Танец отражений. Память - Лоис Буджолд

Его разбудили косые лучи утреннего солнца. Вчера ночью слуги развесили в гардеробе его самую неофициальную одежду. Марк отыскал ванную, умылся, оделся и отправился на поиски живых. Домоправительница на кухне отправила его на улицу искать графа, даже не предложив завтрак.

Он пошел по вымощенной гравием дорожке к купе земных деревьев, чья характерная зеленая листва уже начала пестреть с приближением осени. Большие деревья, очень старые. Граф и Элен оказались неподалеку, в обнесенном стеной садике, который теперь служил семейным кладбищем Форкосиганов.

Брови Марка изумленно поползли вверх. Граф надел самый торжественный синий мундир. Элен была в дендарийском сером бархате с серебряными пуговицами и белыми лампасами. Она сидела на корточках у небольшой бронзовой курильницы. Горели бледно-оранжевые язычки пламени. В позолоченном солнцем утреннем тумане поднималась тонкая струйка дыма. Марк понял, что это — возжигание усопшему, и неуверенно остановился у чугунной калитки.

Элен поднялась. Они с графом негромко переговаривались, пока остатки возжигания не обратились в пепел. Спустя несколько секунд Элен сделала из ткани прихватку, сняла курильницу с треножника и вытряхнула на могилу серые и белесые хлопья. Протерев бронзовую чашу, она убрала ее в коричневый с серебром мешочек. Повернувшись к озеру, граф увидел стоящего у калитки Марка и приветственно кивнул, не приглашая зайти — но и не приказывая убираться прочь.

Еще что-то сказав графу, Элен вышла из обнесенного невысокой стеной сада. Граф отдал ей честь. Проходя мимо Марка, она любезно кивнула. Лицо у нее было очень серьезным, но Марку показалось, что теперь оно не такое напряженное и застывшее, как раньше. Граф поманил Марка к себе. Чувствуя одновременно любопытство и неловкость, Марк прошел через калитку, и под ногами захрустел гравий.

— Что… происходит? — наконец спросил он. Слова прозвучали довольно легкомысленно, но, кажется, графа это не задело.

Граф Форкосиган кивком указал на могильную плиту: «Сержант Константин Ботари». Даты. И еще одно слово: «Фиделис» — верный.

— Я выяснил, что Элен никогда не приносила возжигание отцу. Он восемнадцать лет был моим телохранителем, а до того служил под моим командованием в космических силах.

— Телохранитель Майлза. Это я знал. Но его убили раньше, чем Гален начал мое обучение. Гален на нем не останавливался.

— Напрасно. Сержант Ботари много значил для Майлза. И для всех нас. Ботари был… непростым человеком. По-моему, Элен так с этим и не смирилась. Ей нужно научиться как-то принимать его, чтобы жить в мире с самой собой.

— Непростым? Насколько мне известно, он был преступником.

— Это очень… — Граф помедлил. Марк ожидал услышать «несправедливо» или «неправильно», но в конце концов граф добавил: — Неполно.

Они стали ходить по кладбищу: граф провел для Марка экскурсию. Родственники и вассалы… Кто такой майор Эмор Кливи? Марк вспомнил бесконечные музеи. История Форкосиганов повторяла историю Барраяра. Граф показал могилу отца, матери, брата, сестры, деда и бабки. Надо полагать, все, кто умер раньше, покоились в прежней столице округа Форкосиган-Вашнуй и цетагандийские захватчики расплавили их вместе с городом.

— Я буду лежать здесь, — сказал граф, глядя на спокойное озеро. Утренний туман уже поднялся и солнце светило ярче. — Не хочу оказаться на императорском кладбище в Форбарр-Султане. Отца хотели похоронить там. Мне пришлось выдержать бой, хотя в завещании была четко выражена его воля.

Он кивнул на камень. «Генерал граф Петер Форкосиган». И даты. Очевидно, граф одержал верх. Вернее, оба графа.

— Здесь прошли мои самые счастливые дни, когда я был маленьким. А потом — свадьба и медовый месяц. — По его лицу промелькнула страдальческая улыбка. — Майлз был зачат здесь. Так что в каком-то смысле и ты тоже. Осмотрись. Вот ты откуда. Когда мы позавтракаем и я переоденусь, я еще тебя здесь повожу.

— А. Так, э-э… значит, никто еще не ел.

— Перед возжиганием принято поститься. Я подозреваю, что именно поэтому возжигание устраивают на рассвете.

Граф улыбнулся.

Здесь графу больше ни для чего не мог понадобиться великолепный дворцовый мундир, а Элен — дендарийский парадный. Они взяли их с собой именно для этой цели. Марк посмотрел на свое неверное отражение в начищенных до блеска сапогах графа. Из-за выпуклой поверхности он казался карикатурно толстым. Так он будет выглядеть в будущем?

— И мы все прилетели сюда для этого? Чтобы Элен могла совершить обряд?

— Отчасти.

Звучит пугающе. Марк пошел следом за графом, испытывая непонятную тревогу.

Завтрак подали на освещенную солнцем террасу. Цветущие кусты окружали ее со всех сторон, оставив свободной только сторону, открывавшуюся на озеро. Граф переоделся в черные брюки от старой полевой формы и широкую куртку с поясом. Элен к завтраку не вышла.

— Она решила прогуляться, — объяснил граф. — И мы сделаем то же.

Марк благоразумно положил в корзинку третью булочку.

Уже очень скоро он обрадовался своей выдержке: граф повел его вверх по холму. На вершине они остановились передохнуть. Вид на длинное озеро, извивающееся между холмами, вполне заслуживал остановки. По другую сторону холма оказалась небольшая долина со старой каменной конюшней и ухоженными пастбищами, покрытыми по-земному зеленой травой. По пастбищу бродило несколько упитанных лошадей. Граф провел Марка вниз, к изгороди, и облокотился на нее.

— Вон тот большой чалый — конь Майлза. В последние годы он немного заброшен. Даже когда Майлз бывал дома, у него не всегда находилось время поездить верхом. Чалый всегда прибегал на зов Майлза. Удивительно было смотреть, как этот крупный ленивый конь встает и мчится. — Граф помолчал. — Может, попробуешь.

— Что? Позвать коня?

— Мне любопытно посмотреть. Заметит ли конь разницу? Голоса у вас… по-моему, очень похожи.

— Меня на это натаскивали.

— Его зовут… э-э… Дурачок. — В ответ на удивленный взгляд Марка граф добавил: — Ласковое прозвище.

«Его зовут Толстый Дурачок. Вы это подредактировали. Вот!»

— И что я должен делать? Стоять и кричать: «Дурачок, Дурачок, сюда»?

Он и сам уже чувствовал себя дураком.

— Три раза.

— Что?

— Майлз всегда повторял его имя три раза.

Лошадь стояла на другой стороне пастбища, навострив уши и глядя на них. Марк набрал побольше воздуха и с великолепным барраярским выговором позвал:

— Дурачок-Дурачок-Дурачок, сюда! Дурачок-Дурачок-Дурачок!

Лошадь фыркнула и затрусила к изгороди. Нельзя было сказать, что она мчится, но она и вправду пару раз взбрыкнула. Подскакав, она брызнула потом на Марка с графом и навалилась на изгородь, которая застонала и прогнулась. При ближайшем рассмотрении конь показался чудовищно большим. Марк поспешно отступил.