Сладкий роман - Мила Бояджиева

Милый, сумасшедший, смешной Микки - ты не знаешь, что слегка косолапишь, а рыжая шерсть на твоей груди пахнет сосновой смолой... А знаешь ли ты, что совсем не умеешь лгать, а куролесишь, как школьник, сбежавший от нудных уроков... Подозреваешь ли ты, что слова, начертанные фломастером на нашем "знамени", целиком относятся к тебе, - смешному фантазеру, герою и мастеру, знающем толк в изящном... Грация, Комедия, Фантазия, Героика, Искусство - вот и все. Больше ничего не надо, чтобы получилась Любовь...

Целых два дня я вела себя как хитрющая стерва, водя за нос простодушного, с жаром ушедшего в работу Ала. В туристическом бюро мне удалось приобрести путевку в Россию, которую вместе с паспортом, отмеченным визой, я спрятала за подкладку сумочки.

Я воровски покинула виллу, в то время как мой жених и кинорежиссер обсуждал на студии съемки своего звездного фильма с моим участием в главной роли. На подушке в спальне я оставила записку: "Не ищи. Будем считать, что я исчезла за горизонтом как твоя героиня Кристин. Фильм будет хорошим, у тебя обязательно получится. Ты молодчина, Ал.

Безумная Дикси, загубившая все предложенные тобой три апельсина."

ГДЕ ТЫ, МИККИ?

Перелет оказался невыносимо долгим. Можно было потерять голову от неподвижного висения между двумя материками. Вынужденное бездействие в удобном кресле казалось особенно мучительным, противореча сотрясавшей меня внутренней панике. Плакать, смеяться, швырять протягиваемые стюардессой стаканчики, хамить патологически болтливой соседке - все, что угодно, только не думать, не думать... Ни в коем случае не представлять, как всего через сутки буду лететь в обратную сторону, отдав правую руку счастливо сопящему рядом Майклу.

Когда объявили, что мы пролетаем над Европой и через три часа приземлимся в Москве, я попросила двойную порцию виски - требовалась срочная реанимация.

Но эти три часа, каждый из которых можно приравнять к месяцу - к месяцу в камере пыток, довели меня до полного изнеможения. Затем процедура высадки и поездка по Москве прямо к неизвестному мне Дому Туриста. Так вот он какой - стандартное американизированное сооружение в соседстве жидкого лесопарка и жилых районов.

Стоя у окна своего номера на 15 этаже, я старалась рассмотреть за стеной дождя очертания серых домов. Где-то там, в башне из бетонных блоков ужинает, читает газету или смотрит телевизор мой Микки. Впрочем, скорее всего, я искала его дом совсем в другой стороне. В отличие от свойственных мне ситуаций с потерями, путаницами, ошибками, на этот раз я владела документом - собственноручно начертанным господином Артемьевым адресом и телефоном. Позвонить не удалось - удержала боязнь спугнуть везение. Ведь я просто сойду с ума, если Майкла не окажется в городе или он вдруг переменил адрес.

Шофер такси, изучив записку Майкла и выслушав мои устные комментарии, тут же спросил баксы. Мы столковались в цене и понеслись наперерез дождю и быстро сгущающимся сумеркам на запад, ещё чуть светлеющий воспоминаниями ушедшего дня. Вдоль улиц вспыхнули фонари, образовав голубоватые конусы водяной пыли.

- Дождь, - сказала я по-английски.

- Yes. Yes. Уже три дня льет. - Подхватил водитель светскую тему.

- В Москве все знают английский?

- Во всяком случае, выпускники Института иностранных языков, каковым я являюсь.

- Вы любите музыку?

- Мисс хочет послушать радио?

- Нет, нет. Вам известно имя Артемьева? Это, кажется, известный скрипач.

Шофер из института задумался.

- Вообще, я не силен в серьезной музыке. Спросите лучше о популярных ансамблях, наших звездах - Пугачевой, Леонтьеве, Гребенщикове...

Я не спросила, впившись глазами в дома, среди которых мы кружили. Шофер пытался найти необходимый номер, но номера на бетонных стенах почему-то отсутствовали. Он вышел под дождь, поговорил с мужчиной под зонтом, удерживающим озябшей рукой поводок устремленной в кусты собаки.

- Понятно, - сказал парень, усаживаясь на место. - Вон та башня.

- Да, точно, точно! - обрадовалась я, узнав однажды виденный дом.

- Они здесь все одинаковые, надо внимательно проверить номер и корпус. Мадам проводить? - предложил водитель получив деньги.

- Спасибо. Не надо. У вас отличный английский.

Я осталась у подъезда дома, освещенного качающейся на ветру лампой. Пара мусорных баков, переполненных добычей, щедро разбрасывала клочья бумаги, гулко перекатывающиеся по асфальту бело-голубые бумажные пакеты. Холодные капли, стекающие по лицу, подействовали отрезвляюще. Чужой город, чужая жизнь. Чужой, как ни гипнотизируй себя, человек, не ждущий меня в своем семейном доме. Пожарной сиреной взвыла тревога: "Беги, спасайся, Дикси! Довольно дурить, гоняться за миражом. Назад, назад, к своему голубому бассейну!" Я распахнула скрипучую дверь и шагнула в темный, пахнущий кошками, подъезд.

Пять этажей наугад на лифте и ещё два пешком. Вот она - 127-я. Черный дерматин, покрывающий дверь, не заглушал мощных рояльных аккордов, свидетельствующих об отчаянной настойчивости игрока. Звоню. Аккорды затихают. В дверях, громыхнув цепочкой, появляется паренек с едва пробивающимися темными усиками.

- Здравствуйте, мне надо видеть господина Артемьева или Наташу, заикаясь, говорю по-английски.

- Мама! - крикнул он в глубину квартиры и обратился ко мне:

- Велкам, плиз.

Подтянув синие трикотажные штаны, парень попустил меня в коридор, пахнущий жареной картошкой и отбивными. Из кухни появилась Наташа. Я сразу узнала её, а она меня, видимо, нет: удивленно таращила глаза, не вымолвив и слова.

Затем, быстро обтерев полотенцем взмокший лоб, сказала:

- Здравствуйте, Дикси, - и позвала удалившегося в комнату сына.

Тот потоптался, выслушав мать, и предложил мне раздеться. Наташа протянула вешалку, я сняла плащ и вошла в гостиную, которую уже однажды успела рассмотреть. Те же портреты над роялем, ожидающим с поднятой крышкой и распахнутыми на пюпитре нотами.

- Папы дома нет. Он гуляет с Эммой. Садитесь, пожалуйста, - сказал Саша, исполняя роль переводчика. - Вы в Москву по делам или в гости? осведомился он с материнских слов.

- По делам.

Включили телевизор, перебрали программы, чтобы выискать интересную для меня, и остановились на какой-то политической дискуссии. Саша стал объяснять происходящее на экране, покрывшись красными пятнами от напряжения. Волосы у него были отцовские, остриженные под корень и словно светящиеся медной пылью на круглой, лобастой голове.

Очевидно, в России не в чести ирландские цвета. А лицо материнское, с ямочками на щеках и девичьими голубыми глазами, встревоженными и проницательными.

"Беги, Дикси, беги! Пока не поздно!" - сигналила красная лампочка в оцепеневшем сознании. Я поднялась.

- Спасибо. До свидания. Зайду в другой раз.

Наташа недоуменно застыла с чайными чашками, на экране телевизора появился Горбачев, а в дверях звякнули ключи. Мы все смотрели, как открывается дверь, впуская рыжего спаниеля, а затем, выставив перед собой мокрый зонтик, появился Майкл. Тот самый сутулый человек в расчерченной водяными потеками серой куртке, с которым беседовал шофер. Мой Микки, старательно скребущий подошвами резиновый коврик.

Он поднял глаза, охватив разом масштабы случившегося и, не снимая куртки, вошел в комнату. Мы стояли вокруг стола, словно ударенные молнией.

- Саша, пойди, погуляй, - сказал он. - Садитесь, - предложил дамам.

Но мы не сели.

- Переведи, Майкл... - я повернулась к его жене. - Наташа, мы с Мишей любим друг друга. Мы не можем жить врозь. Так невозможно.

Вместо того, чтобы повторить жене мои слова, Майкл, развернул плечи, заслоняя её от меня и тихо выдохнул в мое почти радостное от непонимания происходящего лицо: "Уходи!"

Потом он снял с вешалки и подал мне плащ. Бросил жене несколько слов и распахнул входную дверь. Не чувствуя ног, как во сне, я стала спускаться вниз в сопровождении хозяина. Про лифт он почему-то не вспомнил. Наверно, боялся остаться со мной в тесном ящике один на один. Он молча следовал за мной, торопливо огибая пролеты с вонючими жерлами неопрятного мусоропровода. На улице по-прежнему шел дождь.

- Постой, я попытаюсь найти машину. Моя совсем развалилась, распорядился Майкл, не глядя на меня, и юркнул в кусты.

Бывает боль громкая, прорывающаяся слезно-визгливым потоком. Моя была тупой и, не находя выхода, грозила разорвать сердце. Я попробовала скулить, но не услышала своего голоса. Слез тоже не было. В груди, мешая дышать, вспухал тяжелый ком. Подставив лицо дождю, я старалась сосредоточиться на том, как сползают за воротник холодные струйки.

Из подъехавшего автомобиля выскочил Майкл.

- Садись. Какой адрес назвать шоферу?

- Не беспокойся. - Я поспешно рухнула на заднее сидение, потянулась к придерживаемой Майклом дверце. Но он поймал мою руку и склонив над ней мокрую голову, спросил:

- Где обручальное кольцо?