Картонные звезды - Александр Косарев

— Тогда, — шумно прокашливается Стулов, — предлагаю как можно быстрее сменить дислокацию. Сегодня бомбежка, завтра бомбежка, так ведь и накроют нас… в конце-то концов.

Воронин недовольно качает головой.

— Ты что! Только-только нормально устроились на относительно приемлемом месте, наладили взаимодействие с местными силами ПВО. Это что же, снова петлять зайцами по джунглям? — он обводит нас усталым и мне даже кажется укоризненным взглядом. — Или вы думаете, что если мы переберемся в другое место, то окажемся в большей безопасности? Ну, что молчите? Ладно, давайте уедем. Километров сто протащимся. Так ведь снова надо будет лагерь разбивать. Это что, выход из положения? Завтра же американская радиоразведка установит, что наш передатчик сменил дислокацию и нанесет удар по тому месту. А лучше ли мы будем там прикрыты, чем теперь, — качнул он головой в сторону пещеры с машинами, — это еще большой вопрос.

— Верно, Михаил Андреевич, никакой боевой работы при постоянной смене дислокации организовать просто невозможно.

— Но с этим надо же что-то делать, — подаю я голос. — Вы просто не попадали под нормальную бомбежку, — вот потому-то и такие храбрые. Можете завтра сходить посмотреть, если интересно. Здесь недалеко, за час обернетесь.

— А тебя вообще никто не спрашивает, — раздраженно смотрит на меня капитан. — Тоже мне эксперт по бомбардировкам нашелся! Если хочешь знать, есть только одна защита для нас в данном положении — продолжать работать как ни в чем не бывало. Если мы покажем, что заметались и струсили, на нас, точно, всех собак спустят. И хватит тут разводить панические настроения, и без того голова кругом идет. Марш по койкам, паникеры гребаные.

С этим обидным прозвищем мы и отправляемся спать.

— Ты это серьезно заявлял, — спрашиваю я у медленно раздевающегося Федора, — про охоту на нас?

— Конечно, — устало кивает он. — Но, может быть, я действительно сгустил краски? Посмотрел, какие вы с Камо явились из поселка, и как-то сразу запаниковал. И мысли всякие в голову полезли, когда представил себя на вашем месте. Впрочем, хватит об этом. Давай и в самом деле спать, сил уже никаких нет.

Я тоже укладываюсь на брезентовый гамак и облегченно закрываю глаза. «Ну, что, дружок, — тут же вопрошает меня внутренний голос, — экзотики тебе уже достаточно? И пальм тебе хватает, и кокосов с ананасами? Может, еще чего не хватает? Ах, да, наверное, экзотических красоток все еще маловато встречается. Надо бы исправить такое положение». И я словно опять вижу бегущих мне навстречу растрепанных и потных женщин, в ужасе спасающихся от налета, и непроизвольно качаю головой:

— Н-нет, и этого вполне достаточно.

— Ты чего стонешь? — окликает меня неслышно вошедший в палатку Щербаков. — Или болит что?

— Нет, — слабо шевелюсь я на своем неустойчивом ложе, — так, померещилось что-то.

Анатолий что-то бурчит в ответ и незамедлительно гасит лампу.

Ночь проходит относительно спокойно, но утро приносит новые проблемы. По установившейся традиции, из окружного штаба вьетнамских ПВО нам передавали сводку происшествий, случившихся за ночь. И самое же первое сообщение практически повергло нас в состояние шока.

— Оказывается, в пяти километрах от нас, под утро, был замечен низколетящий двухмоторный самолет, который произвел выброску нескольких парашютистов, — во всеуслышанье заявил Стулов, принявший это сообщение.

Он поднял на нас свою безмятежную розовощекую физиономию, и его утренний оптимизм тут же наткнулся на наши моментально осунувшиеся физиономии.

— Ну, что там? — вышел из офицерской палатки Воронин. — Какие новости сообщают?

— Говорят, что со стороны южан разведгруппа высажена, — уныло отзывается Федор, — совсем недалеко от нас.

— Я не говорил, что разведгруппа, — протестующе замахал сводками Стулов, — да тем более с Юга. Откуда вы это взяли?

— Да тут и полному дураку все ясно, — рубит воздух здоровенной ладонью Щербак. — Северным вьетнамцам здесь совершенно ни к чему парашютистов выбрасывать. У них, поди, и парашютов-то нет. Значит, эти с юга прилетели. Но явно не обычные диверсанты, иначе уже что-то грохнуло бы до утра, а вокруг слишком тихо. Значит, это разведка противника. Откуда их наблюдали, неизвестно?

— Из Нань-Тяня, наблюдатели передали, — лепечет старлей.

— Правильно, — кивает Анатолий, и почти дружеская улыбка появляется на его обычно сосредоточенном и жестком лице. — Оттуда они но прямой линии попрут прямо к границе и пойдут точнехонько через наше расположение. Замечаете, товарищ капитан, как умно придумано. Они двинутся не от границы в глубь страны, что может привлечь внимание, а как и все остальные — из глубинки к границе. Сольются, так сказать, с общим потоком.

Но Воронин все еще сомневается.

— И ты туда же, а еще сержант, — укоризненно качает он головой. — Адмирал Нельсон не раз говорил, что страшнее вражеской эскадры может быть только паника на собственном корабле. Запрещаю кому бы то ни было впредь поднимать данную тему. Вы что думаете, американское командование только тем и озабочено, чтобы выявить наше местоположение? Не смешите меня, пожалуйста. Так, — энергично машет он руками, словно раскидывая нас по разным местам, — Камков — на «ключ», Косарев — на второй пост, Щербаков — на первый. Преснухин — на хозяйство. Завтрак чтоб был через полчаса, и за работу.

Работы, как всегда, хватает с избытком. Через полчаса я освобождаюсь от майки, а еще через двадцать минут и от брюк. Жарко! С Камчатки передают просьбу срочно поставить на наблюдение сразу два загинувших радионаправления, и зевать мне некогда.

— RB — опять появился, — радостно, будто встретил лучшего друга, кричит капитану Щербаков. — Сообщает, что вышел в точку «Чарли» и собирается лететь на точку «Гамма».

Со своего места я вижу, как Воронин поворачивается к карте Вьетнама и быстро проводит по ней пальцем. Потом что-то говорит на ухо безостановочно стучащему по телеграфному «ключу» Камо. Тот несколько раз кивает и через минуту покидает свое место и пересаживается ко второму передатчику. Но тут у меня в телетайпе совершенно некстати заканчивается бумага, и мне приходится заниматься этой проблемой, так и не выяснив, что там придумал капитан. Но свои намерения он объявляет сам. Постояв несколько минут над «душой» у Камкова, капитан забирается к нам в кузов.

— Сейчас попробуем пугнуть американцев, — торжествующе объявляет он. — Посмотрим, как они отреагируют на появление вьетнамских истребителей.

— А сколько же истребителей будет задействовано в попугивании? — как бы между делом интересуюсь я.

— Два всего, — конфузится он в ответ. — И задача у них крайне ограничена. Но ничего, пусть погоняют его малость, не особо приближаясь. Может быть, хоть какого-то опыта наберутся. Да, вы сами тут не зевайте. Как пойдет какая-либо информация на этот счет, так зовите меня немедленно.

Данное замечание относится в основном к Щербакову, но и я с готовностью киваю головой. Слежка за эфиром приносит плоды буквально через двадцать минут. Доложив о приближении явно враждебных самолетов, радист американского воздушного разведчика просит разрешения сменить маршрут и подняться выше на две тысячи футов.

— Вот собака, — комментирует сообщение капитан, — ну никак его врасплох не застать! Конечно, он своим собственным радаром видит только за полета километров, но ведь на их воздушную разведку работают и морские радары, и сухопутные. Да еще сообщения из нескольких соседних государств к ним поступают. Гляди, — тут же тычет он в карту пальцем, словно для подтверждения своих слов, — и в Таиланде они засели, и в Лаосе баз понаставили… Как можно плодотворно работать в таких условиях?

Но мы наблюдение не снимаем до тех пор, пока RB не садится на авиабазе Таншоньят, в окрестностях Сайгона.

Часов примерно в пять к нам в машину просовывает голову явно встревоженный Преснухин.

— Парни, — нервно вибрирует его обычно спокойный басок, — тут поблизости самолет какой-то крутится. То прилетит, то улетит, непонятно мне это. Как бы чего не случилось.

Все выскакивают наружу. Действительно, едва наши уши адаптировались к естественным звукам, как тут же вибрирующий звук авиационного двигателя стал слышен довольно отчетливо.

— Камков, Щербаков, — почему-то шепотом скомандовал Стулов, — марш к зенитке. Бегом! Будьте готовы к открытию огня по команде.

Трусим к пушке. С трудом проворачивая давно не мазанные тавотом шестерни, опускаем стволы вниз. Пока одни из нас стаскивают брезентовые рукава, препятствующие попаданию в стволы пыли и влаги, другие проверяют работу затворов.

— Что ж она скрипит-то так, — страдальчески морщится старший лейтенант, — никакого ухода за оружием нет! Завтра же приказыв…