Я умер вчера - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попрощавшись с Полиной Петровной, Татьяна двинулась в сторону метро, обдумывая то, что произошло. Ключи Пашковой она узнала сразу, ей даже не нужно было подходить к ее квартире и проверять, подойдут ли они к замку. Ключи были очень приметные: у Пашковой стояли две стальные двери с сейфовыми замками итальянского производства. И обе они были заперты, когда по вызову соседей приехала милиция. Точнее, не заперты на четыре оборота ключа, а просто захлопнуты. Убийце не нужны были ключи, чтобы закрыть за собой двери. Но они были нужны, чтобы войти в квартиру.
Нет, что-то не так… Убийца каким-то хитрым способом умудряется сделать копии с ключей Пашковой, чтобы беспрепятственно проникнуть в квартиру с целью совершения убийства хозяйки. Или с целью совершения кражи, например, которая ввиду непредвиденного присутствия Инессы дома превратилась в разбойное нападение и убийство. Допустим. Будет ли в таком случае преступник вешать эти ключи на кольцо с брелоком? Не будет. Это полная глупость.
Другой вариант. Преступник проникает в квартиру, истязает и пытает хозяйку, а уходя, прихватывает с собой второй комплект хозяйских ключей, которые выбрасывает, едва выйдя из подъезда. А зачем он вообще их брал? Тоже глупость.
Третий вариант. У преступника не было ключей, Пашкова сама впустила его в квартиру. Далее – как в варианте номер два. Забирает вторые ключи и выбрасывает их. Но зачем? Зачем?
То, что ключи именно вторые, а не первые, сомнений не вызывает, потому что точно такой же комплект из двух ключей от сейфовых замков на кольце с брелоком лежал в прихожей на полочке рядом с входной дверью. Разница была только в том, что брелок был другим и в комплекте Пашковой наличествовал ключик от почтового ящика. Так что первым, основным комплектом был именно тот, который обнаружили в квартире. Там же, на полочке, лежали ключи от машины Инессы и от гаража, стало быть, это было место привычного хранения ключей, которыми Пашкова пользовалась постоянно.
Что же за хитрость такая с этими вторыми ключами? Кто их взял и зачем выбросил?
Глава 16
Нет, все-таки жизнь прекрасна! Черт возьми, она прекрасна и удивительна! Особенно когда знаешь, что не придется через минуту умереть. Я даже к Вике стал относиться более терпимо. Она, кажется, воспряла духом, поняв, что можно получить желаемое, не пачкая руки в крови. Во всяком случае, теперь она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не повторяет через каждые пять минут, что я сошел с ума.
– Где ты будешь жить? – спрашивает она меня ежедневно, как будто я могу дать не тот ответ, что давал накануне.
– Не беспокойся обо мне, на улице я не останусь, – отвечаю я всякий раз одно и то же.
– Ты переедешь к ней? – спрашивает она снова, подразумевая выдуманную мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради которой я развелся.
– Возможно, – уклончиво говорю я.
– И ты твердо решил все оставить мне и не делить имущество?
– Да, да, да! Сколько раз нужно повторять одно и то же, чтобы ты наконец это усвоила!
– Некрасиво, наверное, садиться на шею женщине, жить на ее площади и тратить ее деньги, – задумчиво произносит Вика.
Это выводит меня из себя. А ее хахаль, интересно, как собирается поступить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы я знать? Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее (и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал за последние два года. Так что же она из себя строит образец нравственности!
Но вспыхиваю я только в душе, и негодование тут же гаснет под прохладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру. Я так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то, что она не спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей свободу трахаться со своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатности и ни единым словом, ни единым жестом не дает мне понять, что ей не терпится от меня освободиться. Съезжать мне пока некуда, Лутов сказал, что принять меня в центр они смогут только тогда, когда я закончу все дела с опекунством и уйду из телепрограммы. Вике я наплел что-то невнятное насчет временных трудностей, дескать, сейчас у моей возлюбленной гостят многочисленные родственники, и мне там просто нет места. Вика приняла это как должное, молча кивнула и больше вопросов не задавала. Более того, она продолжала готовить мне еду и мыть посуду, покорная и покладистая, как Золушка. Еще бы, чуть не угробила меня из-за своей неземной страсти, теперь, наверное, мучается угрызениями совести. Ничего, пусть помучается. Я свое отмучился, теперь ее очередь.
Лутов помогает мне побыстрее оформить документы по опекунству над матерью. Собственно, помощь его заключается лишь в том, что все делается не в порядке живой очереди, а быстро. Все остальное происходит своим чередом, ибо основания для признания матери недееспособной очевидны всем и каждому. Правда, одна ушлая чиновница все-таки спросила меня, криво ухмыляясь:
– Значит, вы хотите продать квартиру матери, а ее саму пристроить в дом инвалидов?
– С чего вы взяли? Я хочу, чтобы за ней был надлежащий уход. Она будет жить в своей квартире, но у меня должно быть право распоряжаться этой квартирой, чтобы заинтересовать тех, кто будет за ней ухаживать.
Чиновница мне, кажется, не поверила, но меня это совершенно не волновало. Пусть думает, что хочет. Я ведь действительно не собираюсь оставлять мать без крыши над головой. Я только хочу, чтобы у меня были развязаны руки, чтобы я мог жить где мне нравится, ездить куда мне нужно, и заниматься тем, чем мне хочется, не думая каждые три минуты о том, что надо хотя бы через день навещать сумасшедшую старуху.
Продюсерская компания, которая производила программу «Лицо без грима» и еще несколько других программ, выразила сожаление по поводу моего скорого ухода и уже подыскивает человека, который будет вместо меня ведущим «Лица». Честно сказать, эта программа мне опротивела донельзя. Мне и раньше-то было не по себе, когда Витя Андреев нагло вымогал деньги у спонсоров и покровителей наших гостей, но получаемые в результате этого суммы были столь велики, что неловкость быстро умолкала. Витя был шустрый малый и не гнушался ничем, вплоть до шантажа. И где только он добывал информацию, при помощи которой вытягивал из людей деньги, – ума не приложу. А теперь, когда приходится унижать людей, чтобы сделать программу скандальной и продать ее подороже, мне совсем тошно. Особенно неприятный осадок остался после эфира с писательницей Томилиной. Собственно, осадок появился не сразу, а когда я прочитал в газете статью о передаче. Ведь то, что происходило в эфире, было прямым продолжением нашей беседы во время знакомства, я спровоцировал ее, и она разговаривала со мной, совершенно не думая о том, что люди, не слышавшие начала беседы, поймут ее совсем иначе. Вот и резвая журналистка Хайкина истолковала слова Томилиной абсолютно превратно, все поставила с ног на голову, все исказила. Я вел себя некорректно по отношению к гостье, и она ставила меня на место, чего я и заслужил. Как можно было из этого сделать вывод, что Томилина всех поучает? Во-первых, не всех, а меня, Александра Уланова, а во-вторых, все, что она говорила, было справедливым и правильным, а мои вопросы и реплики – вызывающе глупыми и бестактными. Я бы еще понял, если бы Хайкина написала материал в таком ключе, что, дескать, Уланов довыпендривался и нашелся наконец человек, который смог публично его осадить. Это было бы по крайней мере справедливо, потому что я сам именно так и воспринимал ситуацию. Но то, что написала Хайкина, было чудовищным по своей глупости и неприличным по тону и стилю. И я чувствовал себя виноватым перед Томилиной. Ей-то за что досталось? Неужели только за то, что она сказала насчет экранизации? Но об этом ее просил Дорогань, он и меня предупредил. Собственно, за эти самые слова он и заплатил деньги. Мне, а не ей. Так что бедная писательница вообще пострадала безвинно.
Но, слава богу, эта омерзительная эпопея с публичным насильственным раздеванием гостей заканчивается. Лутов уже просил, чтобы я подумал над концепцией той передачи, которую буду делать для кризисного центра. Это будет моя программа, мое детище, я сделаю ее такой, как мне самому хочется, не думая о деньгах. Есть ли большее счастье для творческой личности, чем возможность самовыражаться, не считая при этом копейки, не заглядывая просительно и униженно в глаза сытым богатеньким спонсорам и не наступая себе на горло, чтобы сделать это «самовыражение» более прибыльным!
Вика по поводу статьи Хайкиной выразилась неожиданно резко. Она, как выяснилось, видела передачу, более того, являлась поклонницей Томилиной, что оказалось для меня новостью. Я и не знал, что моя жена любит детективы. Правда, Вика призналась, что книги Томилиной она стала читать совсем недавно, месяца два назад, и я понял, что это скорее всего вкус не Викин, а ее любовника. Немудрено, что я об этом не знал.