– Да, если захочешь, – без усмешки повторил Волкодав. – Ты непобедим. Пока сам не объявишь, что побеждён.
Иригойен взял его за руку:
– Когда ты так говоришь, эти слова кажутся камнями, по которым можно идти…
Вечером того же дня он спустил с лежака ноги. Наутро – вышел во двор и пересёк его, ни разу не задохнувшись.
Ещё через три седмицы, когда землю почти уже не покидал лёгкий морозец, в ворота общинного дома постучались двое мужчин. Один из них катил тяжёлую тачку. Гаугар переговорила с ними, заглянула в тачку, взяла свёрток и, держа его, точно младенца, понесла опять-таки Иригойену.
– Смотрите! – торжественно провозгласила она.
В её руках свёрток выглядел невесомым, но топчан под его тяжестью жалобно заскрипел. Полетела в разные стороны мешковина… и маленький светильник озарил чудо.
Для начала Волкодаву бросилось в глаза, что на
