Сумрачное дно - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Видел картины только этого.
– И как они тебе?
– Феноменально!
– Неужели ни разу прежде тебе не доводилось видеть подобные? – прищурив глаза, допытывался великан.
Хорошо, что врать землянину ни капельки не пришлось:
– Ни разу в жизни! Я даже представить себе не мог, что мне выпадет такая удача полюбоваться творениями этого гения. Потому и мечтаю приобрести полотна в свои арляпасы.
Валух озадаченно крутанул головой, видимо, все-таки не веря. И спросил с улыбкой:
– Только об этом и мечтаешь? А о чем еще?
Вопрос был несколько провокационный. Мол, если ты ко мне пришел с просьбами, то пора уже и приступать к их изложению, заниматься мне праздной болтовней недосуг. И Леонид решился, подбирая слова осторожно, словно вступая на тонкий лед:
– Еще мечтаю, чтобы Миха Резкий работал в моей, предоставленной для него студии… ни в чем не нуждался… и ежедневно творил, творил, творил…
– Увы, это невозможно. Все убийцы отправляются на каторгу, и только мораторий гаузов на смертную казнь ограждает их от жестокого уничтожения немедленно.
– Э-э-э… но ведь бывают исключения?.. Досрочное освобождение за хорошее поведение, амнистии там разные…
– То есть ты считаешь, что за совершенное преступление он не должен быть наказан? – Голос барона стал строгим.
– Ну зачем же так? – сделал мэтр тактическое отступление. – Наказание должно быть неотвратимо, дабы другим неповадно было. Но ведь обстоятельства каждый раз иные бывают, и всех под один параграф не загонишь…
– Или ты сомневаешься в компетентности судей или в результатах проведенного расследования? – продолжал греметь голос великана.
– Да нет, я в ином смысле… Имею в виду изменение формы наказания. Типа домашнего ареста… Да под поручительство хорошего, всеми уважаемого человека… Тем более если виновный раскаялся в содеянном и готов исправиться….
Барон Фэйф молчал, и Леонид продолжил:
– Мы как ценители гениальной живописи должны понимать, что он принесет несоизмеримо больше пользы обществу своим талантом, а не прозябанием на какой-то каторге, собирая какие-то груаны… Не правда ли?
Барон выдержал огромную паузу и спросил:
– То есть ты готов ручаться за этого художника своим добрым именем и даже всем своим состоянием?
– О! Несомненно! За такого гения любой готов поручиться!
– Но каторга очень далеко. Если тебе придется ехать туда, согласишься ли ты бросить все свои дела?
– Немедленно! Хоть на край света!
– Похвально, похвально такое самопожертвование! – поощрительно покивал надзиратель, наверняка занимавший чуть ли не самый высокий пост. – Тем более ради чужого, совершенно незнакомого человека… Вы ведь раньше никогда не виделись?
При этом вопросе Найдёнов вскинул брови, но мысленно живо изменил вопрос на «Вы ведь на этой планете с Михой никогда не виделись?». И ответил с непоколебимой уверенностью:
– Ни разу не встречались!
И тут, судя по еле заметно дрогнувшему уголку губ, барон не поверил. Он решительно выдохнул и стал засыпать посетителя вопросами, касавшимися всего, чего угодно, от искусства до семейных отношений. Причем делал это совершенно бессистемно, словно поставив себе задачу прослыть любителем поболтать. То об арляпасах что-то спросит, то о новых блюдах, то детьми поинтересуется…
Но моментально вспотевший от волнения землянин сразу догадался, что его просто проверяют на знание местных реалий. Причем спрашивают о том, что известно любому местному жителю, и тот даст ответ с ходу, вполне естественно, не задумываясь. Не отвечать на вопросы – это все равно что обвешать себя плакатами с надписью: «Я – из другого мира!»
И Леонид понял, что проигрывает по всем статьям!
В конце концов великан не выдержал:
– А может, хватит нам уже ломать комедию, господин Чаплин? И ты откровенно расскажешь, из какого мира ты и Миха к нам прибыли?
Внутренности у Лени сжались, словно перед падением, а осипшее горло выдавило:
– Так уж… и из другого…
– Ну ладно, пусть будет из «третьего»! – со смешком сказал великан. – Интересно будет послушать.
Горло окончательно заложило, и пришлось землянину долго и натужно прокашливаться. Валух его нисколько не торопил, воды не предлагал и терпеливо ждал. А великому мэтру циркового искусства приходилось лихорадочно продумывать, куда это он влип, чем это ему грозит и как из этого всего выкрутиться.
Логично рассуждая, нетрудно было понять, что его разоблачили еще раньше, до прихода в это здание. Скорей всего, даже массажистки уже были в курсе его иномирского происхождения. Потому их наставления звучали теперь слишком уж многозначительно и двусмысленно. Значит, взять его под арест, упечь в тюрьму управы, а то и сразу отправить на пресловутую каторгу могли без проволочек и уж тем более без этой беседы. Да и если бы надсмотрщики цивилизации желали получить ответы на все свои вопросы, то действовали бы совсем иначе.
Ан нет! Уважили! Вероятно, он у барона дома, с ним цацкаются… Мало того, наверняка это барон дал указание ускорить, удешевить, упростить покупку арляпаса! Потому что таких идиотов, каким казался бывший владелец, не могло быть на свете.
А теперь шпиона выловили, имущество заберут…
И тут же пришло на ум: а если шпион во всем признается?
«Что мне грозит? – размышлял Леонид Найдёнов в максимальном режиме. – Свою родную цивилизацию я не предаю и даже понятия не имею, как туда вернуться. Ни на кого не работаю. Сам еще недавно радовался, что здесь мне нравится. Раскаиваться мне не в чем. Никого не убил, никого не ограбил, не изнасиловал. Да и вообще никому ничего не должен. Мало того, передо мной стоит наиважнейшая задача: любыми путями спасти друга, вырвать его с каторги. И для решения этой задачи все средства хороши. О местах переходов в мир Трех Щитов надо молчать даже в мыслях и о Шаайле вспоминать не стоит… а вот все остальное можно рассказать. Главное – делать это вдумчиво и осторожно…»
Он тяжело вздохнул и покаянно развел руками:
– Ваша взяла… Деваться мне некуда… И как вы меня раскусили?
– А очень просто… – и барон принялся перечислять.
Слабое знание быта. Полное неведение о каторге, которой пугают детей малых. Не хотел покупать арляпас. Странный интерес к художнику. Ничего не знал о поезде. О лживом имени и украденном где-то жетоне вообще было сказано с презрением и попыткой устыдить. Точно такой же акцент, как у Михи Резкого. Такие же замашки и некоторые специфические словечки. Тоже немалый, резко выделяющий из толпы талант. Лицо в старых шрамах. В этом мире со шрамами не ходят – их устраняют в больницах чуть ли небесплатно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});