Базалетский бой - Анна Антоновская

— На меня и Селима можешь.

— А если как раз в это время шаха или — еще хуже — Караджугая осенит мысль прислать гонца, дабы узнать у меня о здоровье царя Луарсаба?

— О мудрый Али-Баиндур-хан! Я об этом не подумал. Мохаммет свидетель, лучше откажись!

— Отказаться? Поистине, сегодня ты похож на петуха после неудачного боя за курицу соседа. Где ты видел умного, глупеющего от препятствия? Разве такое богатство каждый день попадается?

— О хан из ханов! Ты прав! Но возможно ли одновременно пребывать здесь и на пути к караван-сараю?

— Беру в свидетели разноцветную шайтаншу, что сегодня ты возлежал не на своем ложе! Иначе почему, как всегда, не можешь догадаться о моей благосклонности к тебе?

— Да послужит мне на всю жизнь радостное воспоминание о своем доверии, хан из ханов! Но разве я могу разгадать твои высокие намерения?

— Ты, а не я, поедешь с Юсуф-ханом на охоту.

— Я? Я?! Да сохранит меня аллах от подобного замысла!

— О Хуссейн! О Аали! Почему нигде не сказано, что делать с глупцами, не ведающими своей выгоды! Ведь и тебе при дележе…

— Выгоды? А разве хану не известна пословица грузин? Если богатый проглотит змею, скажут: «Как лекарство принял». Если бедный — скажут: «От голода съел». Если Али-Баиндур попадется, скажут: «Какой веселый хан! Пошутил, перепугав купцов». Если Керим попадется, скажут: «Какой наглый раб! Ограбил, зарезав купцов!» И шах-ин-шах повелит пригвоздить меня к позорному столбу, и после разных мелких удовольствий — отсечения руки, носа, ушей — с живого сдерут кожу, дабы и на том свете не обогащался за счет шахского сундука.

Али-Баиндур побледнел, он знал, что шax за такую наживу и хану может снять голосу. А разве после потери головы не все равно — отрежут нос или сдерут кожу? Нет, он, Али-Баиндур, никогда не поедет с Юсуф-ханом! Но… упустить неповторимый случай!?. Ведь он, Баиндур, только средний хан, у него и половины богатств Караджугая нет. Еще год, не больше, протянет окаменевший Луарсаб. Тогда можно вернуться в блистательный Исфахан… но с чем? За годы его, Али-Баиндура, заточения в проклятой крепости Гулаби что он приобрел? Кругом бедняки… Сколько с них налогов ни брал — все равно что ничего. Отказаться невозможно, надо заставить Керима, а потом…

— Как может шах узнать то, что Юсуф-хан не захочет? Поистине, Керим, тебе кто-то надвинул чадру на глаза, иначе не упустил бы случая обрести то главное, без чего жизнь — пузырь! Разве у тебя, кроме одежды, найдется лишний туман? Знай, я сейчас решил из половины ценностей, предназначенных мне, выделить тебе четверть, если отправишься на охоту с Юсуф-ханом.

— О благородный хан! Зачем лишать себя четверти! Поручи другому. Гнев «льва Ирана» приводит меня в трепет! На что богатство, да еще подобное миражу, если рискую жизнью?

— Хорошо, получишь треть! Еще мало? Бери половину!

Керим в простодушным видом раздумывал. Одно лишь замышляет Баиндур уничтожить расхитителя его богатства, а заодно избавиться от опасного свидетеля опасного дела. Аллах, нельзя упустить возможность свернуть шею Юсуфу, а заодно и Баиндуру! О, это ли не услада! Только ли потому и торопится согласиться Керим? Видит пророк, нет!

И Керим притворно колебался, якобы с трудом сдаваясь на уговоры.

Исчерпав все доводы в пользу задуманного, Баиндур поклялся, что в придачу подарит Кериму самую красивую хасегу, которую он только пожелает. Есть одна, сочетающая огонь и мед…

Против такого соблазна Керим, конечно, не устоял и радостно воскликнул:

— О щедрый из щедрых! Хасега к золоту необходима. Я согласен! Но для услады моего слуха повтори, что смогу я купить на шахское богатство!

— Забудь о шахе!.. — Баиндур тревожно оглянулся. — Слушай и запомни: купишь красавиц всего Востока, неутомимых, как мельница, и выносливых, как верблюд, созданных аллахом по подобию своей первой жены. Купишь илиат на Майдане чудес, можешь прослыть Сулейманом Мудрым! Можешь превратить жизнь в цветущую розу!..

— О хан из ханов! Ты забыл усладу, подсказанную Шахразадой в «Тысяче и одной ночи». И от себя неизбежно мне добавить: можно усладить себя и тысяча второй ночью…

— Керим! Жадность твоя удивит даже дервиша!

— Усладиться тысяча второй ночью, а когда настанет утро — скромно умолкнуть…

Али-Баиндур насторожился: «Неужели догадывается о моем ханжале? Бисмиллах, необходимо поторопить Юсуфа!» — и громко повторил:

— Необходимо поторопить Юсуф-хана!

— Во имя вселенной, на что тебе Юсуф-хан?

— Как на что? Не он ли предложил мне половину за…

— Совместное развлечение во втором караван-сарае? А ты возьмешь себе все, без его помощи, в первом караван-сарае!

Некоторое время Али-Баиндур с восхищением смотрел на Керима: «Разбогатеть одному? Уподобиться халифу Харун-ар-Рашиду? Ты вознаграждаешь меня за терпение! Но сколько захочет взять жадный Керим?.. О чем мое беспокойство! Не все ли равно сколько, раз, кроме удара ханжала, ничего не получит! Но осторожность подсказывает притвориться озабоченным».

— Твоя находчивость, Керим, может восхитить даже Мохаммета. Но сколько ты хотел бы получить?

— Бисмиллах! Я удивлен большим удивлением! На что тебе Керим при таком повороте дела?

— С какого тяжелого дня ты перестал бояться моего гнева?

— Свидетель Аали! Я сейчас устрашаюсь больше, чем вчера. Но что богатство, если шайтан определил нам вечное пребывание в желтом Гулаби?

— Вечное? — Баиндур не сдержал смех. — Длинное всегда можно укоротить…

Керим почувствовал боль в сердце: «Да отвратит аллах когти хищника от царя Луарсаба. Нет, отказаться от купцов немыслимо, ибо собака Баиндур найдет случай вонзить ханжал в опасного свидетеля. Конечно, и я могу найти случай исчезнуть из Гулаби… А царь? А светлая царица? А любимый князь Баака?! Да поможет мне аллах вывезти любимых из жилища шайтана в прекрасный Тбилиси!» Внезапно осененный мыслью, Керим вскрикнул:

— Напрасно, неповторимый Али-Баиндур-хан, веселым смехом хочешь придать мне бодрости. Разве я забыл рассказать тебе, как в Исфахане несколько ханов, тревожась за жизнь царя Гурджистана, высказали шах-ин-шаху просьбу сменить тебя, ибо ты можешь потерять терпение, а потом… свалить все на случайность. Шах так рассвирепел, что даже Эреб-хан уравнял цвет своего лица с цветом травы. «Пусть тысяча змей, — заскрежетал добрый шах, — защитит Али-Баиндура от случайности!.. Ибо истязать я повелю его на Майдане-шах! Пусть правоверные убедятся, что для «льва Ирана» непослушный хан и факир в одной цене! Сто лет будут изумляться пыткам, которыми угощу неосторожного Баиндура!..»

С большим удовольствием Керим наблюдал, как крупные капли пота потекли по синеющему лицу хана.

— Какой шайтан посмел оклеветать меня перед шах-ин-шахом?! Тебе Караджугай-хан сказал об этом?

Керим молчал. Баиндур прохрипел:

— Не доставлю я радости моим врагам! Клянусь святым Аали, случайности не будет!

Только теперь Керим мысленно возблагодарил аллаха: жизнь светлого из светлых в безопасности!

— Хан из ханов, не находишь ли ты, что стоны князя Шадимана сломят упрямство царя?

— Нахожу, ибо этот окаменевший царь надеется царствовать.

— О Мохаммет! О Хуссейн! Значит, устрашаться незачем! Скоро… Да будет нам дорога в Исфахан бархатом!

— Но раньше, тебя, нетерпеливый, ждет другая дорога.

— Видит святой пророк, я готов! И пусть шайтанша из меня люля-кебаб сделает, если я не пригоню тебе тридцать верблюдов с богатством семи купцов!

— Керим! Не медли, ибо запоздалого всегда ждет неудача… — Хан удивился, ибо сам ощутил испуг. — Керим! У Юсуфа двадцать рабов, которые свяжут купцов и сделают то, что должны сделать. А где ты возьмешь столько? Оборви свою просьбу! Нет! Ни одного сарбаза не дам! Ищи сам. Ты за это с излишком получишь, значит, должен за все отвечать! — В страшном волнении Баиндур вскочил, открыл наугад коран, прочел суру «Скот»: «Не устраивайте беспрерывно засад…» и воскликнул: — Без Юсуфа немыслимо! О святой Хуссейн! Но за что Юсуфу половину? Или он томился хоть один день в пыльном Гулаби? Керим! Достань себе двадцать помощников!

— Бисмиллах! На что тебе, хан, двадцать свидетелей? Или возможно поручиться хотя бы за одного? Рассвирепев однажды за взмах плетки или обиженный за непосильную подать, он донесет «льву Ирана» на двух ханов…

— На каких двух?

— Насмешливый див подсказал Юсуф-хану притащить сюда двадцать рабов. Мною уже сказано: рассвирепевшие или обиженные, они все вместе или один из них докажет, что Али-Баиндур совместно с Юсуф-ханом напали и расхитили шахский караван.

— Керим! — с отчаянием выкрикнул Баиндур. — Ты трясешь меня, как медведь тутовое дерево! Не ты ли сам предложил обойти Юсуф-хана?

— Удостой меня доверием, хан из ханов! Не только хан Юсуф лишний, но и двадцать свидетелей!