Ларец Пандоры (СИ) - Алексей Константинов

Затем он перешёл к стопке смятых листов. Другой почерк, непонятные символы вперемешку с английскими словами. Он быстро потерял интерес к этой головоломке и уже собирался вернуть бумаги обратно в мешок, как вдруг заметил большие, пожелтевшие от времени листы. Платон стал их разглядывать и понял, что снова наткнулся на редкость. Бумага громко хрустела, даже рассыпалась от лёгкого прикосновения. Варварство перевозить такие ценные бумаги в мешке. Платон аккуратно выбрал их, сложил вместе, посмотрел на Линя, убедился в том, что тот спал подобно младенцу, открыл свой сундук и спрятал бумаги внутри. Взгляд Прохорова снова упал на шкатулку. Недолго думая, он засунул в сундук и её. Глаза Прохорова уже горели от жадности. Платон махнул рукой и забрал оставшиеся бумаги.

«Этот бродяга обязан мне жизнью, — рассудил Прохоров. — Я имею права взять в плату его вещи».

Скомкав мешок и бросив его к ногам Линя, Платон залез в телегу и погнал яка, оставив китайца одного у дороги. Буквально через два часа он выехал на тракт, благополучно добрался в город, но не стал останавливаться в гостинице, а сразу направился дальше, в северные области Китая. Примерно через месяц он вернулся домой, в умирающую Российскую Республику.

Октябрь 1917 года, Россия, Севастополь.

В городе царил хаос. Ежедневные стачки рабочих, солдаты-анархисты, разгуливающие по городу, убийства и грабёж охватили несчастный Севастополь. Муниципальные органы власти не контролировали ситуацию. Городские Советы шли в открытую конфронтацию с руководством временного правительства. Ни в самом Севастополе, ни тем более в порту нельзя было чувствовать себя в безопасности.

Платон Прохоров прибыл сюда всего три дня назад. Увидев, что творится в Севастополе, он осознал — оставаться в России больше нельзя. Нужно было спасать семью и бежать как можно скорее. Прохоров планировал отправиться в Штаты. Но как туда попасть проще всего? Может быть, путь через Атлантику следует начать на Чёрном море? Капитаны нейтральных судов, с которыми Прохоров разговаривал, сразу отказались от безумной затеи перевозить русских через Проливы.

— Турки арестуют и команду, и товар, что тогда делать? — возмущённо возражали капитаны. — Да ни за какие деньги.

Прохоров убеждал их по-всякому, но попытки его оказались тщетны. Выходит, единственный путь в Европу лежал через Скандинавию. К сожалению, связи у Платона только на юге страны, где он в основном и промышлял торговлей. Пересекать границу без договоренности в военное время опасно.

Прохоров собирался покинуть Севастополь в конце октября, но развернувшиеся в городе события помешали ему уехать. Антиквару не было известно, что с августа по сентябрь цены в городе возросли в несколько раз. При средней зарплате 120–150 рублей в месяц килограмм картофеля стоил 12 рублей, цена проезда с 5 копеек выросла до 10. Хлеб выдавали только по талонам. Только гарнизон города снабжался всем необходимым по разумным ценам. На флоте росло недовольство, матросы открыто выступали против своих капитанов. Городские власти запрещали любые собрания, митинги, но удержать волну народного недовольства искусственно сооружённой законодательной дамбой им не удалось. Совсем недавно, 8 октября, матросы вышли на площадь Нахимова с требованием провести досрочные выборы. Пьяные и агрессивные, они бросались на любого, кто был одет приличнее их, походил на дворянина.

Будучи человеком состоятельным, Прохоров боялся показываться на улице в столь неспокойное время. После провала переговоров с капитанами ему-то и нужно было добраться до вокзала, но страх заставлял Платона оставаться в гостинице. Волнения стихли лишь через неделю, перед самыми выборами. Прохоров специально подобрал себе самую неказистую одежду и, постаравшись сложить добро как можно компактнее, отправился на вокзал. Он нанял извозчика. Вместе они погрузили сундук на телегу. Платон договорился с мужиком, что тот будет ехать не спеша. Прохоров пойдёт параллельно ему, чуть в стороне, чтобы не привлекать внимания стервятников, жаждущих поживиться чужим добром.

— Вот тебе червонец, на вокзале получишь в пять раз больше, — пообещал Прохоров извозчику перед тем, как они отправились в путь.

По дороге мысли Платона занимали события последних дней.

«Неужели этот кошмар по всей России? — размышлял Прохоров. — Как там Дашенька и Наташа, не приключилось бы с ними чего дурного».

Прохоров вспомнил свою маленькую девочку. Вечно смеющаяся, радостная, больше всего на свете она любила обниматься. Каждый раз, когда Платон возвращался домой, она бросалась к нему на шею, обвивала своими цепкими ручками голову Прохорова, прижималась к отцу и расцеловывала его. Неважно, сколько отсутствовал Платон — час, день или неделю — Наташа всегда была бесконечно рада его появлению. Платон не скрывал удовольствия, которое испытывал всякий раз, когда маленькие ручки запутывались у него в волосах, в ушах звенели радостный смех и ласковые слова. Сколько он уже не видел свою дочь?

Прохоров двигался по набережной, стараясь не смотреть по сторонам, приковав взгляд к носкам своих ботинок, краем глаза послеживая за повозкой с его сундуком. Изредка он осмеливался взглянуть на неспокойное, волнующееся море и корабли, над которыми гордо развевались… Платон замер и протёр глаза. Он думал, что слухи, о которых распространяется прислуга в гостинице, всего лишь слухи, но то, что он видел не лезло ни в какие рамки.

Над кораблём реял жёлто-голубой флаг — символ самостийной Украины. Лишь каждое третье судно украшал Андреевский крест, над остальными кораблями возвышались пестрые, красные, зелёные, чёрт знает какие полотнища. Но чаще других встречался именно жёлто-голубой. Прохоров ещё раз протёр глаза, не веря тому, что видел. Если флот отвернулся от императора, если Украина решила оставить Россию, что дальше? Крымские татары задумают освободиться, провозгласят Крым своим государством? Самостоятельные Финляндия, Польша, Армения, Грузия?

Ошеломлённый Прохоров в очередной раз убедился, что принял правильное решение. Побег нельзя откладывать, скоро страна развалится. Прохоров ускорил шаг, свернул на проспект. Жёлто-голубое знамя произвело на него глубокое впечатление, стало символом, олицетворявшим грядущие кардинальные перемены.

На проспекте пешеходов было больше, здесь Прохоров почувствовал себя увереннее. Уже решив догнать повозку и устроиться рядом со своим сундуком, Прохоров неожиданно наткнулся на мёртвую кошку. Облезлая и худая, она валялась посреди улицы. Шерсть скомкалась, над телом кружились мухи, невыносимый запах разложения заставил Прохорова зажать нос пальцами. Но хуже всего было другое: к телу кошки жались два маленьких котёнка. Они жалобно мяукали, словно бы звали на помощь. Пёстрые и пушистые, как два больших шерстяных клубка, котята уставились на Прохорова своими большими мутными глазами. Платон осторожно обошёл их, выскочил на дорогу, догнал извозчика и залез к нему в телегу.