Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству - Вячеслав Козляков

«Бои» вокруг Петра Великого и оценки его реформ уже не прекратятся никогда, так как его имя является одним из оснований национального исторического мифа. Какое же место должна занять царица Евдокия в этих спорах? Ведь каждый раз, на очередном повороте истории, очень многое сходилось именно на ней — последней царице Московского царства. Проявившееся на страницы трудов историков второй половины XIX века сочувственное внимание к сложной истории первой жены царя Петра Великого стало на какое-то время общепринятым, а потом опять ушло. Почему же все-таки это случилось?

В понимании этой героини важны два измерения — личное и историческое. Определяющей чертой характера царицы Евдокии обычно считаются ее покорность обстоятельствам, приверженность старине, «несходство» с царем Петром. При этом вся ее собственная жизнь воспринимается исключительно через призму интересов царства.

Что же выясняется на самом деле? Истоки семейного конфликта лежали в трудных обстоятельствах 1689 года, когда состоялся их брак. Но это вовсе не значит, что царский брак не удался с самого начала; напротив, современники видели, что «в начале» и «любовь между ними была изрядная», и царь Петр искренне приветствовал рождение наследника Московского царства. Не сбегал царь Петр от своей жены в Переславль, как обычно считается, а уезжал от жены строить корабли в Великий пост. И еще строил свой дворец в Переславле-Залесском, где должен был жить с женой и детьми. Случившийся разлад можно связать не столько с царицей Евдокией, сколько с властным вмешательством матери Петра — царицы Натальи Кирилловны, фактической правительницы царства, вершившей все дела во дворце в отсутствие сына, занятого чаще всего военными маневрами в Преображенском. Попытка царицы Евдокии «заместить» мать для царя Петра в своих наставлениях после смерти царицы Натальи Кирилловны в 1694 году, чтобы уберечь его от дальней поездки на Белое море и от опасностей походов под Азов, заранее была обречена на провал. В это время, видимо, и проявилась ее «горячность», о которой сама царица Евдокия упоминала в ряде своих писем. Но она столкнулась с еще более горячим и гневливым характером царя Петра.

Постоянное отсутствие Петра I во дворце еще было терпимо, пока на престоле оставались два царя. С началом единовластного правления царя Петра в 1696 году произошли важные перемены. С этого времени и начинается увлечение царя Анной Монс, и царский брак оказался в опасности, хотя у царя не было готового решения, что делать дальше с царицей Евдокией, от которой он твердо решил отказаться. Создается впечатление, что Петр «бежал» за границу в составе Великого посольства, переложив тяжелое поручение уговорить царицу Евдокию постричься в монастырь на свое ближайшее окружение во главе с боярином Тихоном Никитичем Стрешневым. И они с ним не справились, пришлось самому Петру, вопреки его намерениям, снова встречаться с царицей Евдокией и вместе искать устроивший всех компромисс с ее удалением из Москвы.

Как повела себя царица Евдокия в этих обстоятельствах? Сначала она по большей части была занята воспитанием наследника — царевича Алексея Петровича. Но когда царь заговорил с патриархом Адрианом и другими о возможной отправке ее в монастырь, царица Евдокия пошла наперекор воле Петра, а для всех его подданных, включая собственную семью, это было равносильно приговору. Возвращение Петра I из заграничного Великого посольства, расправы со стрельцами в 1698 году положили предел царскому браку, насильно разлучили царицу Евдокию с сыном. Она явно пожертвовала собой ради интересов царевича Алексея Петровича, согласившись на ссылку в Суздальский Покровский монастырь. Какое-то время она еще надеялась на новую встречу с Петром, пока не поняла, что тщетно ждать царского прощения; вся ее опора осталась в одной семье брата Авраама Лопухина, которому и выпало ее «поить и кормить».

С этого времени царица Евдокия исчезает из поля зрения современников. Пустили слух, что она умерла (а однажды она действительно была близка к смерти). Датский посланник Юст Юль, ездивший в марте 1711 года в Измайлово на поклон к царице Прасковье Федоровне и ее дочерям, передавал их рассказ о представлении им Петром I новой царицы Екатерины I: «Многие полагают, что царь давно бы обвенчался с нею, если бы против этого не восставало духовенство, пока первая его жена была еще жива, ибо (духовенство) полагало, что в монастырь она пошла не по доброй воле, а по принуждению царя; но так как она недавно скончалась, то препятствий к исполнению царем его намерения более не оказалось»{336}.

«Умершая» в представлениях царя Петра I и его окружения царица Евдокия тем временем переживала роковое знакомство в Суздале с майором Степаном Глебовым. Не надеясь больше на милость Петра, она все больше стала думать о сыне — царевиче Алексее Петровиче и с ним связывала надежды на изменение своего положения: сын ее «из пеленок вывалился», как она говорила в запальчивости. Впоследствии попытки царицы хоть как-то напомнить о себе сыну будут истолкованы царем Петром I превратно и превращены в обвинение по делу царевича Алексея Петровича. По словам Андрея Нартова, царь якобы ее первую упоминал в числе тех, кто толкнул царевича на «зло неслыханное»: «Когда б не монахиня…»{337}

Архивные материалы, подробно рассказывающие о личном участии царя Петра в Суздальском розыске, не оставляют сомнений в искусственном характере обвинений в адрес царицы Евдокии. Находясь в Суздале и не видя сына, не переписываясь с ним, мать, конечно, не влияла на сына в его решении оставить Россию. Царевич Алексей бежал от отца, склонявшего его, как некогда и его мать, к уходу в монастырь. И причины этого были в первую очередь династические. Царь Петр выбрал наследника по своему усмотрению, и им стал сын от царицы Екатерины I — царевич Петр Петрович. Противников нового брака царя Петра и Екатерины I было немало, но только не в царском окружении. Если кто-то по-прежнему считал царицей Евдокию Федоровну, то это были посадские люди или крестьяне, слышавшие ранее ее имя на церковных службах. Ее по-особому встречали во время поездок на богомолье по монастырям, но только фантазия следователей Преображенского приказа могла увидеть в невинных угощениях царицы непременными владимирскими вишнями признаки бунта. Знаки внимания царице Евдокии, как правило, не шли дальше высказывания почтения к прежней «государыне». Никто не знал ее как «монахиню», так как она проявила свое упрямство, которое ведал за ней и Петр. Может быть, царица Евдокия даже не принимала пострига, а только сделала вид, что подчинилась царскому требованию! Редкие тайные поездки к доверенным настоятелям монастырей, разговоры с духовником Федором Пустынным, ростовским епископом Досифеем — все это не может считаться какой-то организованной оппозицией. Сама царица Евдокия, как выяснилось на следствии по Суздальскому розыску, просто находилась в плену ложных, намеренно внушенных ей мечтаний о возможном возвращении в царский дворец. В этом невинном утешении царь Петр увидел измену и государственное преступление.