Никогда с тобой - Адалин Черно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тан
Когда вижу в ее глазах застывший ужас, появляется абсолютно нелогичное и необъяснимое желание защищать. Такие эмоции мне неподконтрольны, поэтому справляюсь сложно. В груди что-то давит, когда она растерянно просит вызвать такси, шкребется что-то там, глубоко внутри. Мимолетное прикосновение к груди не помогает.
— Можешь вызвать такси? Я телефон оставила в комнате.
Я всем нутром рвусь к ней, но холодный разум тормозит, останавливает. Получается вроде как даже равнодушно спросить:
— Не вернешься?
— Он… разрядился…
На то, чтобы раскусить ее вранье, у меня уходит секунда, дальше я решаю совместно свалить из этого балагана. Предлагаю ей подвезти ее до города, откуда, между прочим, только вернулся и, не позволяя ответить, подхватываю под руку и веду к машине.
Протестов она не устраивает, молча садится в машину и ждет, пока я заберусь на водительское сидение. Когда выезжаем, бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу на пороге маму инфузории. Видно, поцапались. С расспросами к ней не лезу. Когда выезжаю на трассу, увеличиваю скорость и просто слежу за дорогой, но на светофорах нет-нет, да и смотрю в ее сторону. Соня хмурится и дрожит, хотя пытается это скрыть всеми силами.
— Куда ехать? — спрашиваю, догадываясь, что так далеко она наверняка не думала.
— Я… эм… высади меня рядом с универом.
Туда ехать минут десять. Значит, времени не так много.
На нужном повороте я сворачиваю в другую сторону и едем мы совсем не туда. Если инфузория это и понимает, то никак мой поступок не комментирует. Сидит на пассажирском кресле притихшая. После включения обогрева она больше не трясется, но выглядит отрешенно, словно в этой машине находится только ее оболочка.
Паркуюсь возле небольшого придорожного кафе. Инфузория крутит головой в разные стороны, осматривается, а затем, словно только сейчас поняла, что я вез ее не туда, спрашивает:
— А мы где?
— В одном хорошем месте. Мне сюда по делам нужно было. Посиди в машине, ок?
Она кивает, но хмурится. Происходящее ей явно не нравится, но с места она не двигается.
В кафе все точно так же, как и год назад. Ничего не изменилось. Я давно здесь был. После аварии не приезжал, но даже спустя такое время меня узнают. Одна из официанток, что работала здесь и раньше, приветливо мне улыбается, здоровается. Никто из них не знает, что произошло год назад и почему я не приезжал. Никто не знает об ужасном шраме на моем лице. Жизнь по-прежнему идет своим чередом, хотя для меня давно все изменилось.
Раньше я часто сюда приезжал. Мне нравилось это одинокое кафе у дороги, нравилась царящая здесь умиротворяющая тишина и люди. Тогда я еще не знал, что мир — не оазис любви и сочувствия, а люди — те еще твари.
— Здравствуйте, — обращается ко мне бармен. — Что будете?
— Два глинтвейна с собой.
Пока жду, осматриваюсь. Здесь почти все осталось прежним, но кое-что действительно изменилось. Например, на смену квадратным столикам пришли круглые, а не всегда удобные деревянные стулья заменили на кресла с мягкой обивкой.
— Ваш глинтвейн.
Я бросаю несколько купюр на барную стойку, подхватываю подстаканник и покидаю кафе. Воспоминания — слишком сильная эмоциональная нагрузка, и я, к сожалению, не всегда могу их контролировать. Когда оказываюсь на улице, мне требуется время, чтобы перестроиться. Чтобы вспомнить, что в моей руке — два стакана, а в машине сидит ненавистная сводная сестра, от которой меня колотит. На вопрос о том, почему же я намеренно ищу с ней встреч и даже везу туда, куда не приводил ни одну девушку, ответить не получается.
Иду к машине, сажусь на водительское сидение. Кладу глинтвейн на специальную подставку и завожу автомобиль, трогаясь с места.
— Мне кажется, мы едем не в ту сторону.
— Мы едем так минут пятнадцать. Ты только заметила?
— Куда мы едем?
— Увидишь.
— Мне надо в универ.
— Не надо.
Она шумно выдыхает, но дальше не препирается. Сидит, насупившись и отвернувшись к окну, так что остаток пути удается проехать в тишине.
— Приехали! — выдаю, когда инфузория упорно не покидает машину.
— Я никуда с тобой не пойду, — выдвигает и упрямо складывает руки на груди.
— Можешь сидеть здесь, — киваю и забираю стаканчики.
Захлопнув дверь, направляюсь к спуску. Дорога к морю занимает несколько десятков шагов. Останавливаюсь, собираясь насладиться тишиной, когда слышу позади:
— Тан!
Оборачиваюсь. Инфузория стоит вверху и неловко машет рукой.
— Спускайся, — кричу ей в ответ.
Она сомневается. Смотрит на крутую лестницу и хмурится. Оставляю слегка остывший глинтвейн на песке подальше от волн и иду к ней.
— Спускайся! — командую. — Если будешь падать я поймаю.
Она широко распахивает глаза и смотрит на меня с ужасом.
