Сияющее Эльдорадо - Элизабет Хаксли

На следующее утро все было свежо. Призывно кричали голуби на скалах, белые какаду устремлялись вниз с деревьев и пронзительно кричали, кружась над скотобойней. На наших лицах светились улыбки. Утреннее радио сообщало сводку погоды. Она везде была плохая, и кто-то сказал жалобно: «Ну и ну! Везде шторм, кроме наших мест».

Почтальон в Фицрой-Кроссинг приняла телеграмму: «Тете Мэри в Перте. Дороти остается у Анны. Вода стоит на глубине двух дюймов. Это замечательно, не правда ли?» Затем пошли другие подобного типа. Радио передавало непрерывный ноток распоряжений и приказов. Требовали аккумуляторные батареи для грузовиков, запасные части для тракторов, винты, маховые колеса, картофельные семена, запасы продовольствия. Какой-то голос передавал заказ на бакалейные товары, в том числе две большие бутыли ванильной эссенции, что показалось мне странным. И тут я впервые узнала, что ванильная эссенция опьяняюще действует па здоровый организм. Повара на станциях ответственны за заказы на продовольствие, а не за спиртные напитки. Несомненно, тут намечалось какое-то празднование.

Вода после грозы заполнила обмелевшие озера Фоссил-Дауна. Лошади купались. Сотни их сгоняли сюда для отбора на предстоящем ежегодном смотре, который длится около шести месяцев. Дождь, конечно, затруднит дело, но это никого не беспокоит — радн него можно перетерпеть все.

Жизнь объездчиков не легка. Они спят под открытым небом; в любую погоду, даже в ненастье, в четыре часа уже в седле и остаются в нем до темноты. Питаются пресными лепешками и соленым мясом, которое носят в мешках; пьют крепкий, пахнущий дымом очень сладкий чай, приготовленный в жестяных походных котелках. Они не бывают дома от пяти до шести недель кряду, пока не пригонят свое ревущее, месящее грязь стадо на пункт, где его сортируют и отбирают: качественные экземпляры на мясокомбинат Брума; только что отлученных от матери телят — для клеймения; телок — к быкам для спаривания. Затем объездчики выезжают снова. Как правило, в каждом отряде имеется одни белый наездник, остальные аборигены. Настоящий скотовод должен всегда быть готов к тому, чтобы выпрыгнуть из седла, схватить дикого буйвола за хвост, умелым движением повалить животное весом более чем в полтонны, затем связать его ноги, сесть на спину и с чьей-нибудь помощью поставить клеймо, кастрировать прямо на месте и отпилить рога.

Некоторые животные убегают, поэтому в этих районах бродит много диких буйволов, но в конце концов и их ожидает общая участь. Скотоводство ведется довольно кустарно, и ничего, по-видимому, здесь в ближайшее время не изменится. Одна изгородь на станции стоит шестьсот фунтов за милю и даже дороже. При этом надо учитывать, что на Фосснл-Даун, например, самая дальняя граница участка находится в восьмидесяти милях от усадьбы. Вот почему владениям нужен большой капитал в масштабе, который может быть обеспечен лишь компаниями с безграничными ресурсами. Если вычесть стоимость перевозки, три или четыре годовалые коровы приносят сорок фунтов дохода каждая. Но жизнь животных целиком зависит от состояния пастбищ, и во время засухи они не всегда выживают.

В Фоссил-Дауне скотоводы загоняли стада лошадей во двор. Крепкие, тонконогие, с худыми боками животные. Выведенные от чистокровных производителей, они были быстрыми на коротких дистанциях и выносливыми на длинных. Умные и сильные лошади переносили многое. В Фоссил-Дауне их насчитывается около пятисот. Более точного числа никто не знает до тех пор, пока всех животных не сгонят для клеймения. Падежи очень большие. У многих поломаны ноги и повреждены спины, но самые большие потери идут от потравы травой, которая губительно действует на печень. Научное ее название Crotalia relusa. Ошеломленная лошадь не может остановиться на полном скаку, не может свернуть в сторону. Если она встречает на пути какое-нибудь препятствие, будь то стена или дерево, то натыкается на него головой, вместо того чтобы отойти, и в конце концов падает и умирает. Лечения пет никакого. Ученые нашли лекарство для иммунизации животных, но оно еще не введено в практику.

Каждый скотовод держит своих лошадей и пополняет на ежегодном смотре скота. В сапогах со шпорами и широкополых ковбойских шляпах, завязанных на подбородке, со свисающими изо рта сигаретами они сидят на деревянных перилах, подогнув ноги, их широкие опаленные солнцем лица неподвижны; они смотрят, прищурив глаза, на стадо лошадей, которые, опасаясь докучливых мух, вскидывают гривы и обмахиваются хвостами, поднимая копытами пыль во дворе. Но вот кто-либо из них высмотрел лошадь. Он поднимает руку или кивает головой, и лошадь на этот сезон будет принадлежать ему. Если два человека выбирают одну и ту же лошадь, они в конце концов договариваются по-хорошему, иногда бросая в качестве жребия монетку. Затем каждый скотовод укрощает новую лошадь и ухаживает за ней.

В ту ночь мы снова выставили наши кровати на лужайку, но в полночь проснулись от дождя, выбивавшего барабанную дробь по железной крыше. Днем Джон все время нервничал, так как боялся, что не сможет вернуться к своим овцам. Он должен был пересечь пересохшую реку Маргарет. Но если воды реки наполнят русло, он будет вынужден слоняться без дела несколько дней или недель, а если Маргарет выйдет из берегов, то его вынужденное бездействие может продлиться и месяц. Брюс повез Джона в «джипе» по дну реки, которое уже было на шесть дюймов покрыто водой. Наступило утро, а Брюс все еще не возвращался. Вокруг нас вся равнина оказалась затопленной, за завтраком (бифштекс, жареные яйца и картофель) все чуть ли не пели от радости. В нескольких сотнях ярдов от имения дорогу пересекал обмелевший ручей; накануне я его даже не заметила, а сейчас он превратился в стремительный поток.

— Мы перейдем его вброд, — сказала Аннет.

Вскоре, однако, пришлось плыть. Вода была довольно холодной, вся коричневого цвета, как тянучка из сахара. Каждый ручеек на холмах каскадом устремлялся вниз, смывая, на пути мелкий песок от скал и валунов. Никто никогда не строил здесь среди хребтов Кинг-Леопольд плотин, барьеров, трасс, защитных сооружений от эрозии почвы. Мы плыли, шли вброд, снова плыли, хлюпали по колено в грязи, в теплой конфетной жижице, пока не достигли плоского берега реки Маргарет. Она действительно стала теперь рекой — около сотни ярдов ширины, пятнадцати или двадцати футов глубины — и несла с собой бревна и стволы деревьев. На другой стороне была отмель, где виднелась маленькая фигурка. Мы узнали Брюса.

У нашего берега реки была привязана небольшая шлюпка. Однако мотор ее упорно отказывался работать. Более часа два парня тянули его на веревках через болота к механику. Брюс сидел, терпеливо ожидая; несомненно, он был голоден, так как опоздал к завтраку. Парни вернулись, но мотор продолжал капризничать. Прошел еще час, и Аннет предложила грести. Эта идея была подхвачена с энтузиазмом. Ребята забрались в шлюпку, но тут один из них уронил весло, которое сразу пошло ко дну. Брюс поднялся на ноги, но потом сел снова. Он опять остался без еды.