Роман-трилогия «Остров Русь» - Сергей Лукьяненко

Усевшись на бережку Добрыня стянул сапоги, выплеснул из каждого по полведра водицы, потом принялся вдумчиво, основательно выжимать портянки. Илья с Аленой переглянулись.

Кому как ни им была понятна печаль Добрыни! Забавушка Путятишна, дочь Владимира, давняя любовь Добрыни Никитича, по прежнему ходила в девках...

Илья хлопнул кулаком по скатерти-самобранке. Так сильно, что в Смородине вода плеснула, а с деревьев листочки принялись осыпаться.

— Не бывать такому, что мы оженимся, а ты в холостяках останешься! — грозно воскликнул Илья. — Значит так. Идем к Владимиру, да и говорим: или отдавай дочку за Добрыню, или...

— Или? — заинтересовался Смолянин. — Меня очень волнуют альтернативы!

— Или осерчаем, — зловеще добавил Илья. — Алешу и Ивана не спрашиваю, а тебя, толмач, и тебя, мудрец, перед вопросом поставлю! Поможете нам?

— С удовольствием, но полномочий не имею, — грустно сказал Кубатай. — Впрочем, словом мудреным, да обхождением вежливым, всегда помочь могу.

— И на том спасибо, — согласился Илья. — Ты, толмач?

— У меня отпуск кончается, — засуетился Смолянин. — Боюсь, не успею вернуться вовремя, мне Кейсеролл голову оторвет. А вот яичко золотое, для ублажения княжеского взора, могу от души оторвать.

Илья подумал и кивнул:

— Оторви уж пару яичек. Мы и Василисе презент преподнесем.

Смолянин пошевелил губами, потом кивнул:

— Ладно, пару. Все равно я в прибыли.

На том и порешили. Илья с Аленой пошли плот сколачивать, а Иван, по дурости своей любознательный, к Добрыне с вопросом подъехал.

— Добрынюшка, а не было ли чего дивного в подводном царстве?

— Было, — согласился Добрыня. — Примерещилось мне, что я не Добрыня-богатырь, а простой парень по имени Завгар. Неплохой вроде парень, умный, но сложения не богатырского. То ногу сломаю, то другую. Скучная, одним словом, жизнь. А потом поехал я на Русь, богатырем стал... Но рассудив трезво решил я, что галлюцинации эти были мороком, Кащеем напущенным. И больше их вспоминать не собираюсь.

Так Иван и не удовлетворил толком любопытство, не узнал, чем занимался Добрыня в прошлой жизни. А вскоре и плот подоспел, сели на него всей командой и в путь отправились. Плыть не в пример легче было. Кикимора Лиза то плот подталкивала, плывя за кормой, то встречных русалок распугивала, не давала им петь песни свои завлекательные.

А уж сколько радости было, когда к бережку пристали, да коней своих увидели! Те, бедненькие, уж и травку всю выщипали, и листочки с деревьев пообрывали. Рассупонили их богатыри, разнуздали, водичкой сладкой напоили. Иван на радостях Гнедка в губы поцеловал!

Немножко по направлению к Киеву вместе проехали, а потом толмач прощаться стал.

— Богатыри! — улыбаясь сказал он. — Рад я был с вами познакомиться, но пора и честь знать. Отправлюсь я к себе на родину, и всем буду про вас рассказывать.

— Это правильно, — благосклонно кивнул Алеша.

— Привет Кейсероллу, — сказал Кубатай. — У меня в Киеве еще дело есть, так что я завтра приеду.

— Увижу — передам, — похихикивая сказал Смолянин. — Видишь ли, Кубатайчик, ухожу я из ДЗР.

— Чего? — поразился Кубатай. — На что ты жить-то будешь? Кому твой русский язык нужен, кроме нашей конторы?

Смолянин гордо потряс в воздухе кулечком с яйцами.

— Вот оно — мое будущее! Организую я компанию, назову ее «Я+Я». Буду яйцами торговать.

— Почему «Я+Я»? — изумился Кубатай.

— «Я плюс Яйца»! — пояснил Смолянин. — Звучит?

— Ну, в общем, да, — признался Кубатай. — Только ж яйца твои кончатся быстро, вот и прогоришь.

Смолянин загадочно улыбнулся.

— Во-первых, золотые яйца товар дорогой, штучный, на любителя. А во-вторых — он невольно схватился за поясницу, — во-вторых прав был Манарбит.

— В чем прав?

— Остаются кое-какие свойства после пребывания в этномагическом поле! — загадочно изрек толмач и пришпорил коня.

Кубатай, разинув рот, следил за стелющимся за Смолянином облаком пыли. Потом тревожно сказал:

— Что ж мне-то останется? А, Иван?

— Весной увидишь, — дипломатично предположил дурак.

Кубатай кивнул и сказал:

— Придется мне с Кейсеролла молоко требовать за вредность работы. Молоко... и сливочки, и сметанку...

Так и поехали дальше — Илья с Аленой и Алеша с Лизой счастливые, Добрыня — надежд преисполненный, Кубатай — задумчивый, а Иван-дурак, по обыкновению, радостный.

А при дворе князя Владимира тем временем начинался бал. Была приглашена вся знать русская, послы кавказские, половецкие, и печенежские, татарва пленная да киргизы заезжие. Столы ломились от икры, блинов да зелена вина.

Лишь Василиса Прекрасная, сидя в своей горенке, пребывала в глубокой печали. Марья-искусница, помогающая ей одеваться, пыталась успокоить княгиню.

— Ваше высочество, верьте ему! Он успеет! Он такой прыткий! Да и мудрец заморский с ним.

— Прыткий, прыткий, — грустно повторила Василиса. — Все они прыткие, на обещания-то... Ах! Что же мне делать? Честь моя под угрозой!

— Первая часть Киевского бала! — заявил заглянувший в горницу паж. — Василиса, тебя князь кличет!

— Ах! — закатив глаза произнесла Василиса. — Совру, что забыла сережки на тумбочке. Но если ко второй части бала дурак не приедет — конец мне.

— А значит — и всей земле русской, — горько прошептала Марья. — Татары вконец обнаглели, предлагают Владимиру на дочке их хана ожениться! Сделать женой младшей, любимой... Попадет тогда Русь под иго татарское!

Василиса кивнула.

— На двоеженство Владимир не пойдет. Знает, что слаб по мужской части. А вот если со мной разведется — конец... Ох, Марьюшка, быть беде!

...Иван-дурак в это время приближался к дворцу Владимира. Кубатай, сославшись на жгучую потребность в семечках, без которых он лишится красноречия, поскакал к Марье домой. А богатыри, оставив Лизу и Алену на ближайшем постоялом дворе, во весь дух мчались ко Владимиру.

— Неладно что-то с караулами! — крикнул Ивану Алеша. — Больно уж их много! И все не наши, а из половецких наемников да кавказских волонтеров!

— Беда, беда, — подтвердил Иван. — Что караулов много — понятное дело, сегодня же Новогодье, праздник великий. А вот что нерусь сторожить отрядили — знак недоверия Владимира к богатырям.

И тут дорогу им заступил караул половецкий. С мечами наголо, да булавами наизготовку.

— Мы есмь полноправный стража земля Русская, — гордо крикнул начальник караула. — Куда вы спешить, подозрительный богатырь?

— Сдерживай эмоции! — шепнул Иван Илье. — Контролируй силу! Не поддавайся ее темной стороне!

— Не поддамся, — пообещал Илья, и ответил:

— Ах вы грязь подзаборная, подхвостье песье! Мы богатыри русские, спешим на праздник княжеский!

Караул посовещался, и начальник его заявил:

— Ладна. Разрешай вам проехать — только не всем, а трем. Тот, черномазый, с кладенцом высокой убойной сила, пусть обратна едет.

— Расист! — завопил Иван, которому попали по больному месту. — Бей их, мужики! Нас четверо, пока еще мы вместе! И скоро все получим по невесте! Девиз наш — постоим за Русь! Вперед, друзья, не трусь!

И богатыри накинулись на неосторожных половцев. В разгар боя Алеша крикнул Ивану:

— Беги к дворцу! Успей отдать сережки!

— Сейчас, я только пособлю вам трошки, — ответил Иван.

— Беги, дурак, в твоих руках — Россия!

— Ну так и быть, — согласился Иван, — меня вы упросили.

И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт. Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение, привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное малолетство, князю нравилась. Может и правда... развестись с Василисой? Тем более, что сбывались худшие опасения Владимира — насчет Василисы и Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит. Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва.

...Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое торнадо, из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с Гнедка, и побежал, лавируя между пальмами.

— Террориста! — завопили окружающие дворец стражники. — Ай-ай!

Стражники, как один, были татарами. «Плохо дело», — подумал Иван, доставая кладенец. «Хреново», — сообразили стражники, и разбежались.