Роман-трилогия «Остров Русь» - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Князь! — крикнул кто-то самый отважный. — Ты обещал в этом году выйти к народу и крикнуть: «Люб я вам, али не люб?» Крикни!
— Крикни! — поддержала толпа.
Владимир помрачнел.
— Это очень трудный для меня вопрос. Я конечно обещал, но по здравому размышлению передумал. Не время сейчас кричать! Работать надо! Ура! Вина народу!
— Вина! — закричал народ. И началось гулянье веселое.
Всюду с грохотом взмывали фейерверки, горели огни заморские искорчатые, а пьяненький народ болтался по площади от аттракциона к аттракциону. Кто на ковре-самолете в небо взмывал, кто на сапогах-скороходах в пять секунд вкруг площади обегал, но более всего народу восхищенно толпилось в том месте, где братья Черепановы запускали свой паровоз.
— Запаляй факел! Факел запаляй! — кричал один брат другому, сидящему на огромной железной махине, более всего напоминавшей емелину печь.
— Погодь! — степенно отвечал тот, — я еще вентиль не закрутил.
— Так закручивай! — и Черепанов повернулся к людям: — Уважаемая публика! Чудо из чудес! Самодвижущаяся тележка!
Многотонная туша тележки фыркнула и обдала окружающих клубами горячего пара. Народ с криками и визгом отпрянул.
— Кто желает прокатиться! — надрывался изобретатель. — И всего лишь за пятак! Кто за раз не убоится, повезем еще, за так!
Но желающих не находилось. Пар все сильнее и сильнее бил из-под колес паровоза. И тут из толпы выскочил розовощекий молодец, запрыгнул на железную махину, уселся рядом с трубой и, взмахнув рукой, крикнул: — Поехали!
Лишь Иван-дурак бродил среди веселой толпы непривычно трезвым. Вон уже в сторонке поп Гакон, пришедший на смену попу Гапону, венчал Илью с Аленой, Никитича с Забавой и Алешу с Лизой. Вон и Емеля с Несмеяной в опочивальню удалились. А Марьюшка все не шла. Наконец не выдержало у дурака сердце, оседлал он Гнедка, да и помчался к дому.
Перед домом пальма стояла, игрушками украшенная, возле нее тридцать три богатыря в чехарду играли. Увидав Ивана восьмой богатырь радостно завопил:
— Иван! С Новогодьем! Тебе Марья записку оставила, возьми!
И протянул Ивану грамотку берестяную. Сразу у дурака сердечко захолодело, но не подал он виду, а взял грамотку, да и стал читать:
«Иван! Дурачок мой! Прости...
Не судьба нам, видно, вместе жить-поживать да детей наживать. По нраву ты мне пришелся, но не было, видать, настоящей любви у меня. И когда увидела я мудреца Кубатая, поговорила с ним, да семечки мы вместе пощелкали, загорелась у меня истинная Любовь в сердце.
Все мне Кубатай рассказал. И про то, что Русь наша — остров невеликий, и про то, как на большой земле люди живут, на железных лягушках по кочкам скачут, да проблемы мудрые решают. А еще мне Кубатай рассказал, кем я была до включения поля окаянного, этномагического. И очень мне это по сердцу пришлось. Так что — не серчай. Уезжаю я с Кубатаем, буду жить на большой земле, работать по профилю. А тебе, Иван, другая судьба назначена. Защищай землю русскую, дерись с басурманами подлыми, за собакой-князем приглядывай. Прощай. Твоя Марьюшка.
P.S. Лихой джигит Кубатай шлет тебе привет. Просит не обессудить, коли что не так.»
Бросил Иван грамотку под ноги, повернулся, да и побрел ко дворцу Владимира, Гнедка в поводу ведя. Ох, как грустно у него на душе было! Ох, как тягостно! И не в том дело, что Марья с мудрецом убежала, негоже богатырю из-за женщины переживать. Русь-то, она невелика есть! И как же ему ее защищать от басурманов, коли их сами русичи и придумали! Зачем жить, когда все вокруг — понарошку?
— Дяденька богатырь! — крикнул пробегающий мимо мальчик, грызущий свежий стебель сахарного тростника. — А вы коня сможете поднять?
— Смогу... — ответил Иван.
— А если я на коня сверху сяду — осилите? Или слабо? — продолжал хитрый малец. Улыбнулся Иван детскому лукавству, да и махнул рукой:
— Садись!
Забрался пацан на коня, выхватил из-за пояса сабельку деревянную, да и стал ей махать — точь-в-точь, как Кубатай в походе. Иван поднатужился, взвалил Гнедка на плечи, и продолжил путь ко дворцу. А там уже свадьба была в самом разгаре. Боян Воха на гишпанском инструменте играл и пел: «Какая свадьба без Бояна...» Илья с Алешей боролись понарошку, Никитич на забаву смотрел ласково. И даже пес Владимир, как выпил жбан зелена вина, стал почти хорошим. Простой парень, свой в доску.
— Иван! — крикнул дураку Алеша. — Куда ты убежал? Пошли, пить будем, былины слушать, о любви говорить! Пошли!
— Сейчас, Алешенька, — сказал ласково Иван. — Мне уж полегчало.
А пацан, что на Гнедке сидел, сабелькой помахивал, да и кричал тонким голоском:
— Ах ты нечисть басурманская! Не топчи землю русскую! Не неволь красных девиц! Есть теперь богатырь, что даст вам отпор! Это я, Лумумба сын Иванович!.. Дяденька богатырь, а я смогу богатырем стать?
— Сможешь! — смахивая плечом слезу сказал Иван. — Спасибо, малец. Понял я теперь, пока не перевелись на Руси сердца отважные да души простые, найдется для богатыря работа... Пусть Русь наша — остров маленький, пусть! Зато мы, русичи, душой богаты! Надо будет — еще врагов выдумаем, захотим — весь мир островом сделаем! Все нам по плечу, хоть и не все по сердцу.
Задумался малец, видать, над словами мудреными, и блеснула в его глазенках искра отваги богатырской. А Иван стоял посреди народа веселого, Гнедка на вытянутых руках держа, и снежок новогодний на голову его дурную падал, покрывая ее сединой преждевременной.
— Быть мне воеводою, — прошептал Иван. — Быть! А с тобой, Кубатай-хитрец, и с тобой, Марья-разлучница, мы еще встретимся!
На том мы наших друзей и оставим, читатель. Впереди им еще много дел предстоит, пусть хоть в праздник от наших глаз спрячутся. А Русь — она стояла, стоит, и стоять будет!
Алма-Ата.
Декабрь 1993 г. — январь 1994 г.
Царь, царевич, король, королевич...
Ю. Буркин:
Друзьям — писателям и фэнам...
С. Лукьяненко:
В том числе и друг другу!
ПРЕДИСЛОВИЕ, В КОТОРОМ ДОКТОР ВАТСОН ВПЕРВЫЕ ВИДИТ ХОЛМСА РАСТЕРЯННЫМ
— Я вижу, что вы получили мою телеграмму, Ватсон, — сказал Шерлок Холмс вместо приветствия. И лишь потом, радостно улыбаясь, пожал мне руку: — Как я рад видеть вас, Ватсон! Так любезно с вашей стороны пожертвовать вечером в галерее Тейт, прервать экскурсию с любимым племянником...
— Холмс, Холмс, помилосердствуйте, — взмолился я, усаживаясь в кресло перед камином. Огонь весело плясал, на столике поблескивали хрустальные бокалы, а по лестнице уже шаркали тапочки миссис Хадсон. В предвкушении горячего чая я умиротворенно вздохнул и спросил:
— Шерлок, я понимаю, как надоели вам мои вопросы, но откуда? Откуда вы все это узнали? Про телеграмму, про племянника, про вечер в галерее Тейт?
— Элементарно, Ватсон, — Шерлок Холмс развел руками, потом снял с камина персидскую туфлю с табаком и приступил к набивке трубки. — Все очень просто, если применять мой метод дедуктивного мышления. Итак...
Он глубоко затянулся душистым болгарским табаком, снисходительно посмотрел на меня и сказал:
— Вчера, как вы помните, я посылал вам телеграмму с приглашением посетить Бейкер-стрит сегодня вечером. Вы ответили мне, что, к сожалению, не можете воспользоваться приглашением, ибо ваш племянник, приехавший из Суссекса на пару дней, просил показать ему галерею Тейт. И вы уже обещали молодому человеку посвятить этому нынешний вечер...
— Значит... — растерянно сказал я. Холмс кивнул.
— Именно. Я знал, где вы и с кем. Поэтому я попросил посыльного отнести телеграмму в галерею. Раз вы там были, то вы были со своим племянником. Если все-таки пришли — значит, получили телеграмму. Элементарно, Ватсон!
— Действительно, элементарно, — был вынужден признаться я. Но Холмсу явно наскучил наш разговор. Он выхватил из-за пояса револьвер, пальнул в потолок и заорал:
— Хадсон, чаю!
— Спешу, спешу, — пролепетала бедная старушка, пересекая гостинную. В руках ее подрагивал поднос с двумя чашечками пахучей жидкости бледно-желтого цвета.
— Если можно, еще по чашечке, — любезно попросил Холмс, пряча револьвер. Миссис Хадсон кивнула, поставила поднос на столик и пустилась в обратный путь. Холмс поднял чашечку, поднес к губам, блаженно улыбнулся:
— Попробуйте, Ватсон. Такого вы еще не пили. Это турецкий чай, а турецкий чай есть традиция в Турции.
Глядя на медленно рассеивающееся облачко порохового дыма, я вполголоса спросил:
— Холмс, Бога ради, что случилось с нашей дорогой миссис Хадсон? Она не ругает вас даже за стрельбу в вечернее время!
Холмс пренебрежительно махнул рукой.
— Мелочи, Ватсон. Вчера мы поспорили с ней, кто быстрее сложит пасьянс. Я выиграл и теперь могу делать, что угодно, целую неделю.