Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков

оказаться. Человеческий консерватизм и инерция – это мощная сила. Если вы думаете, что люди, в своей основной массе, с радостью хватаются за всё новое, то сильно заблуждаетесь. Почитайте историю. Фразочки типа «Так никто не делает», «Так завещали нам пращуры» или «Что дедам было хорошо, то и нам сгодится» так и сыпятся. А ещё полно примеров, когда особо умных камнями побивали. Как сказал а-ля Иван Грозный об изобретателе крыльев, «Посадил на бочку с порохом, пущай полетает!». И именно по этой причине, как я уже говорил, я и не стал оставаться в каком-либо племени. Бодаться с инерцией мышления толпы, не знакомой с принципами толерантности? Нет уж, увольте. По щелчку пальцев мужики бросят охоту, без которой они жизни не мыслят, и кинутся глину месить? Ну-ну.

Что-то можно сделать только так, как у меня. С огромной личной мотивацией. С теми, кто ради достижения собственной цели будет делать то, что мне надо. Вот как Хват. Или теперь ещё и Крук.

Опять я растёкся мыслию по древу. В общем, я – самый крутой знающий. И как раз сейчас видящие и чувствующие активно ищут знания и накапливают опыт. Заиметь меня с моими знаниями для або Светлый Ручей всё равно что заиметь её же для современной металлургической или химической лаборатории. Она будет сидеть и смотреть в какую-нибудь колбу да рассказывать, что там происходит, а они записывать за ней, трактовать, комментировать и офигевать.

Вот как сейчас. Смотрит на горшок, в котором мыло варится, и рассказывает, что в нём видит. Хотел бы я так? Конечно!!! Но не дано. А требовать, чтобы мне что-то объяснили… Увы! Во-первых, языковой барьер, мать его за ногу. А во-вторых, и это самое главное, невозможно рассказать слепому, как выглядит радуга, а глухому услышать фуги Баха. Да и что париться? Человечество использует вещи и явления, которые не понимает, направо и налево, и ничего, чувствует себя неплохо. Вот и я буду так же. Або видит, парень чует, я знаю – вот и сольёмся в триедином экстазе и устроим шоколадную жизнь в отдельно взятом племени.

– Большое дело, сынок, эта твоя глиняная посуда. Да, большое. Я вижу, как много силы в разных травах есть, а достать её из них не получается. Но горячая вода… – покачала она головой – Я пробовала, как ты говоришь… кипятить, да? Кипятить в кожаном мешке. Совсем плохо получалось.

– Потому, або, что разные камни при нагреве тоже выделяют вещества, и совсем не те, которые необходимы в растворе из трав. Опять же, кожа тоже выделяет вещества.

Поддерживать температуру нагрева в мешке невозможно, а это очень важно при температурной обработке.

– Температурной обработке?

– Вам, уважаемая або, с вашим учеником придётся выучить язык. Иначе я просто не смогу вам многого объяснить.

– Не волнуйся, сынок, – улыбнулась або, – ты удивишься, как быстро могут учиться такие, как мы с мальчиком, – положила она руку на плечо Крука.

Мы чаёвничали за столом поздно вечером всей дружной компанией. Так у нас последнее время повелось. Собираем малый бредлам, подводим итоги, кто и что сделал, что нужно сделать. Сегодня на столе лежало восемь брусков хозяйственного мыла. Желтоватого, с тёмными прослойками и лёгким сосновым запахом. Первый блин – и абсолютно не комом! Уже опробовали, прекрасно мылит и отмывает. Это несомненный успех! Все почтительно внимают беседе двух мудрых.

– Ты много знаешь о травах, сынок?

– Увы, або, мало, очень мало. Там, откуда я родом, знания о травах – это огромная наука. Огромная, как вот эта река, – махнул я рукой в направлении Волги. – А я знаю не больше, чем вот в этой пиале.

– Но что-то знаешь, – скорее утверждающе, чем вопрошающе уточнила або.

– Что-то знаю, – улыбнулся я. Настойчивая мадам. – Знаю, что полезные вещества можно извлекать возгонкой, концентрировать испарением, настаивать, например, на спирте.

– Ну вот, – удовлетворённо кивнула видящая. – Хаживала я в своей жизни неясными тропами, на которые указывали и более смутные знаки, а тут целая дорога, протоптанная стадом Большерога да светлым днём.

Мы посмеялись.

– А сейчас спой мне, сынок.

– Э-э-э… – Я был удивлён, не иначе Соле раскололась, мерзавка. – Зачем тебе это, або? Певец из меня не так чтобы очень. Да и не поймёте вы, о чём я пою.

– Ты спой, сынок, спой. Чуется мне, не всё так просто с этим пением, ой, не просто.

Спеть? А собственно, чего ломаться? И спою! Вот только что? Нужно что-то ритмичное, на голос. Пожалуй, из «Любэ» о коне подойдёт…

Выйду ночкой в поле с конём,Ночкой тёмной тихо пойдём.Мы пойдём с конём по полю вдвоём,Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Видящая замерла, закрыв глаза и впитывая звуки, интонации, тембр. И все остальные застыли, особо мои, кто по-русски понимает.

Ночью в поле звёзд благодать…В поле ничего не видать.

Ух, как меня-то самого шибануло! До слезы! Тоска-кручина о России-матушке спала в душе, и вот открыл щёлочку – она и выплеснулась потоком бурным.

Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён,Пой о том, как я в Россию влюблён!Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён…Мы идём по полю с конём…

Я отёр ладонями слёзы, что уж теперь… Вокруг потрясённая тишина.

– Да-а, сынок… – Або открыла глаза и пронзительно посмотрела на меня. – Слова, говоришь, не пойму? А оно точно надо, всегда слова-то понимать? – Она покачала головой. – Ох, не просто, не просто это пение. Ты почувствовал, мой мальчик?

– Да, видящая, это… – Крук никак не мог найти нужного слова. – Это сильно!!!

– Эх, уважаемая, – в сердцах махнул я рукой, – сюда бы аккордеон какой или хотя бы барабан с жалейками.

– Барабан? Жалейки? Ну-ка, сынок, расскажи, что это, поподробней.

Без малого две недели Степные Псы гостили у нас. Видно было, что работа, которую им пришлось делать, всё же не вызывала энтузиазма. Слишком новые и непривычные ощущения она приносила.

Тем не менее сделали они немало. Прорыли пятидесятиметровую канаву от каменной стены, из которой капала и сочилась чистая и вкусная вода, до самого лагеря. Выкопали в самом лагере две ямы в полтора метра шириной и в метр глубиной и обложили дно и стены камнем. Получилось как бы два круглых бассейна один за другим. Над первым поставили навес. Теперь сделаю систему сбора воды, пущу её по канаве, обложенной камнем, и в первом бассейне будет у нас вода для питья, а в нижестоящем – для всего остального.

Установили каркас длинного дома. Обвязали обрешёткой крышу и покрыли её всю толстенными камышовыми матами. Теперь у нас есть огромный навес, хоть скачи. Но скакать я там не собираюсь, потому что под ним уже лежат две половинки расколотого бревна. Семиметровые заготовки с шириной плоской поверхности в полтора метра. Ух и намучились мы с ними!