Санджар Непобедимый - Михаил Шевердин

— Мы слушаем твои слова, — повторил Кудрат–бий.

Командир развернул большой лист бумаги, на котором было написано всего несколько строк.

— Прошу сойти с коня, — сухо сказал Кошуба.

В рядах басмачей возникло легкое замешательство. Слегка приоткрыв рот, пораженный Кудрат–бий смотрел на командира. Курбаши показалось, что он ослышался.

— Это важный документ. Его надо выслушать стоя, — пояснил Кошуба.

Поколебавшись немного, Кудрат–бий наклонился и начал грузно сползать с коня. К нему подскочил хранитель печати и двое ясаулов. Путаясь в длинных полах халата и цепляясь за драгоценные ножны сабли, парваначи поднялся по ступенькам на помост. Встав на краю помоста, он скрестил руки на животе, откинул голову и небрежно бросил:

— Я слушаю.

— Простите, таксыр, еще не все. Дайте команду спешиться вашим джигитам.

— Зачем? — В голосе Кудрат–бия звучало раздражение.

— Неудобно, вы стоите, а они… Кудрат–бий наклонился к ясаулу: — Прикажите.

Неуверенно прозвучала команда.

Гремя оружием, нукеры спешились и, толкаясь и стукаясь винтовками, выступили вперед, поближе к помосту. Лица у многих были багровые, напряженные. Слышался тихий, сдержанный ропот.

Тогда Джалалов подошел к Кудрату и, почтительно приветствовав его, сказал ему что–то очень тихо.

Лицо басмача потемнело и как–то сразу поблекло. Почти не поворачивая головы, он быстро пробежал глазами по фасаду медресе. И то, что он увидел, заставило его пробормотать не то суру из корана, не то проклятие.

Весь фасад медресе состоял из стрельчатых ниш с небольшими балкончиками, на которые выходили резные дверцы. И вот только сейчас Кудрат–бий заметил, что ни на одном балкончике нет уже любопытных и что каждая из шестнадцати дверей на фасаде медресе открыта и черным провалом зловеще смотрит на него, на площадь и на его воинов.

— Я читаю, — послышался голос Кошубы. — Командующему гиссарскими и байсунскими воинами. Советское командование согласно принять сдачу курбаши Кудрат–бия, курбаши Садык–бека, курбаши Палвана–беззубого, курбаши Лютфуллы с их джигитами.

Условия:

1. Означенные курбаши и нукеры немедленно сдают все оружие и все боеприпасы.

2. Нукеры дают торжественное обещание не подымать оружия против Красной Армии и Советской власти.

3. Нукеры расходятся по домам и приступают к мирному труду.

4. Курбаши, по своему желанию, или поселяются в своих родных кишлаках или уезжают в избранные ими места.

5. Виновные в грабежах и насилиях над дехканами подлежат суду народа».

Толпа басмачей зашумела, послышались протестующие выкрики. Кошуба выступил вперед и громко спросил:

— Я спрашиваю, Кудрат–бий, согласны ли вы?

Опустив голову, нахмурившись, стоял могущественный курбаши. Рука лихорадочно вертела камчу. Лисьи глазки его пробежали снова по фасаду медресе. Теперь он явственно различал в каждом темном четырехугольнике двери остроконечные звездастые буденовки и поблескивание оружия.

В полной тишине прозвучал надтреснутый голос Кудрат–бия:

— Да, согласен.

— Приложите к акту вашу печать.

Подскочил хранитель печати. Бессильно опустив руки, Кудрат–бий отвернулся, не глядя ни на кого…

Нерешительно поднимались на помост соратники Кудрат–бия по кровавым делам — курбаши Палвак–беззубый, курбаши Лютфулла, курбаши Садык–бек, каждый вытаскивал из шелкового поясного платка кошель, доставал серебряную печатку и прикладывал ее к акту о сдаче, предварительно помусолив намоченными слюной пальцами.

Недоуменно озираясь, курбаши проходили на конец помоста, где стоял Кудрат–бий. Они молчали, только выразительно поглядывали друг на друга и на своего начальника.

Они еще думали, что не все потеряно, что сейчас в условных местах прозвучит призыв. Ведь появился уже дервиш в высокой шапке. Правда, немного позже должно было последовать новое предупреждение о том, что все готово, что улицы и дороги заняты, что друзья здесь. Но сигнал запаздывал…

Ясаулы, сотники и прочие мелкие басмаческие начальники в ярости и нетерпении сжимали в руках винтовки, их взгляды выражали тревогу и откровенную ненависть.

Иное дело рядовые басмачи. Большинство из них, увидев, что курбаши приложил к «мирной бумаге» печать, галдя и шумя двинулись к помосту и, не дожидаясь команды, стаскивали с себя винтовки, сабли и беспорядочно складывали их в кучу перед помостом. Некоторые делали это с тревогой, некоторые мрачно, с сожалением, а многие очень охотно.

Высокий басмач с перебитой левой рукой бросил с треском винтовку в кучу и, взглянув на группу молчаливых курбашей, насмешливо произнес:

— Бог велик! Войне конец. — Обращаясь к сумрачной толпе басмачей, он крикнул. — Эй вы, санггардакцы, эй ты, Быстрый, и ты Хамид, и ты Тяжелый, давайте скорее. Если сейчас выйдем, то к вечерней заре доберемся до Сары–Джуя, а завтра будем вдыхать родной дым своего очага. Пошевеливайтесь!

Подойдя к помосту, он спросил Кошубу, наблюдавшего за сдачей оружия:

— Начальник, можно лошадь взять?

— Можно.

— Эй, друзья, — закричал высокий, — лошадей нам дают, пошевеливайтесь!

Нукеры оживились. Сдача оружия пошла быстрее. Перед грудой винтовок вытянулась очередь.

Народ теснился у площади, молча глазея на невиданную картину. Никто не раскрывал рта, каждый старался не упустить ни малейшей подробности, происходящего.

Толпа не выражала своих настроений, — слишком еще силен был страх перед Кудрат–бием…

Топот коня ворвался в ровный гул, стоявший над площадью. В боковой улице послышались тревожные возгласы. Курбаши встрепенулись. Поднял голову и Кудрат–бий.

— Дорогу! Дорогу! — кричали в толпе.

Через гущу людей пробивался всадник. Горожане и дехкане шарахались в сторону от копыт его коня.

Подлетев к помосту, всадник крикнул Кошубе:

— Командир, измена! — И начал как–то нелепо заваливаться на бок…

Все лицо, рубаха на груди, руки были покрыты пятнами свежей, незапекшийся еще крови. С трудом можно было узнать в этом человеке одного из джигитов Санджара.

Десятки рук подхватили джигита и подняли на помост. Кто–то протянул флягу.

Отстранив поддерживавших его командиров, джигит, шатаясь, сделал несколько шагов к группе басмаческих курбашей и во весь голос крикнул:

— Предатели! Змеи! — Он показал рукой на курбашей. — У них на языке мед был, а в сердце смерть. Они окружили Денау вооруженными бандами. На всех дорогах были их люди с ножами, ружьями, саблями. Во всех чайханах сидели разбойники, во многих домах. Слушайте об их коварстве! Под видом сдачи они хотели напасть на Денау, убить командиров, красноармейцев, сжечь советских людей, устроить резню. Ограбить Денау, изнасиловать девушек. Вот они!..