Способность любить - Аллан Фромм

На протяжении первой половины жизни ребенка перед родителями встает трудная задача — сохранить любовь детей и при этом говорить им неизбежное «нет». А во второй поло­вине задача еще более трудная и неприятная — воспринимать от детей ответ «нет». Поэтому родительскую любовь называ­ют трагической. Это любовь, которая требует от нас максиму­ма и меньше всего дает в ответ; это самоликвидирующаяся любовь, которая заканчивается отказом от обладания люби­мым. Но не обязательно бывает так, если мы не использовали родительскую любовь как форму любви к себе, а не к ребен­ку. Когда мы возлагаем слишком большие надежды на ребен­ка и его честолюбие, мы используем его как украшение, что­бы привлечь внимание к себе самим, — в таком случае мы на самом деле не любим ребенка, а используем его.

Все формы любви предъявляют некоторые требования к любимым, даже любовь к друзьям. Романтическая лю­бовь предъявляет самые экстравагантные требования — и отчасти по этой причине это самая недолговечная и хруп­кая форма любви. Она либо становится более зрелой и переходит в супружескую любовь, либо исчезает и остает­ся в памяти.

В идеале родительская любовь должна быть наименее требовательной. Требования, которые мы предъявляем ре­бенку, должны способствовать развитию и благополучию его, а не нашему. Степень, в какой мы можем подавить собственные потребности и уделять внимание только по­требностям любимых, определяет зрелость нашей любви.

Насколько хорошо мы справляемся с этим в отноше­нии детей, зависит от того, насколько полно мы удовлетво­ряем собственные потребности в других аспектах любви.

Очевидно, родительская любовь качественней, если мы сча­стливы в супружеской любви, если брак удовлетворяет наши основные психологические потребности.

Но совсем не обязательно, чтобы качество родительской любви зависело от качества брака или его прочности. Раз­веденные и овдовевшие родители тоже могут быть хороши­ми и любящими.

Так каковы же они, лучшие родители, наиболее преус­певшие в родительской любви?

Мы возвращаемся к нашей главной теме: у нас много разновидностей любви, и успех в одной из этих разновид­ностей зависит от того, насколько успешно мы гармони­зируем ее с остальными. Родители, счастливые в любви к детям, лучше всего объединяют эту любовь с другими ви­дами любви: супружеской, к друзьям, работе, искусству или к интеллектуальным исследованиям — всему тому, что способно их поглотить и принести удовлетворение. Когда мы живем полной жизнью, частью которой являются дети, но не всепоглощающей, всеохватывающей частью, только тогда мы можем быть счастливы в родительской любви. И тогда мы можем стать лучшими родителями.

17. СВОБОДА ЛЮБИТЬ

Волей-неволей все мы развиваем в жизни бесконечные привязанности. Все это разновидности нашей любви. Толь­ко некоторые из них делаются по рациональному выбору. В нашем выборе господствуют случайные и подсознатель­ные факторы. К счастью для нас, все это представляет только половину истории любви в нашей жизни. Как мы поступа­ем со своим выбором, часто бывает не менее важно, чем сам выбор. Вырастая, мы обретаем все большую свободу и в выборе, и в культивировании своих привязанностей. Лю­бовь, вырастающая на основе естественных потребностей, может принести идеальные плоды.

Подобно сорным травам, любовь может расцвести всю­ду. Даже на голых скалах изредка распускается цветок. Но отборные растения, получающие призы и награды на вы­ставках, требуют богатой и питательной почвы. Личная сво­бода и есть питательная почва для идеальной любви, и имен­но такую свободу мы сегодня называем психологической зрелостью.

Именно то, как мы взрослеем и вырастаем, определяет качество нашей любовной жизни. На нашей любви всегда отпечаток нашей личности. Мы можем быть достаточно привлекательны, чтобы разжечь аппетит многих, но продолжение зависит не от этого, а от того, насколько пол­но мы сможем удовлетворить потребности этих людей. Нас часто и легко очаровывают, но дальнейшее зависит не только от загоревшегося в нас желания. Некоторые всю жизнь гла­зеют на витрины и мечтают о любви; другие сами создают любовь, которую хотят, и живут с ней.

Конечно, было бы весьма желательно оказаться в вол­шебном круге тех, кто способен достичь любви, но психо­логическое взросление дается нелегко. Во многих отноше­ниях легче развивать особые способности, чем улучшать общую способность жить с самим собой и с окружающими. Математик может уединиться со своей логарифмической линейкой, музыкант — со своими гаммами и арпеджио, художник — с набросками и эскизами, и каждый станет лучшим математиком, музыкантом или художником. Но на­учиться лучшей жизни или лучшей любви в результате осо­бой тренировки и практики невозможно.

Ограничения свободы

Мы способствуем собственному росту, прежде всего ста­раясь освободиться от ограничений нашего детства. Эти ограничения детства лучше всего распознаются по двум дорожным знакам: по зависимости и по родителям. Пока ро­дители продолжают играть главную роль в нашей жизни - положительную или отрицательную, наша зависимость от них остается сильной, а другие привязанности — слабыми. Прежде всего следует постараться стать финансово незави­симыми от родителей. Тогда мы можем жить отдельно и наслаждаться теплыми отношениями с родителями в то вре­мя, которое остается у нас от других дел и стремлений. Мудрые родители побуждают детей к такому образу жизни, когда те заканчивают колледж.

Второе основное ограничение свободы возникает из на­ших мелких повседневных неудач в достижении психоло­гического удовлетворения. У всех нас есть невротические тенденции; возможно, скорее мы их знаем как дурные при­вычки. Но чего мы часто не знаем, это насколько они плохи. Мы, например, отмахиваемся от своих крайностей, пожи­маем плечами и признаем, что, вероятно, слишком много работаем, слишком много пьем, тратим больше, чем можем себе позволить, и едим больше, чем для нас полезно.

Дело в том, что все, что мы делаем, связано с остальным нашим поведением и говорит о нас по крайней мере две вещи. Во-первых, это означает, что нас везут, что нас из­гнали с сидения водителя, что какая-то внутренняя сила заставляет делать больше, чем для нас хорошо. Во-вторых, из-за наших крайностей страдает что-то другое в нас, мы за эти крайности чем-то платим. Мы либо чувствуем себя ви­новатыми, либо испытываем физический или психологи­ческий дискомфорт. Крайности и их последствия порабо­щают нас. Они занимают слишком много нашего времени и энергии, они портят нам настроение и отрицательно от­ражаются на многих наших отношениях.

К несчастью, давние невротические потребности избе­гают нашего внимания, переодеваясь в «овечью шкуру». Женщина, считающая себя в опасности, требует к себе боль­ше внимания, чем ей могут оказать, и скорее всего разру­шит свою любовь. Однако она считает себя невиновной в неудаче своего брака. С ее точки зрения, во всем виноват ее муж. В поверхностной социальной ситуации она остается достаточно соблазнительной, чтобы ей льстили. Она не ви­дит, что воспринимает все в жизни мужа как соперничаю­щее с собой. Дома, где мы расслабляемся, она начинает раздражительно требовать, чтобы все шло по ее желаниям. Основным субъектом ее жизни становятся ее собственные потребности и желания. Сосредоточенность на себе обяза­тельно ухудшает качество ее привязанностей.

Во всех нас, конечно, есть большие и малые невротичес­кие элементы. Если раны роста не залечиваются, мы и взрос­лыми ощущаем себя не в большей безопасности, чем ощу­щали детьми. Это делает нас чувствительными и уязвимы­ми. Нашей реакцией становится уход, отчуждение; мы сами снова становимся главным объектом своего внимания. И мысли наши прежде всего заняты нашими собственными чувствами.

Излишнее внимание к себе делает для нас трудной при­вязанность к другому человеку. Любые крайности в прояв­лениях чувств, любой страх и даже желание увеличивают нашу сосредоточенность на себе, встревоженную занятость собой. Любовь — это способ дотянуться до другого челове­ка. В идеале она требует отказа от себя. Для того чтобы уделять другому такое внимание, какое нужно для любви, требуется большая свобода от себя. Но свободу не приобре­тешь легко.

Наше несвободное прошлое

Как бы сильно мы этого ни хотели, самопроизвольно свобода к нам не придет. Как будто что-то сдерживает нас, вполне возможно, что это традиция.

В течение тысячелетий свобода и богатство распределя­лись совсем не так, как сейчас. Крошечная часть человече­ства пользовалась этими достижениями, а огромное боль­шинство было их лишено; почти все люди тяжело работа­ли, лишь бы выжить. Религии помогали приспособиться к таким социально-экономическим условиям, преуменьшая ценность материального достатка. Хорошее — это святое, это отказ от мирских благ, самопожертвование, молитва и принятие неисповедимых путей Господа. Все это считалось главными добродетелями и необходимым условием для по­падания в Небесное Царство. Считалось, что земная жизнь не должна быть благополучной и счастливой. Человека учили быть скромным, богобоязненным и не потакать мирским «низменным» инстинктам и желаниям радости.