От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона - Элис Виртшалфтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Революционные ситуации в Пьемонте и Королевстве Обеих Сицилий были эффективно урегулированы, если не решены полностью. Португалия входила в зону влияния Британии, а Франция, как отмечено в документах Веронского конгресса, брала на себя инициативу в Испании. В то же самое время союзники ожидали, хотя в конечном итоге не смогли, определить общую позицию в отношении Греции. Что касается испанских колоний в Америке, то великие державы, за исключением Великобритании, также не признали неизбежное движение к независимости. К 1825 году почти все испанские колонии в Латинской Америке обрели независимость[444]. Император Александр умер в декабре 1825 года, и Россия пережила свое первое восстание в современной истории – восстание декабристов, имевшее целью реформирование общественного и политического устройства[445]. В 1830 году Франция вернулась на путь революции, Бельгия отделилась от Голландии, а Польша восстала против российского правления. К 1848 году революция вновь охватила бо́льшую часть Западной и Центральной Европы: Францию, Италию, германские государства и Австрийскую империю [Хобсбаум 1999].
Мирные договоры 1814, 1815 и 1818 годов в целом продолжали действовать, но европейский порядок, каким его видели и приняли миротворцы, не мог сдержать народных движений и не содержал подходящих предложений в ответ на радикальные и этнонационалистические идеологии того времени. В последних исследованиях воздается хвала миротворцам за установление дипломатических отношений, которые до 1914 года предотвращали общеевропейскую войну и даже после Первой мировой войны продолжали служить основой европейского единства. В отличие от некоторых современных сторонников европейской идеи Ю. Остерхаммель предлагает более сдержанную и более реалистичную оценку механизма европейского единства. После Венского конгресса, отмечает он, союз европейских государств больше не создавал «хрупкий баланс более или менее автоматически, но требовал политического управления, структурированного базовым набором как явных, так и невысказанных правил»[446]. Как указывалось в предыдущих главах, идеализированное повествование о европейской интеграции не в полной мере учитывает опыт России или ее вклад в установление и поддержание мира в Европе. В эпоху Реставрации Российская империя и ее монарх стояли в центре европейского общества, но в Крымскую войну (1853–1856) Великобритания и Франция сражались на стороне врага, и европейский союз более не представлял собой основной путь к миру[447]. Сепаратные союзы, против которых длительное время выступало российское правительство, вернулись в европейскую дипломатическую игру.
Заключение
Русская дипломатия в Европе
Как следовало бы историкам охарактеризовать дипломатию, последовавшую после четверти века революций, войн и завоеваний, охвативших всю Европу? Была ли российская концепция европейского порядка отражением дальновидной приверженности коллективной безопасности и международному управлению? Или усилия, направленные на то, чтобы действовать «в концерте», представляли собой существенную адаптацию просвещенного реформизма и христианской морали к реалиям европейского общества? Что нового или оригинального российские миротворцы находили в политической системе, построенной в Вене, Париже и Аахене? Как они определяли великий европейский союз и союзнические обязательства? Как они рассчитывали поддерживать стабильность, спокойствие и мир? Очевидно, что дипломатические агенты императора Александра I видели в соглашениях 1814, 1815 и 1818 годов не только окончание эпохи Французской революции и Наполеоновских войн, но и начало мирного процесса, который, как оказалось, привел к беспрецедентным вызовам.
На конгрессах в Аахене, Троппау, Лайбахе и Вероне подчеркивалась необходимость активного миротворчества за пределами официального заключения договоров и соглашений. Каждая из этих встреч имела свой индивидуальный характер и была посвящена беспокойствам, вызванным конкретными проблемами, и каждая из них привлекала внимание политических лидеров Европы. Содержание переговоров и структуру заседаний определяли требовавшие обсуждения обстоятельства и проблемы, а не призыв к совместному управлению. Формы вежливого общения, этикета и обоснованной аргументации, отмеченные на конгрессах, уже были выработаны на общественных площадках Республики ученых и в рамках социализации эпохи Просвещения [Melton 2001]. Таким образом, большего внимания заслуживают не формальности дипломатических практик, а напряженная работа, требовавшаяся для поддержания мира. Кризис за кризисом подвергались проверке решения союзников, неустанно трудившихся над сохранением единства, которое привело к миру. Новизна политического процесса заключалась в сознательной приверженности правителей союзных держав предотвращению сепаратных союзов и принятию решений на основе европейского публичного права, закрепленного в Парижских договорах, Заключительном акте Венского конгресса и Аахенских протоколах. Эти соглашения определили систему мирных отношений, основанную на законном суверенитете, правах народов и прямом управлении, осуществляемом каждым независимым государством (puissance). Роль союза – будь то Четверной союз, Великий союз пяти держав, Всеобщий союз или Священный союз – заключалась в обеспечении соблюдения общих договорных обязательств.
Если целью европейской политической системы было сохранение мира и безопасности в Европе (равновесие), то механизмом достижения этой цели было обязательство действовать «в концерте» (concerter). Это означало, что ни одна великая держава не должна была заключать сепаратное соглашение с какой-либо другой великой державой или второстепенным государством в ситуации, которая затрагивала общую безопасность Европы. Коалиционная политика эпохи Французской революции и Наполеоновских войн подчеркнула необходимость этого принципа. Раз за разом формировались союзы и достигались договоренности лишь для того, чтобы затем исчезнуть вследствие военных потерь и сепаратных соглашений с Наполеоном. Военные достижения французского императора были колоссальны, но зачастую они были результатом разобщенности и слабости его противников. После того как коалиция, организованная в 1813–1814 годах, доказала свою военную эффективность, союзники признали, что для поддержания мира они впредь должны быть едиными [Lieven 2009]. Это стало главным уроком наполеоновской эпохи и основой верности императора Александра I законности и коллективным действиям. Как доказали события на местах, сохранение равновесия требовало, чтобы дипломаты постоянно восстанавливали мир посредством переговоров, государственного строительства, военной мобилизации и прежде всего обязательства действовать «в концерте».
После того как Аахенский конгресс восстановил Францию в ее естественном статусе великой европейской державы, союзническое единство казалось полностью консолидированным. Однако по иронии судьбы, завершив строительство здания мира и умиротворения, союзники также выявили одно из главных противоречий в европейской системе: различие между общим союзом независимых государств и великим союзом четырех великих держав плюс Франция. В депеше от 15 (27) марта 1818 года посланник России в Вене граф Ю. А. Головкин разъяснил оправдание Меттернихом доминирования четырех великих держав (Четверной союз Австрии, Великобритании, Пруссии и России) сквозь призму критики со стороны второстепенных государств. По словам Меттерниха, Европа действительно нуждалась в верховенстве, чтобы предотвратить демократизацию политической системы. Однако господство Наполеона породило деспотическую европейскую систему. В послевоенную эпоху, напротив, «концерт» великих держав, в который в конечном итоге также пригласили Францию и который был дарован миротворцам самим Божественным провидением, пытался реагировать на неожиданные события таким
