От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона - Элис Виртшалфтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зыбкий мир в Европе?
Всего за день до того, как император Александр покинул Верону, дворы Австрии, Пруссии и России подписали циркуляр по итальянским делам, в котором обобщались решения, принятые в ответ на восстания в Италии, Греции и Испании[438]. Правительства трех стран рассматривали циркуляр от 2 (14) декабря 1822 года как продолжение инструкций, изданных в мае 1821 года на конгрессе в Лайбахе, и как общую инструкцию, которая будет направлена их дипломатическим агентам за рубежом. Этот циркуляр начинался с военной оккупации Пьемонта, которая, по соглашению с королем Сардинии-Пьемонта, должна была закончиться к 30 сентября 1823 года[439]. В отношении Королевства Обеих Сицилий, союзники и король Фердинанд I согласились сократить оккупационную армию до 17 000 солдат как можно скорее[440]. Как отмечалось в циркуляре, в Лайбахе три суверена также выразили надежду, что интервенция в Италию, которую они называли досадной необходимостью, быстро закончится и повторная интервенция никогда не понадобится[441]. Монархи далее отметили, что, несмотря на их намерения, союзнические действия в Италии вызвали неосновательные опасения, неприязненные толки и лживо-грозные предсказания, распространяемые, чтобы вселить в народные умы несправедливое мнение[442]. Союзники не имели никакой тайной цели или корысти, а действовали из необходимости противоборствовать возникшей революции и предотвратить бесчисленные беспорядки, злодеяния и бедствия, в которые революция повергла всю Италию. Иными словами, «мысли и усилия монархов единственно стремились» к восстановлению порядка и мира и предоставлению законным правительствам помощи, которую они были вправе требовать. Государства Италии оставались независимыми, а их государи – помазанниками Божьими, которым попечение о безопасности и спокойствии своих народов было вручено Провидением; три союзных монарха не хотели ничего, кроме восстановления власти этих правителей. Более того, они описывали свои решения по принятию мер для облегчения ситуации в Италии как выполнение самой цели союза.
Но вскоре после того, как союзники достигли соглашения о действиях в Италии, возникло еще одно осложнение. Дух мятежа и революций распространился из Испании и Италии на Османскую империю. Союзники согласились, что все недавние восстания возникли из одного зла (mal). Революционеры могли ссылаться на различные предлоги, но происхождение, сущность и язык зла были идентичны. Люди, которые руководили этим движением, также стремились внести раздор в действия союзных держав, а также остановить или замедлить действие сил, которые могли бы им противостоять. В ответ три монарха решили «противоборствовать духу революций, в каком бы месте и виде он не являлся». В эту эпоху, одну из замечательнейших со времени заключения союза, пять великих держав (Австрия, Британия, Франция, Пруссия и Россия) обменялись многочисленными конфиденциальными сообщениями и на конференциях в Вероне освятили и подтвердили достигнутое, как предполагалось, единодушие. В декабре 1822 года три монарха, подписавшие договор об интервенции в Италию, также надеялись положить конец затруднениям, замедлявшим исполнение их желаний в отношении восточного вопроса.
После этого в циркуляре обращалось внимание на печальное состояние западного полуострова Европы[443]. Испания подверглась участи всех стран, которые выбрали неудачные средства для поиска блага (le bien). Таким образом, группа обольщенных и развратных людей представила зло революции как «благодетельное (un bienfait) торжество просвещения», «необходимый, счастливый плод успехов гражданственности», средство, применяемое для создания и поддержки гражданственности, и движущую силу великодушного патриотизма. Если бы успехи гражданственности ознаменовывались разрушением гражданских обществ и если бы войска без вреда для государств, которые они должны были лишь охранять от внутренних и внешних беспорядков, могли захватить власть над этими государствами, тогда Испанская революция имела бы право на уважение и удивление будущих поколений, и возмущение войск могло бы служить образцом для преобразователей. Но в реальности все было не так. Истина вскоре превозмогла ухищрения лжи, и Испания представляла собой печальный пример последствий, возникающих в результате нарушения вечных законов нравственного мира.
Условия в Испании действительно выглядели мрачными. Законная власть, скованная в то время цепями, использовалась для отмены всех прав и законных свобод. Произвол и угнетение приняли форму закона, все классы населения казались взволнованными, а королевство сотрясали беспорядки. Так как гражданская война истощала ресурсы государства, богатые колонии оправдывали собственное освобождение теми же принципами, которые провозглашала метрополия при установлении публичного права. Несчастья, постигшие верноподданных, в свою очередь, объясняли, почему страны, находящиеся в непосредственном контакте с полуостровом, были обеспокоены, встревожены и растеряны. Нынешние беспорядки в Испании создавали угрозу охранительным принципам, которые служили основой европейского союза. Монархи не могли взирать хладнокровно на ситуацию, которая с каждым днем становилась все более тревожной и представляла столь много опасностей для других стран, при этом оставаясь спокойными зрителями. Именно потому что присутствие союзных дипломатов в Мадриде подразумевало молчаливое одобрение поступков мятежников, готовых на все для поддержания своего пагубного могущества, дипломатические миссии получили приказы от своих монархов покинуть Испанию.
Решение разорвать дипломатические отношения с Испанией доказало бы Европе, что союзники не отступили от «мнений и правил, принятых ими по сильному внутреннему убеждению». Монархи согласились действовать, основываясь на их дружбе с испанским королем и участием в судьбе испанского народа, который не раз в своей истории прославил себя величием и доблестями. Союзные соглашения, затрагивавшие Испанию, соответствовали принципам, которыми руководствовались монархи при решении всех важных вопросов обеспечения порядка и стабильности, возникавших в результате последних событий. Чтобы опровергнуть направленную против них клевету, монархи указывали на свидетельства их поступков, великодушие и благодетельность их намерений, а также силу и твердость их союза. Нейтралитет Британии и отсутствие общего протокола Веронского конгресса опровергли утверждение о единстве, хотя согласие на возможную французскую интервенцию в Испанию можно было бы рассматривать как доказательство более сильного и более широкого союза. Тем не менее в тоне Веронского циркуляра обнаруживается растущее разочарование и намек на отчаяние. Мог ли умеренный реформизм миротворцев сдерживать революционную войну?
Монархи, как указывалось далее в циркуляре, желали только мира. Поэтому вся Европа должна была признать, что курс союзников оставался полностью согласованным с независимостью правительств и интересами народов. Монархи считали врагами только тех, кто находился в сговоре против законной власти и вводил в заблуждение других, чтобы те следовали за ними в бездну погибели. Действительно, мир, хотя и прочно утвержденный между державами, не мог быть благотворным для общества, пока настроения оставались беспокойными. Циркуляр приписывал существующее волнение коварным советам и злодейственным покушениям скопища мятежников, везде рассеивающих семена пагубных перемен и ниспровержений. Лидеры и орудия этих мятежников, действуя открыто или в тени, готовя зловредные заговоры, отравляя общественное мнение, продолжали раздражать народ, представляя текущие условия в ужасном и ложном виде. Согласно картине, создаваемой революционерами, государства не процветали, стремления к усовершенствованию не имели успеха, а доверие между людьми больше не существовало. Чтобы лишить творцов этих ненавистных козней сил и влияния, монархи поставили перед собой благородную задачу уничтожить оружие, которое они могли бы употребить для нарушения спокойствия в мире.
В заключительной части циркуляра дипломатам Австрии, Пруссии и России было поручено сообщить его содержание дворам, при которых они были аккредитованы. Не могло быть истинного счастья для народов без ненарушимого порядка и тишины. Кроме того, три союзные державы, подписавшие циркуляр, не
