Штам. Начало - Гильермо Дель Торо

Или что-то еще?

— Нет, — продолжил старик, — я стал владельцем ломбарда, потому что эта профессия обеспечила мне доступ к подпольному рынку, имеющему отношение к эзотерике. Старинные вещи, книги. Приобреталось все тайком, но по большей части без нарушения закона. Для моей личной коллекции. Для моих исследований.

Эф вновь огляделся. Представленное в подвале скорее походило не на музейную коллекцию, а на маленький арсенал.

— Для ваших исследований? — переспросил он.

— Именно. Многие годы я был профессором восточноевропейской литературы и фольклора в Венском университете.

Эф посмотрел на старика. Действительно, он одевался как венский профессор.

— Вы ушли на пенсию, чтобы стать владельцем ломбарда в Гарлеме?

— Я не ушел на пенсию. Меня заставили уйти. С позором. Некие силы объединились против меня. И однако, оглядываясь назад, я понимаю, что, канув тогда в небытие, я спас свою жизнь. — Он повернулся к ним лицом, заложил руки за спину, по-профессорски. — Это бедствие, ранние стадии которого мы сейчас видим, существовало столетия. Тысячелетия. Я подозреваю, хотя и не могу этого доказать, что оно уходит к началу веков.

Эф кивнул, но не потому, что понимал старика. Просто радовался, что наконец-то они сдвинулись с мертвой точки.

— Так мы говорим о вирусе?

— Да. В каком-то смысле. О штамме болезни, которая разлагает как тело, так и душу. — Старик стоял так, что мечи на стене справа и слева от него смотрелись стальными крыльями. — Вы говорите, вирус? Да. Но я предпочитаю другое слово, тоже начинающееся с буквы «в».

— И что это за слово? — спросил Эф.

— Вампир.

Слово, произнесенное с жаром, на мгновение, казалось, повисло в воздухе.

— Вы думаете, — продолжал Сетракян, бывший профессор, — о мрачном типе в черном атласном плаще. Или об отчаянном властолюбце со скрытыми клыками. Или о какой-то экзистенциальной душе, обремененной проклятием вечной жизни. Или… в общем, Бела Лугоши в компании Эбботта и Костелло.[72]

Нора снова оглядела подвал.

— Я не вижу ни распятий, ни святой воды. И чеснока вроде бы нет.

— Чеснок определенно повышает иммунитет и зачастую очень полезен. Поэтому его присутствие в мифологии биологически оправдано. Но распятия и святая вода? — Сетракян пожал плечами. — Продукты своего времени. Продукты воспаленного воображения викторианского писателя и религиозного климата той эпохи.

Сомнение на лицах Эфа и Норы старика не удивило.

— Они существовали всегда, — продолжал он. — Гнездились, кормились. Тайно и в темноте, потому что такая у них природа. Их семь, они известны как Древние. Владыки. Их больше, чем по одному на континент. Как правило, они не одиночки, живут кланами. До последнего времени… последнего с учетом их бесконечного жизненного цикла… они селились на огромной территории, объединяющей то, что сегодня нам известно как Европа, Азия, Россия, Арабский полуостров и Африка. То есть в Старом свете. Потом среди них произошел раскол. Причина конфликта мне не известна. Знаю только, что случилось это за много столетий до открытия Нового света. Потом создание американских колоний открыло дверь в новый, богатый, стремительно развивающийся мир. Трое Древних остались в Старом свете, трое отправились в Новый. И первые, и вторые уважали сферу влияния каждой стороны, поэтому сохранялось установленное перемирие. Проблемой стал седьмой Древний. Он — отшельник, одиночка, повернувшийся спиной к обоим кланам. И пусть пока я не могу ничего доказать, внезапность случившегося наводит меня на мысль, что это его рук дело.

— Это? — спросила Нора.

— Вторжение в Новый свет. Срыв перемирия. Нарушение баланса их существования. Развязывание войны.

— Войны вампиров, — уточнил Эф.

Сетракян сухо улыбнулся.

— Вы все упрощаете, потому что не можете поверить. Уменьшаете, принижаете… Потому что приучены сомневаться и разоблачать. Сводить все к известным фактам, чтобы находить легкие решения. Потому что вы — доктор эпидемиологии, человек науки, и потому что это Америка, где все известно и понятно, Бог — милосердный диктатор, а будущее всегда светлое. — Сетракян как мог — мешали скрюченные пальцы — хлопнул в ладоши. — Такой здесь настрой, и это прекрасно. Я говорю не в насмешку. Это прекрасно, верить только в то, во что хочется верить, и пренебрегать всем остальным. Я уважаю ваш скептицизм, доктор Гудуэдер. И говорю это вам в надежде, что вы с уважением отнесетесь к моему опыту в этом вопросе и допустите мои доводы в ваш высокоорганизованный, нацеленный на решение научных проблем разум.

— Так вы говорите, самолет… Один из них прилетел на нем. Этот одиночка.

— Совершенно верно.

— Б гробу. В грузовом отсеке.

— В гробу, заполненном землей, — уточнил Сетракян. — Они — из земли, вот и любят возвращаться туда, откуда поднялись. Как черви. Vermis. Они зарываются в землю. Мы бы назвали это сном.

— Подальше от дневного света, — вставила Нора.

— От солнечного света, да. Они наиболее уязвимы, когда находятся вне своих гнезд.

— Но вы сказали, это война вампиров. Не против людей? А как же все эти мертвые пассажиры?

— И это вам будет сложно принять. Для них мы — не враги. Мы — не достойный их противник. Они нас таковым не считают. Для них мы — добыча. Мы — еда и питье. Животные в загоне. Бутылки на полке.

Эф почувствовал бегущий по спине холодок, однако быстро взял себя в руки.

— Но ведь для любого ваши слова звучат как научная фантастика.

Сетракян нацелил на него скрюченный палец.

— Это устройство в вашем кармане. Ваш мобильный телефон. Вы набираете номер и тут же говорите с человеком, который находится на другом конце света. Вот это научная фантастика, доктор Гудуэдер. Научная фантастика, ставшая реальностью. — Тут Сетракян улыбнулся. — Вам нужны доказательства?

Он подошел к низкой скамье у длинной стены. На ней что-то стояло, под покрывалом из черного шелка, и этого покрывала Сетракян коснулся странным образом — вытянув руку и взявшись за самый край, стараясь находиться как можно дальше, — а потом сдернул его.

Они увидели стеклянную банку, в каких обычно хранят лабораторные образцы. Такие продаются в любом медицинском магазине.

Внутри, в темной жидкости, плавало хорошо сохранившееся человеческое сердце.

Эф присмотрелся к нему.

— Судя по размеру, сердце взрослой женщины. Здоровой. Достаточно молодой. Свежий образец. — Он повернулся к Сетракяну. — И что это доказывает?

— Я вырезал его из груди молодой вдовы около Шкодера, в северной Албании, весной тысяча девятьсот семьдесят первого года.