Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков

– общепринятая кроманьонская практика. В данном случае Яр доказывает не право сильного, а право умного. Право командовать, право указывать, как делать, потому что знает. У Яра с пацанами и начинается с классического: «Умный, что ль», и прям в глаз – н-на! Знакомо, правда? У человечества и через пятьдесят тысяч лет такое встречается. Но слава нам, человекам, мы не стояли на месте, мы эволюционировали. И доэволюционировались до такой степени, что любой трижды дурак сможет отдавать самые дебильные распоряжения, если у него за спиной крутой папа, звёзды на погонах крупнее твоих или ещё чего подобное. Очень сомнительное достижение цивилизации. И главное, в глаз не дашь!

Я в эти пацанские разборки особо не лезу, единственно, смотрю, чтобы перевес во время драки был не слишком большой со стороны пришлых.

Хват тоже не отстаёт. Уже на второй день после того, как пришли Степные Псы, подкатил ко мне со всем вежеством и, алея ушами, попросил пару безделушек. Для чего – понятно. Конечно, я дал. Наутро он припёрся с замечательным бланшем, ободранными кулаками и прекрасным настроением.

– Ну? – спросил я.

– Трое, учитель.

– Сразу?

– Да.

– Из-за чего? Или, может, точнее – кого?

– Э-э-э…

– Ясно. И?

– Я не подвёл вас, учитель!

– Молодец!

В общем, племя Русов с племенем Степных Псов подружилось.

А ещё я много беседую с видящей або. Да и не только беседую. И эти беседы серьёзно подкорректировали видение мира, окружающего меня.

Только ближе к концу третьего дня або начала свой первый большой разговор со мной. Умная женщина давала время наладить мои проекты и не лезла под руку. И как только всё более-менее заработало, взяла меня в оборот. Надо заметить, что если все без исключения Псы только работали у нас, а ели, спали и всё остальное делали у себя на Гостевой поляне, то або и её колченогий ученик плотно прописались на нашей территории. И за столом, и у костра, и в шалаше для гостей, который мы быстренько привели в порядок.

Я как бы и не против. А остальные… Надо видеть, какие взгляды бросают друг на друга Хатак и Светлый Ручей. Мобильник заряжать можно. Хват и Яр почтительно благоговеют, а Соле… Эх, буду честен, я слегка ревную. Хотя и понимаю, что это глупо. И всё это за три дня! Потрясающая женщина!

Ещё весной мы сделали лёгкий навес из камыша и установили под ним стол и лавки, а себе и Хатаку я сплёл из лозы по удобному креслу. Вот теперь я и развалился в нём, попивая из пиалы травяной взвар, настоянный в большом глиняном чайнике, и размышлял, чего, куда и сколько.

– Хао, сынок, – поприветствовала меня або, усаживаясь в такое же кресло напротив меня.

Крук же, поздоровавшись, скромно притулился на краешек лавки. Або по-хозяйски налила себе взвара в пиалу, стопка которых стояла тут же на столе, подлила кленового сиропа из маленького чайничка, размешала ложечкой, отпила глоток и, прикрыв глаза, резюмировала:

– М-м-м… Хорошо! Да! Хорошо! – Открыв глаза и пристально посмотрев на меня, сказала: – Спрашивай.

Что ж, желание женщины для меня закон.

– Кто такая видящая?

– Хм, не так просто ответить на этот вопрос, сынок. Хатак говорит, что твой язык больше и богаче. В нём много правильных слов. Если бы я знала его, может, я сумела бы объяснить лучше, но и тогда было бы не просто. Поэтому я буду показывать. Крук, – обратилась она к парню, – покажи свою ногу.

Крук молча вытянул изувеченную ногу вдоль лавки.

– Посмотри, сынок, что ты видишь?

Я бегло осмотрел корявый рубец неровно зажившей плоти. И судя по цвету шрама, заработал он его года два назад. Я пощупал ногу, даже без медицинского образования ясно – был перелом.

– Вижу, або, что нога была сломана. Этот шрам, возможно, следствие открытого перелома, это когда кость вылезает наружу. Кость приставили обратно, но не вытянули, и она срослась неправильно, – показал я руками как, – боком. Скорее всего, именно поэтому нога стала короче.

– Да, да, всё так. Этот пострел упал с камня, кость вылезла из ноги. Если бы меня не было рядом, он умер бы. Хорошо, это случилось на зимовке. Он долго лежал. Я не раз лечила сломанные кости, но когда они вылезали из мяса… – покачала она головой. – Он первый, кто у меня выжил с такой раной, остальные всегда умирали. Да, он выжил, и очень благодарен мне, но до сих пор считает, что я зря спасла его. Ведь теперь он не сможет стать Великим охотником, – с сарказмом процитировала она кое-кого.

На что парень промолчал и только плотнее сжал губы.

– Да? А я вот вообще охотник никакой, и нисколько об этом не переживаю.

Крук подозрительно покосился на меня.

– Да, да. Можешь у Хатака спросить.

– Ты сможешь что-то сделать с ногой? – вернула разговор в нужное русло або.

– Нет. Здесь уже поздно что-то делать.

– Но можно! – убеждённо настаивала або.

– Да, можно, но сразу предупреждаю: такую операцию я сделать не смогу. Надо разрезать ногу, сломать кость, – стал я показывать прямо на ноге парня, – срубить костяную мозоль, поставить кости правильно, зашить и положить на растяжку.

– Растяжку?

– Привязать к ноге ремень, а к ремню – камень, чтобы кости опять не сместились, и долго-долго лежать.

– Если сразу привязали бы растяжку, нога стала бы нормальной? – сразу уловила суть або.

– Если сделать всё правильно, вполне вероятно, почтенная.

– А теперь скажи, сынок, ты видишь сросшиеся кости?

– Нет.

– Но ты об этом просто знаешь!

– Ну да. А что, уважаемая, ты видишь кости?

– Я – да. Я вижу неровную шишку серо-зелёного цвета. Вижу перекрученные вены, по которым струится руда жизни. Вижу, как мышцы вот тут, – ткнула она в шрам, – тонко гудят, словно тихие пчёлы, и сжались вот так, – скрутила она пальцы в сухой кулачок.

– Мышечный спазм, – непроизвольно пробормотал я.

– Ты видишь?

– Нет. Знаю.

– Вот! – обрадовалась Светлый Ручей. – Вот! Не видишь, не чувствуешь – знаешь! Ты – знающий! Любая видящая, как правило, и чувствующая. Я – самая сильная, по крайней мере, обо мне так говорят. Я вижу, я чувствую, но очень часто не понимаю, что вижу и что чувствую. Ты мне расскажешь об этом. Ты, – видящая ткнула в меня пальцем, – Горький Камень – Великий знающий. Я наконец нашла то, что так долго искала.

Всё. Абзац. Или звиздец. Меня нашли! Бабка с пацаном, как я подозреваю, остаются жить у нас.

Очень трудно рассуждать о высоких материях на языке, в котором всего-то слов пятьсот. Трудно, но если очень нужно, то можно. Медленно, сложно, кривя рожи и загибая пальцы, но всё же двигаться вперёд.

– Сейчас я покажу тебе, сынок, что такое чувствующий, – сказала видящая на следующий день там же, в то же приблизительно время, но с присутствием Соле. – Дай что-нибудь незнакомое нам.

– Малышка, а ну-ка достань