Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очередные новости шоу-бизнеса: мелькали кадры с известными людьми, отрывками из интервью или концертов. Картинка подавалась сочно и ярко, притягивая взгляд помимо воли. И я завороженно смотрел, не слыша ни слова.
Четыре парня, в распахнутых рубашках демонстрируют обнаженные торсы, ритмично двигаются на сцене и что-то поют. Очередной бойз-бенд Шестимирья со смазливыми подростками в главных ролях. Восторженная публика встречает кумиров – горящие глаза, кричащие рты и протянутые руки. Мелькают кадры и… сливочный вкус комом встает в горле.
С трудом проглатываю кусок пирожного вниз по пищеводу и спешно отворачиваюсь, но уже поздно – сознание зафиксировало картинку.
- Молодой человек, ваш заказ готов, - слышу приятный голос хозяйки. Расплачиваюсь на кассе и выхожу нагруженный пакетами под завязку. И снова этот треклятый колокольчик над головой: звенит и звенит – зараза. Хочется зашвырнуть ношу в ближайшую мусорку и отправиться бродить по полупустым улицам Монарта, лишь бы не возвращаться в треклятый особняк.
Центральный вход в самый известный клуб западного побережья – «Соты». Под вспышки камер на улице появляется парочка. Парень прикрывает лицо от яркого света, девушка растерянно улыбается, придерживая одной рукой длинное платье. Вижу, как работают телохранители, как Дуглас отодвигает наиболее ретивых репортеров, как скалится Секач, заслоняя Хозяйку от объективов телекамер.
Мужики ничего не рассказывали про вчерашнюю поездку: куда Юкивай направилась и с кем. Они в принципе избегали разговоров про госпожу Виласко, если я был рядом. После той ночи и избегали. По негласной договоренности ни о чем не спрашивали, а я ничего не говорил.
И вот вернулся милый сердцу Франсуа: после трех месяцев разлуки влюбленные сердца снова воссоединились.
«А ты все думал, чего она ладошкой прикрывалась. Поди стыдно было изменять своему благоверному: трахаться на стороне, когда любишь другого. Но ничего, с нее не убудет: ножки раздвинула, и удовольствие свое получила», - запел внутренний голос. И пел и пел, до бесконечности, с наслаждением садиста, втирающего боль в грудную клетку.
Пришлось скинуть тяжелую ношу и засунуть голову под холодные брызги фонтана. Вроде малясь отпустило…
Вечно жизнерадостная малышня, завизжала, увидев мой «подвиг». Дети тут же начали старательно повторять, а самый смелый карапуз взобрался на гранитный бортик. И непременно бы перевалился через него, плюхнувшись в воду, если бы не подоспевшая мамаша. Всыпала неугомонному мальчишке по первое число: в основном словами, но и по попе досталось. Грозно посмотрела на меня, дескать, как вам не стыдно, молодой человек, какой пример подаете подрастающему поколению.
Не стыдно…
С мокрыми волосами и стекающими по лицу каплями, подхватил сумки со сдобой и наткнулся на благообразного господина, одетого в вычурный двубортный сюртук.
- Жарко, - произнес он, испытывая явную потребность в беседе. Очередной скучающий прохожий на улицах Монарта. – И я бы непременно освежился, но знаете ли возраст обязывает, чтобы вот так вот в фонтане… Года мои, года, куда ушли вы? Торопитесь жить молодой человек, время столь скоротечно.
Кому как… Лично я свой день рожденье пятый год не отмечаю. И дело тут не в глупых предубеждения, просто старею очень медленно. Раза так в пятьдесят три.
На выходные вернулся в «нулевку» с мыслью собрать парней и перекинуться в картишки под пиво, а лучше под виски, разбавленным местным аналогом колы, чтобы из-за стола сто раз не вставать и в туалет по очереди не бегать.
Однако все пошло наперекосяк: Авосян снова дежурил, Нагуров на звонки не отвечал, один Леженец готов был составить компанию, слишком куцую для полноценной игры в покер. Пришлось слоняться без дела: смотреть телевизор, читать книги и капать на мозги Лукерье Ильиничне. Последняя была только рада такому обстоятельству, хотя виду не показывала: всячески ворча, и попрекая.
- Жениться тебе надо, беспутный, - неслось привычное в спину.
Жениться категорически не хотелось, но спорить было бессмысленно, особенно с одинокой пожилой женщиной. Поэтому молча допил кружку остывшего чая и отправился спать.
Ночью в дверь настойчиво постучали. Я вскочил с кровати, и осоловело уставился в темноту - показалось? Нет, снова стук: тихий и интеллигентный.
Бездна, сколько же сейчас времени… Рука слепо зашарила по тумбочке в поисках телефона. Настойчивый стук повторился.
- Кто там? – кричу неизвестному гостю, а сам щурюсь, пытаясь распознать цифры на ярком экране - половина второго. Кого ингис принес в столь поздний час?
Спускаю ноги на пол, пытаясь нащупать тапочки среди мягкого ворса ковра. А что делать, зимой в мотеле, мягко говоря, прохладно: привыкшее к жаре тело быстро остывает. Вот и пришлось закупаться дополнительными товарами для дома, в том числе пушистым ковром, махровым халатом, и войлочными тапочками.
Тук-тук…
- Кто там?
- Не извольте беспокоится… на пять минуточек… любезны…
- Саня, ты что ли?
Открываю дверь и в комнату действительно заваливается Александр Нагуров. Заваливается в прямом смысле слова, так что едва успел подхватить падающее тело.
- Ты когда нажраться успел?
- Я не…
- Ты же бухой в стельку, - помогаю гостю занять вертикальное положение, прислонив к стенке.
- Я малясь под шафе, - глаза парня собираются в кучу.
- Нет, Саня, поверь, ты именно что бухой.
- Две рюмочки.
- А тебе больше и не надо.
- Надо… надо думать, постоянно. Понимаешь, как оно все хитро устроено?
- Не понимаю, - признаюсь честно. - Давай лучше я тебя до комнаты провожу. Выспишься, приведешь мысли в порядок, а там и побеседуем на трезвую голову.
Но Саня меня не слушает, такое с ним порою случалось: вспышки озарения, когда в голову приходили гениальные мысли. И уговаривать в такие минуты, а тем более спорить, бесполезно. Пока сам не выговорится, не успокоится. И не важно в каком состоянии при этом находился: трезвом или пьяном.
Хотя не такой уж он и пьяный, как могло показаться на первый взгляд: сам ходит, сам говорит. В противном случае давно бы вырубился. А что язык заплетается… Так он похоже порядком подмерз: шатался по улице, в снег лицом падал.
- Посиди-ка здесь, сейчас за чайком горячим сгоняю.
- Не надо, - Саня хватает меня за руку. – Про равновесие, помнишь?
- Что?
- Про дни равновесия.
Конечно помню, еще с первого курса. Про тот самый период, когда наступает вселенская гармония, когда временные потоки выравниваются и текут с одинаковой скоростью в каждом из миров.
- Сань, ну и стоило из-за них так напиваться?
- Ты не знаешь…
- Я знаю, что ближайшие дни равновесия наступят в октябре, а до этого еще ой как далеко.
- По какому октябрю?
- Что значит, по какому?
- По календарю какого мира?
- По календарю моей родины.
- Вот именно! – Саня поднимает палец вверх, и тут же удивленно на него смотрит, словно кто другой управлял его конечностью. – В заданной системе уравнений твой мир величина постоянная, а остальные переменные. Понимаешь, о чем я?
Я понимал это еще на первом курсе. Только спросить было не у кого, а потом закрутилось, завертелось и как-то само собой забылось.
Дни равновесия… Дни, когда все известные миры выстраивались в одну линию под цифрой сто двадцать восемь. Почему именно так, а не иначе? Почему не великое шестимирье заставляло плясать временные потоки под свою дудку, а захудалая дикая провинция?
- Саня, у тебя есть ответ?
- Я не знаю… Мысль не дает мне покоя, мучает прямо здесь, - Саня стучит кулаком по лбу. – Балбес я, понимаешь. Принял за аксиому, за данность, не требующую доказательств, а надо было подумать…
- Может все-таки чайку?
- Маньяки! – вдруг выкрикнул Нагуров, взгляд его при этом сделался совершенно диким. Признаться, порядком струхнул, уж очень непривычно выглядел приятель, обыкновенно тихий и спокойный, даже когда выпьет