Я умер вчера - Александра Маринина

– Ох!

Женщина испуганно отступила назад в прихожую и приложила ладонь ко рту.

– Ох, простите, ради бога, простите! Что же это я, старая, говорю. Вы не обиделись?

– Нет, что вы. Если бы все были такими бдительными, как вы, у нас хлопот было бы меньше. Как вас зовут?

– Полина Петровна.

– А меня – Татьяна Григорьевна. Полина Петровна, мы можем немножко поговорить?

– Конечно, конечно, проходите, пожалуйста. А что, убийство так и не раскрыли до сих пор?

– К сожалению, нет.

Вслед за хозяйкой Татьяна прошла в просторную комнату. Квартира у Полины Петровны была в точности такая же, как у Инессы, однокомнатная, но очень большая. Двое ребятишек лет пяти носились вокруг стоящего в центре круглого стола с визгом и воплями. Сначала Татьяне показалось, что у нее галлюцинации, но потом она сообразила, что малыши – двойняшки, к тому же совершенно одинаково одетые.

– Витя, Вова, а ну-ка быстренько на кухню, там молоко и печенье приготовлено. И не визжать. Нам с тетей поговорить надо, – скомандовала Полина Петровна.

Мальчики тут же послушно умолкли и исчезли из поля зрения.

– Ловко вы с ними управляетесь, – заметила Татьяна. – Редко бывает, когда внуки с первого слова слушаются бабушек.

– Так это уж правнуки, – Полина Петровна улыбнулась счастливой улыбкой. – Потому и слушаются, что я в свое время на внуках натренировалась. Внуки-то меня, как и всех бабушек, не слушались, балованные росли, но я все свои ошибки учла. И с правнуками у меня разговор уже совсем другой получился. Вообще-то они хорошие, они и родителей слушаются, не только меня. Знаете пословицу: первый ребенок – последняя кукла, а первый внук – первый ребенок. Вот и со мной так же. Пока детей растила – ничему не научилась, молодая была, глупая. Только когда внуки появились, начала их воспитывать, но, сами понимаете, неправильно. С первого-то раза ничего не получается правильно. А когда правнуки родились, вот тут у меня уже и опыт был, и ума прибавилось. Вы присаживайтесь, вам, наверное, тяжело стоять. Сколько месяцев у вас?

– Скоро семь.

– И чего ж вы все работаете, – завздыхала хозяйка, – не жалеете себя. Ладно бы еще работа была приятная да легкая, а то ведь с убийцами и ворами дело имеете. Не страшно?

– Нет, – честно призналась Татьяна. – Но противно. Тут вы правы. Для будущих мам такая работа не полезна. Но ничего не попишешь. Полина Петровна, вы знали Инну?

– Так кто ж ее не знал? Весь дом знал. Как же, колдунья, к ней народ толпами ходил.

– А вы сами ходили?

– Нет, спаси господь! – Полина Петровна взмахнула руками, словно открещиваясь от нечистой силы.

– Почему? В колдовство не верите?

– Не верю, – твердо ответила хозяйка. – Я, Татьяна Григорьевна, выросла в семье убежденных коммунистов, в церковь никогда не ходила и в бога не верила. А раз Бога нет, то и дьявола, по моим понятиям, тоже нет. Не верю я в эти сказки. В коммунизм верила свято, а в колдовство – нет. А сами вы неужто верите?

– Да нет, – засмеялась Татьяна, – я тоже не верю. Но ведь вы сами сказали, что к Инессе толпами люди ходили, не могут же все они быть не правы. Наверное, что-то все-таки есть. Может, и не колдовство, а другое что-нибудь. А в квартире у Инессы вы бывали?

– Один раз только, когда еще не знала, что она этим делом промышляет. Зашла по-соседски, когда Инна только-только переехала. Мы в то время всем подъездом собирались домофон ставить, чтобы всякая шантрапа по лестнице не ошивалась, вот я и зашла сказать, что надо деньги сдать. Она деньги дала, зайти не пригласила, а я и не напрашивалась.

– И больше не заходили?

– Нет.

– Как вам показалось, у нее в квартире было уютно?

– Да какой там уют! Вещи кругом свалены в кучи, не пойми – не разбери. Я ж говорю, она только-только переехала. Нелюдимая она была, если встретишь ее на лестнице или возле подъезда – никогда не поздоровается, посмотрит так, будто сквозь тебя видит, и дальше идет.

«Сквозь тебя видит». Теперь Татьяна вспомнила отчет оперативников о поквартирном обходе дома, где жила Пашкова. Хозяйка квартиры номер 14 не сказала ничего нового по сравнению с другими опрошенными, но употребила это выражение: сквозь тебя видит. Все жильцы дома знали, что их соседка Инесса именует себя колдуньей, но услугами ее не пользовались и близко знакомы с ней не были. Собственно, и не близко – тоже не были, просто знали ее в лицо, а некоторые – по имени. Ни у кого не было с ней общих знакомых, никто не бывал у нее в гостях.

– Полина Петровна, где вы нашли эти ключи? – спросила Татьяна.

– Ключи-то? – удивленно переспросила хозяйка, не понимая, чем вызван такой резкий переход от одной темы к другой. – Кстати, ключи-то вы мне отдайте, раз они не ваши. Может, владелец и объявится еще.

– Не объявится. Так где вы их нашли?

– Да возле подъезда валялись. Знаете, их, наверное, обронили, когда еще снег лежал, а потом он стаял, и я их увидела. Грязные, мокрые такие… Вот что-то никто не идет за ними. Я ведь и в соседних домах объявление повесила, думала, может, хозяин не в нашем доме живет, а потерял, когда мимо нашего подъезда проходил. А почему вы думаете, что за ними никто не придет?

– Потому что это ключи Инессы.

– Да вы что?!

На лице у Полины Петровны отразилась смесь ужаса и отвращения, словно сам факт прикосновения к ключам убитой женщины был равен прикосновению к окровавленному трупу.

– Ой, Господи, – запричитала она, – это ж я вещь колдуньи-покойницы в своем доме хранила! Ой, батюшки! Как бы беды не было.

Татьяне стало смешно. Только что эта славная, добродушная женщина твердо заявляла о своем непоколебимом атеизме и о неверии во всякие таинственные силы, а сама так по-детски испугалась, узнав о ключах колдуньи.

– Не будет беды, Полина Петровна, не переживайте. Вы же не знали, чьи они, – успокоила ее Татьяна. – А я их заберу, и все будет в порядке. Скажите мне точно, когда вы их нашли.

– Да где-то… – Полина Петровна задумалась, наморщив лоб. – Где-то в начале апреля, кажется. Да, в начале апреля, снег-то как раз сошел.

Значит, в начале апреля. Понятно, почему оперативники ничего об этом не знали. Поквартирный обход проводился сразу после обнаружения трупа Инессы, а это было намного раньше, чем сошел снег.

– Сможете показать, где именно они лежали?

– Конечно, я помню. Сразу из подъезда направо, возле урны. Да нет, я и в самом деле лучше покажу. Витя, Вова! – крикнула она.

Тут же в дверном проеме появились две мордашки, по уши перепачканные шоколадом, которым, вероятно, было облито печенье.

– Что, баба? – хором произнесли двойняшки.

– Я сейчас выйду вместе с тетей ровно на десять минут. Без меня не бояться и не хулиганить. Вопросы есть?

– Не-ет! – так же хором ответили пацаны.

Полина Петровна накинула на плечи шаль и открыла входную дверь.

– Пойдемте, – сказала она Татьяне.

Вместе они спустились вниз. Выйдя из подъезда, Полина Петровна пошла направо и метра через три остановилась.

– Вот здесь у нас урна стояла, и кому понадобилось ее убирать? Кому она мешала? Сколько я в этом доме живу, столько урна здесь была, а теперь как Москву начали к юбилею в порядок приводить, так урна исчезла. Ведь наоборот должно быть, я так считаю: если порядок наводить, так надо через каждые десять метров по урне поставить, верно? Чтобы любой человек, если надо что-то выбросить, сразу видел, куда. А то ведь что получается? Ребятишки мороженое съели, а бумажку грязную в карман, что ли, запихивать? Конечно, бросают прямо на тротуар, потому что больше некуда. А потом удивляемся, что город у нас грязный.

– И давно урну убрали? – поинтересовалась Татьяна, разглядывая место, которое показала ей Полина Петровна.

– Да нет, недели две, наверное. Когда я ключи нашла, она еще стояла.

– Хорошо, Полина Петровна, спасибо вам. Вы возвращайтесь домой, у вас же малыши безнадзорные остались, как бы не натворили чего.

– Эти-то? – усмехнулась женщина. – Эти не натворят. Вот внуки были – это да, та еще песня, ни на секунду оставить нельзя было, обязательно что-нибудь разобьют или сломают. А эти у меня вышколенные, я им бегать и возиться разрешаю сколько угодно, но они накрепко усвоили: если баба Поля сказала, что нельзя, – значит, нельзя. И пикнуть не посмеют. Я пока внуков растила, самое главное правило поняла.

– И какое же? – с интересом спросила Татьяна. Эта женщина с каждой минутой нравилась ей все больше и больше.

– Надо с младенчества приучать ребенка к тому, что есть слово «можно» и есть слово «нельзя». И эти слова – святые. Сказано, что можно играть и шуметь, – играйте сколько влезет, бегайте где хотите, я вам слова не скажу. Но если я сказала «нельзя», значит, все, никаких поблажек и исключений. Если нельзя садиться за стол с немытыми руками, то всем нельзя, и их родителям, и бабушкам с дедушками, и мне, прабабке. Как только ребенок хоть один раз увидит, что всем нельзя, а кому-то можно, – всё, считай, дело пропало. Больше он ни одного твоего слова не усвоит.