Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

делал не один. И мне кажется, что мне удалось остаться объективным. Мне также помог Павел Георгиевич Громушкин — он в годы войны изготавливал документы для Абеля, Судоплатова, Феклисова и других советских разведчиков. Он сам вышел на меня, позвонил мне, когда в 2000 году многое рассекретили, и сказал, что работал с моим отцом. Мне кажется, что книга получилась, потому что она оказалась востребованной среди профессионалов. Уже после того, как она вышла, мне звонили те, кто работал с отцом, приглашали встретиться и рассказывали о нем. И я узнал еще много нового. Например, что одним из важных результатов отца во время войны было то, что он вскрыл сепаратные переговоры с нашими союзниками, англичанами, которые велись из Венгрии. И мне написал венгр, который оказался сыном венгерских супругов, которые помогли отцу получить этот результат. Он сказал, что мама его умерла и оставила записку с одним словом: “Миша Бакланов”. Это был псевдоним моего отца. Потом мы с ним встречались, я помогал ему найти сведения о его родителях».

— Юрий Михайлович, Ваш отец пришел в разведку в 1939 году. Обычно считается, что в это время разведка была «выкошена» Сталиным и срочно восполняли недостающие кадры. Состав разведки действительно поменялся. Но означает ли это, что она была ослаблена? А может быть, «коминтерновские» кадры уже не соответствовали новым задачам?

— Я не могу утверждать, что новые кадры набирали в связи со сменой задач. В разведке всегда нужны новые кадры. В какой-то момент старые могут быть раскрыты, причем целыми резидентурами. А подготовленных людей в то время было не так много — и их бросали то в Китай, то в Германию, где был жесткий контрразведывательный режим и людей все-равно раскрывали. Восполнить это можно было только подбором толковых людей, которые не светились здесь, в Москве. С другой стороны, отец всегда хотел учиться. Так что здесь наложился целый ряд факторов. Кстати, он хотел изучать фарси с прицелом на Иран. Но ему ответили — ты уже практически говоришь, жил в Азербайджане, просто тебе нужно поставить правильный турецкий.

— При этом нужно признать, что пришедшая в 1938–1939 годах новая плеяда разведчиков под руководством Фитина, Судоплатова и Эйтингона внесла колоссальный вклад в Победу не только в Великой Отечественной, но и холодной войне. Но все же во главе всех их стоял Берия, начинавший на Кавказе. И Пётр Васильевич Федотов, возглавивший в 1938 году контрразведку, тоже начинал на Кавказе. Не означает ли это, что и ваш отец пришел в составе «кавказской группы»?

— Относительно Берии я могу сказать, что отец его видел. Первый раз, когда папа был порученцем у Джапаридзе. И он, конечно, Берию запомнил. Более того — и этого нет в моей книге «Досье разведчика» — еще раньше, до революции, Берия ухаживал за старшей сестрой отца. Её звали Вера. Об этом мне рассказали позднее, это как бы следствие выхода книги. Он пытался за ней ухаживать, но получил от ворот поворот. Поэтому какое-то воспоминание, скорее негативное, у него могло быть. Вот это факт. При другом повороте он мог бы стать моим родственником. Но у Веры тогда уже был жених, и она Берию сразу отвергла.

— И как это он потом не расстрелял и её, и брата в годы репрессий. Если придерживаться «мемориальной» логики, это было совершенно неизбежно. А он не только не расстрелял их, но и помог снять необоснованные обвинения с их младшего брата Александра. С другой стороны, ведь вся внешняя разведка — 5-й отдел ГУГБ НКВД — была невелика, порядка 450 сотрудников, включая загранаппарат. Из них в 1937–1938 годах было уволено, нередко с последующим арестом и расстрелом, 275 человек. Таким образом, если говорить о новом бериевском наборе, то речь шла о нескольких сотнях человек. И Берия, обладавший феноменальной памятью, наверняка знал каждого.

— Я, конечно, ничего не могу утверждать, но, наверное, он посмотрел их дела — что-то вспомнилось из молодости. И сыграло свою роль — возможно даже положительную. К тому же у отца был огромный опыт. Он поработал в отделе военной контрразведки, а затем в пограничной разведке. В Пограничной академии ФСБ, предшественницей которой была Высшая пограншкола ОГПУ, в экспозиции их музея представлен и отец, — при обсуждении книги особо отметили, что в ней рассказывается и о пограничной разведке — теме, мало раскрытой в литературе. И когда он уже работал в Турции, контрразведывательный опыт сыграл большую роль, потому что он видел систему конспирации, организацию получения и передачи информации глазами не только разведчика, но и контрразведчика. Он очень тщательно изучил турецкую контрразведку и перестроил всю работу резидентуры — я читал некоторые его доклады. Отец очень гордился тем, что за время работы за кордоном он не потерял ни одного помощника. Более того, некоторые из них там еще долго работали после его отъезда из страны.

— Мне кажется, что все это свидетельствует о высочайшем уровне Берии в подборе кадров.

— Безусловно. Причем в очень сжатые сроки. Например, Фитин стал руководителем разведки, не проработав в ней и года. То же самое отец — за год он вырос до резидента. А Лягин, Квасников, Молодцов, Кузнецов, Кудря? Все это попадания в «десятку».

— Кроме того, мне бы хотелось выделить в судьбе Вашего отца тот факт, что он причастен к подвигу 26 Бакинских комиссаров. И пусть сейчас известно, что среди расстрелянных не все были комиссарами, что туда попали и их охранники — но это яркая страница нашей истории, так же, как и подвиг 28 Панфиловцев. Вспоминал ли Михаил Матвеевич об этом в разговорах с Вами?

— Да, на него огромное впечатление произвела личность Джапаридзе. Отец обращал мое внимание на отношение Джапаридзе к людям, с которыми тот работал. Он ощущал свою ответственность перед ними и заботился об их судьбе. Если бы Джапаридзе не приказал ему бежать с парохода и забрать товарищей, то они оказались бы среди расстрелянных. И отец на всю жизнь запомнил, что в юности ему спас жизнь человек, который был его руководителем. Это был урок, как нужно относиться к своим помощникам. И отец так же относился к тем, с кем работал. Он гордился не тем, что он добыл какие-то секреты, а тем, что он никого не потерял. Отца даже раздражало слово «агент». Он говорил: «Ну, какой агент? Помощник». Понятие «агент» применимо к деловым отношениям, к которым работа чекиста не сводится. Чекиста отличает забота о своих помощниках.

— И в продолжение темы формирования личности разведчика. В своей книге