Сладкий роман - Мила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Микки, - тихо позвала я, коснувшись детского завитка на его виске. Хочешь, я поведу машину?
- Поцелуй меня... - прошептал он, не повернув головы.
Я прикоснулась губами к уху, шее под ним, скользя по колючей щеке к носу и испуганно вскрикнула, охваченная кольцом его рук.
- Пожалуйста, не оставляй меня. Ни на минуту не оставляй... Я никогда так не боялся, Дикси...
Я зажала его рот губами и мы провалились в другое измерение, отгоняя сопутствующий счастью страх потерь...
Есть две категории полицейских - покровителей и преследователей влюбленных. Этот оказался из первой. Деликатным покашливанием вернув нас к реальности, он рассмотрел права Майкла и со значением козырнул, возвращая их. А затем подробно объяснил мне дорогу. Отъезжая, я видела в зеркальце, как он сгреб затылок, сдвинув на лоб фуражку - ну и озадачили мы его: русский за рулем новенького "мерса" в компании французской красотки, катит в бывшую баронскую усадьбу, спутав начисто направление.
В доме хозяев ждали. У ворот навытяжку, руку под козырек, встречал машину начальник охраны, а у парадных дверей замка стоял Рудольф в праздничном мундире. Было около семи часов вечера и солнце едва сдерживалось, чтобы не скрыться за холмы, одарив нас последними лучами. Я окинула взглядом знакомый пейзаж, отметив перемены: лужайки пострижены, на клумбах пышно цветут малиново-розовые кусты бегоний, лестницы очищены от бурьяна, а по лесам, покрывавшим холмы прошлось дыхание осени, оставив тут и там желто-бурые мазки.
- Смотри, какой странный закат... Словно солнце прячут в черный ящик, - сказал Майкл, встав рядом. - А оно сопротивляется, приветствуя нас.
Темная, тяжелая туча, распластавшаяся над горизонтом, давила солнце, стремясь загнать за верхушки холмов. И в последний прощальный момент оно послало отгоревшему дню пучок ярких, протянутых нам лучей. Золотые полосы веером лежали на сизой туче, пронизывая воздух каким-то ненастоящим, театральным светом.
- Как на картинке, - деликатно заметил Рудольф. - Извольте следовать в большую столовую, ужин ждет. Багаж поднят в комнаты хозяев.
Мы переглянулись, - неужто и впрямь безумие продолжается?
В нарядном зале с четырьмя высокими окнами преобладали винно-вишневые тона. Шелковые обои, бархатные шторы и обивка мебели, очевидно, недавно обновлялись, сохранив изначально заданный стиль. Стол под белой скатертью длиной не менее трех метров накрыт на две персоны. Искрящиеся серебром и хрусталем приборы возвышались на противоположных концах вытянутого прямоугольника, по центру которого шла соединительная линия из вазонов с гранатовыми георгинами и пятисвечными подсвечниками. Прямо над столом насквозь играла алмазным сиянием тяжелая гроздь люстры.
Майкл остановился в дверях, растерянно оглядев парадное великолепие своей столовой.
- Пожалуй, мне стоит переодеться, - наконец заметил он.
- Мне тоже. Только придется попросить радиотелефон, чтобы хоть как-то переговариваться во время трапезы.
...Я заняла комнату, уже знакомую по предыдущему визиту. Майклу были отведены апартаменты рядом. Мы чинно разошлись по своим покоям, обменявшись за спиной Рудольфа тоскливыми взглядами.
Я раскрыла дорожную сумку. Собственно, кроме ночного белья, плаща и нарядной блузки, у меня ничего не было. Но блузка претендовала на многое. Возможно, она взяла бы на себя смелость заменить вечернее платье в шикарном ресторане, если бы представилась такая необходимость. Черный обтягивающий бархат закрывал левую руку и плечо, оставляя праву часть обнаженной. Игривая асимметрия, намекающая на незавершенность процесса раздевания. Правда, моя узкая юбка из плотной шерсти не очень подходила к верху, но не будем же мы, право, танцевать...
Расчесывая волосы и подкрашивая губы, я избегала смотреть в глаза своему отражению - так же, как и Майкл, я боялась потерять вселившееся в меня безумие.
В столовой незнакомый стройный официант суетился над нашими приборами, переставляя их в центр стола.
- Благодарю, вы очень любезны, - двинулась я к фрачной спине и остолбенела, - из "декора" крахмальной белой рубашки и фрачной пары с надлежащими деталями атласного жилета и белой "бабочки", на меня смотрело лицо Майкла. Сумасшедшего Микки. До смешного, до хохота, до спазмов в животе мне нравилось это носатое лицо в живописных бронзовых кудрях, эти дрогнувшие и замершие губы и глаза! У Микки были каштановые глаза увидавшего свою хозяйку сеттера.
- Да что с тобой? - усадив меня на диван, Майкл принес стакан воды, а я все не могла остановиться, хохоча и утирая слезы. - Это мой концертный фрак... Я всегда так одеваюсь... К американским гастролям сшил новый...
- Во-волосы! - не унималась я, пытаясь взъерошить аккуратную укладку. - Ты похож на Дастина Хоффмана в фильме "Тутси", когда он изображает даму!
- Отличный малый, я видел этот фильм. Но ты же сама запретила стричься. А я расчесал их мокрой расческой.
- Глупый, глупый, сумасшедший, дурной, невозможный Микки. - Я крепко держала его за уши. - Я обожаю твои невероятные локоны (я чмокнула его в лоб), твои преданные глаза (чмокнула в глаза), твой умный нос и... (Майкл подставил губы, но я ухитрилась попасть в "бабочку") - и все твое фрачное великолепие!..
Рудольф, по-видимому, все это время стоявший за дверью, вошел сразу после моей финальной реплики, как лакей в хорошо отрепетированной сцене с объявлением: "Кушать подано!".
Милый старик, он собирался прислуживать нам, представив бутылки вина сказочной коллекционной ценности, хранимые старым бароном для особо торжественных случаев. Наш случай был именно таким и мы поспешили продегустировать напитки, путаясь в тостах и ролях. Как это, действительно, понимать? Хозяева поместья, мужчина и женщина, сидят рядом, словно под электродугой, боясь прикоснуться друг к другу и рассеянно ковыряя предлагаемые блюда. Проще было бы, действительно, разместиться по концам стола, перебрасываться любезными репликами и, позевывая, делать вид, что мечтаешь о сне.
- Рудольф, мы благодарны вам за внимание. Поверьте, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этот дом процветал... - дипломатично начала я, но заметив искру иронии в глазах старика, тут же добавила. - Вы можете быть свободны до завтра.
Дворецкий положил на стол связку ключей, снабженных костяными табличками.
- Здесь указаны названия всех жилых комнат. Дубликаты хранятся только у меня, как и ключи от остальных помещений...В котором часу подавать завтрак?
- Мы завтракаем просто - кофе, тосты. Я предупрежу вас, как только проснусь. Пока ещё рано говорить о четком распорядке дня, - продолжала я роль хозяйки. - Все определится чуть позже.
Но как только за Рудольфом закрылась тяжелая дверь, мы бросились друг к другу, будто не виделись целый год.
- Госпожа! - Майкл поднял над головой связку ключей. - Пойдем?
Словно привидения, вернувшиеся в родные стены из другого, далекого мира, мы начали обход замка. Темные анфилады комнат, затянутые чехлами сумеречные люстры, лаковый глянец картин в полумраке, десятки дремлющих вещиц, которые предстояло рассмотреть и приласкать. Мы пытались основать целовальный ритуал, знаменуя объятием каждую новую комнату, но вскоре поняли, что нерационально тратим время.
- А где здесь прячется тот старичок-клавесин? - огляделся Майкл.
- Это на втором этаже, бежим, я знаю! Интересно, вспомнит ли ноты сраженный безумием Микки?
Новый Микки играл не хуже прежнего, особенно, когда я пододвинула под его фрачный зад специальный стульчик. Я сразу узнала тему из "Травиаты", звучавшую так, будто её написали для кукольного театра.
- Не понравилось? - Майкл осторожно опустил крышку, встревоженный моей печалью.
- Я не Мари Дюплесси, о которой написал пьесу влюбленный Дюма, и не та певица, чей голос вдохновил Верди... А портрет на стене не мой, а Клавдии фон Штоффен... Дикси нет - одно лишь отражение, эхо, пустой звук...
Майкл метнулся к портрету - лицо Клавдии выступало из романтической мглы, с избытком клубящейся в темных углах картины. Синие глаза смотрели пристально и насмешливо.
- Невероятно! Я бы присягнул, что писали с тебя, подделываясь под исторический стиль.
- Вот именно, подделываясь... А кто напишет меня, для меня?
- Боже мой! Ведь ты же ничего ещё не знаешь! Ты ничего не знаешь... завопил Майкл, победно воздевая кулаки. Схватив связку ключей, он выбрал самый большой, витой, с двойной затейливой бородкой.
- Это от чего?
Я с трудом разобрала почти стертую готическую вязь на костяной табличке: Вайстурм.
Мы посмотрели в глаза друг другу, блеснувшие от зажженных свечей алыми искрами.
- За мной! Я запомнил дорогу. Я все это много раз уже видел! - шепнул он мне с улыбкой помешавшегося Риголетто.
С подсвечниками в руках мы оказались в глухой черноте гигантского столба. По изогнутым стенам метнулись наши длинные тени, пахнуло колодезной сыростью, металлический гул вибрирующих ступеней всколыхнул застоявшуюся тишину.